Том 1. Стихотворения

Там руки крепнут крепью, Там всюду комсомол, Там все дела конкретны, Там не слова, а тол. Там по три смены эхо Дрожит взрывной волной. Желаете поехать? Поедемте со мной! Не бойтесь, не вербовщик, Ни в чем не обману. Я от стиха рабочий И строю всю страну. Оставьте дом и кухню, Галдеж и примуса. Нам ветр споет попутный: — Вперед, на Томуса! Ребята, есть работа: Двухсотметровый пласт, И ждет он не кого-то, А нас — и только нас! 1956

Север

Край наш — лес, да вода, Да морошка. Да висят невода У окошка. Да носами ладьи В берег тычут, Да тоскливо вдали Чайки кличут. Пахнет хвойным, лесным, Черемшою Да брезентом речным С чешуею. У реки, у весла, У мережей Из травы поднялся Край медвежий. Синева у осок Гуще меда, Так и льет на песок С небосвода. Где блеснет серебро — Это рыбы. — Эй, за сеть, за весло, Неулыбы! Край наш! Руки в смоле И в рябинах! Хлеб на нашем столе Рос в глубинах! 1956

В чайной

Осенью Первоначально Тянет В закусочную и в чайную, Не на вино и квасы — На созерцанье красы. Там, Среди этикеток с наклейками И бурлящего в горлышках зелья, Ходит, как по лесу солнышко летнее, Молодая, тридцатилетняя Геля. Геля? Русская? Даже крестили? Это сверх пониманья! Сколько имен появилось в России, Кроме Ивана и Марьи! Геля. Гелиос. Роза в простенке. Русский Равнинно-лесной самоцвет. Она, как светило, сияет в райцентре, Потому что электричества нет! Вы напрасно ей улыбаетесь, Тешитесь тайною мыслью: «А может?» Нет! Она не из тех, Ошибаетесь, Сердце свое кому зря Не предложит. Писали ей письма, объяснялись на слове, Сватали, даже грозили убить, А она глядела глазами прекрасными И говорила: — Мне двух не любить! Кто же он? Балалаечник тихий, Святой чудачок, виртуоз на струне. И звать-то его по-чудному — Епифий, И ходит-то он не в пальто — в зипуне. — За что ты его полюбила? — пытают Районные дуры, глядя в ридикюль.— Зачем ты с ним ночи свои коротаешь? Что значит он, твой балалаечник? Нуль! Она заступаться не думает даже, Слова бережет в узелке своих уст, Лишь скажет им робко: — А мне он гораже, Больнее, чем погнутый бурею куст! Торговля скомпрометирована дельцами, Кто ее не пробовал клясть! Но разве можно с такими глазами Красть? Стою у стойки, не пьющий спиртного, Не знающий водочной азбуки, Хотя переулками мира блатного Водила судьба меня за руки. Веселье из горлышка льется, Кричат со столов во весь рот: — Кто это возле буфетчицы вьется? Скажите: пустой номерок! Она как не слышит: — Огурчик в рассоле. Хотите семги? Кусочек сига? Халва, холодец, колбаса, патиссоны! — Все продает она, кроме себя! 1956

* * *

Изо всех текучих рек России Воду пил я и поил коня. На крыльцо хлеб-соль мне выносили И встречали песнями меня. И сажали в угол под иконы, И несли с капустою пирог, И глядел сурово мой знакомый, Древний, окривевший с горя бог. Пристани, разводья, полустанки, Лапти, лыки, валенки и хром, Молнии, прибои и раскаты — Все срослось навек во мне самом. Вся моя душа — пехтень и короб, Песен в ней — что осенью опят, Все они, как бабы у задворок, Радуются, плачут и вопят. Я стою, как мастер корабельный, Паруса чиню всю ночь в порту. И звенит восторг мой беспредельный, И слова колотятся во рту. 1956

* * *

Лесное волхование Само собой творится, Здесь нет согласования — Природа не боится! Захочет — закукует, В зобу ручьем забьет. Захочет — затокует. И кровью бровь нальет. Захочет — онемеет, Все закует во льды. Напрасны, современник, Тогда твои мольбы! То опрокинет спектры Над чащей голубой, То горстью бросит ветры Вдоль заводи рябой. А ты пошто робеешь В своих ветвях, поэт? Или не умеешь? Иль силенки нет?