Том 1. Стихотворения

Придет рассвет, и пасмурен и мглист. Я буду птичьим выкриком разбужен. И на плечо мне сядет первый лист, Как первенец осеннего раздумья. 1956

Я был ручьем

Е. Евтушенко

Я был ручьем под травами, Я грузом был под кранами, Я тек каширским током на Москву. Меня за белы рученьки Вели по трапу грузчики К ржаному и соленому куску. Каспийская, балтийская, Соленая, смоленая, Высокая, веселая волна На грудь мою кидалася, При встрече улыбалася, Ласкала, как любимая, меня. На яростном, и радостном, И на сорокаградусном Морозе я калил себя не раз. Ветра меня проветрили, Моря меня приметили, Мне руку жали Север и Кавказ! И чем я в жизни выстоял? Душой ли гармонистовой, Смирением ли девичьим, Иль тем, что я — бунтарь? Иду в лесах аукаю, Не прячу и не кутаю Свой травяной букварь. А надо мною — радуги, А подо мною — ягоды, И льющийся, смеющийся, Щебечущий восторг. И сквозь настилы старые, Как из подземной камеры, Моя трава растет! 1956

Застольное слово

Нет! Не целил стихи свои в вечность! Не рисуюсь я в этом, не лгу, Я хотел, чтобы только сердечность В них росла, как трава на лугу. Не хотел я себе хрестоматий. Пусть вольнее гуляет строка! Я хотел, чтобы стих мой с кроватей Подымался по зову гудка, Шел на стройку в своей телогрейке Класть бетон в угловые торцы, Или где-нибудь струйкою в лейке Опрокидывался на огурцы. Я хотел, чтобы он пробирался, Как спаситель, в гнездовье беды, Чтобы он под плотами плескался У днепровского края воды. Я не знал ни почета, ни славы, Знал лишь бури, волненье в крови. Полновесное жито державы Тяжелило ладони мои. Мне могучие сосны по росту, Стих мой тонет по шею в хлеба, И влюбленно ласкают колосья Бороздящие прорези лба. 1956

* * *

Е. Винокурову

Мну слова, как глину, как тесто, На кирпичи и на калачи. Каждое слово не минет ареста, Если не будет острей, чем мечи. Сколько с утра у стола их толпится, Возле скрипящей биржи труда. Каждому слову на полке не спится, Каждое слышит: — Туда! — Не туда! Нежное слово, как нерест налимий, Грубое, как рукава кузнеца, Яркое, как переспевший малинник, Горькое, как аромат чабреца. Слуги мои! Я — ваш царь! Не покиньте! Врезался крест мой в покатости плеч. Самое свежее слово мне выньте! Правду глаголить, истиной жечь! 1956

Лебеди

Три метра дороги накатанной, санной Весенняя льдина на Каспий несет. А лебедя — вот непонятный и странный! — От теплого юга на север влечет. За что он так любит его? Непонятно! Как жаворонок и как скромный скворец, Он каждую вёсну обратно, обратно На Устюг, на Вологду, на Повенец. Он пищи особой в озерах не просит, Гусям признается: — Что мне, то и вам! — Он даже рубаху отбельную носит, Чтоб нравиться северу, белым снегам. О лебеди! Милые птицы! Летите Изведанной вами дорогой большой, И дивные песни на север несите, Я тоже, как вы, северянин душой! 1956

* * *

Я сегодня облюбую, Как отраду обрету, Эту речку голубую И черемуху в цвету. Эту розовую кашку И мохнатого шмеля, Что рассказывает сказку Про тебя, моя земля. Это облако над полем С золотым шитьем боков, Эту жажду пить запоем Из гремучих родников. Этот тихий полустанок, Где за тыном огород, Где знакомый полушалок Целый день пилотку ждет! 1956

* * *

Эскалатор подымает наверх Озабоченность рабочих лиц. Почему же я, чтоб землю славить, Не про них пою, а про синиц? Им железо надоело в цехе, У мартеновских печей. Пусть услышат радость в детском смехе, В разговоре галок и грачей. В этот ранний час я с вами. Прочь заботы! Утром ли грустить? Хорошо бы с рук над головами Голубя пустить! 1956

Гроза

Дождь горстями крыжовника в крышу, Конопатчиком и колотушкой в пазы. О, с каким упоеньем, с восторгом я слышу Голубой разговор первомайской грозы. Тра-та-та! И клинки из ножон уронила, И ударила в камень, в карьер, где ломы, Мягкой пахотой огненно проборонила И исчезла, и только полынь и дымы. Я калач изо ржи, Я, канатами тертый, Знаю скрипы лебедок И вскрики цепей.. О, греми и выбрасывай Воздух наш спертый И веди к нам живое Дыханье степей! 1956

* * *

Пушкин на паперти слов со слепцами, Лермонтов с ревом Дарьяла в строке, Фет под усадебными чепцами, Тютчев в ученом своем клобуке. Блок с утонченным лицом херувима, Милый Есенин в траве до пупа, Уличный лирик, Владимир — громила, И Пастернак, рассыпной, что крупа. Все подключились ко мне. как к МОГЕСу, Звездочку дали свою: — Ты герой! Катят меня, ветродуя, повесу Благоволящей к поэтам Курой. Слава вам, воины лиры! И в стремя Ногу вдел, ободрав до колен. Вижу, как тужится жалкое время Расколдовать, обезвредить ваш плен. Руки умеют и все же робеют, Рядом великие образцы. Слов не хватает, губы немеют. Лоб в испаринах мук от росы. Здравствуй, верстак мой! В сторону робость, Дайте досок с терпким запахом смол. Льется из жил моих звонкая радость, Стих родился и без нянек пошел! 1956