Том 1. Усомнившийся Макар

1919, XI

Знание

Нам радость незнакомая В тебе горит, познание! В груди живет истомою Тоска, от тьмы отчаянье… Душили мир страдания, Но жизнь светла надеждою — И ты пришло, о знание, Под красною одеждою..

Субботник

Волей рожденный чудесной Всечеловеческий труд… Люди под ношею крестной Счастье себе обретут. Братские мощные руки Кровью налиты одной… Наши грядущие внуки Будут семьею родной. Мы под железными стонами Счастье для мира творим. Мы трудовыми подъемами Землю сжигаем и сами горим.

Май

Мы живем под солнцем голубого мая, Пламенем желаний наша грудь полна. Мы растем все выше, силы отнимая От земли и неба, где горит весна. И в огне восторга поднимаем молот, Разрушаем горы на своих путях… По земным пустыням строим Новый Город, Запоют машины в каменных сетях. Без числа и меры, без конца и края Мы покрыли землю, мы сжимаем мир… Загремела песня, в сердце замирая, И слились просторы в бесконечный пир. В этот день, ликуя, брат стал рядом с братом, Загорелась в каждом ясная звезда… Катится и стонет, и гудит набатом Радость и смятенье — ураган труда.

1920 г., 1 мая.

«Над голубыми озерами…»

Над голубыми озерами В сумерках мрут облака, Синими чистыми взорами Замерла в небе тоска. Влажный камыш наклонился, В думе глядится на дно, — Ранний ли сон ли приснился, Ночью ль открылось окно… Странник бредет неустанный В темных полях по тропам, Путь неизвестный, желанный Лег по пустыне к горам.

Кузнецы

Снова в руках молотки и зубила, Песней весенней залились станки. Пламя железо в горне раскалило, Куйте его, кузнецы-батраки. Буйные дети борьбы и свободы, Куйте железо с зари до зари, Нивы покроют зеленые всходы, Песнь про вас сложат в полях косари.

«Солнце жжет арбузы, зеленит огурцы…»

Солнце жжет арбузы, зеленит огурцы, Обратило к себе всю подсолнухов рать. Еще тверды бобы, как у девки сосцы, Впору только теперь воробьям их клевать… Солнца ясен заход, ночь в теплыни идет И тоскою зовет на село. И натянешь зипун, сердце болью кольнет, Поплетешься без песни, с душой наголо… На околице визг, чуть задавленный смех, Парни мечутся с ласковым зовом. Отпустили с цепей древний прадедский грех, Льнут друг к другу в желании новом… Месяц поздно взойдет, перед самой зарей, Все, сморившись, уснут — кто где как. Небо вздернется легкою бледной корой. По дороге раздавишь собачий костяк. Далеко зазвенел на жалейке пастух, У колодца стонает бадья, Закадился росою прохладною луг, Солнце грянет чуть-чуть погодя.

Праздник силы (Ко дню всевобуча)

[текст отсутствует]

Дорога

Глухая лесная дорога И мшистый коряжистый пень… Путь крестный народа немого, Душа чья — граненый кремень. Проселки в узлистом сплетеньи Раскинулись вкруг деревень, Где страхом куется терпенье, Покоится рабская лень, Сузятся у пашен в тропинки, И — дальше былиночки мнут, Средь сел поприжмутся к лозинкам, С околиц же прямо бегут. Их манят поля и просторы, Где странники молча бредут, Ногами босыми узоры Версту за верстой по ним ткут. Сгорбясь под сухарной сумою, Идущие песни поют И звякают ржавой клюкою. А песни за море зовут…

Путь в горы

Поля бурьяном зарастали, И зверь по чащам ликовал. А мы пришли — зубцами стали Плуг рвы и степи запахал. Живое солнце в красных жилах Дробило землю на куски, Отцы ворочались в могилах, Колосья вспухли, как соски. Мир раскаленный был враждебен, Спала машина в недрах руд. Но человек родился гневен — Его путь в горы долог, крут.

Напор

Рука с рукою мы стали рядом, Дыханье брата — мой тоже вздох. Удары сердца — разрыв снарядов, И взор ответный взор зажег. Душа убита, и жизни нету, Весь мир в железе надет на штык. Мы рубим корни у всего света, Победа наша — смертельный крик. В день истребления — земля пустыня, И каждый зверь в ней господин, На небе солнце тогда остынет, Не нужен миру властелин. Под нашим шагом цветы сгорают, Мы — гибель всем, кто не погиб. В волне кровавой поля рыдают, Мы выпрямляем путей изгиб. Душа с душою — дыханий ветер, Земля и небо — океан. Над головами не жизни ветви — Свинца и меди ураган.

Оратор

[текст отсутствует]

«На реке вечерней, замирающей…»

На реке вечерней, замирающей Потеплела тихая вода. В этот час последний, умирающий Не умрем мы никогда. Мы твой зов, твой голос всюду слышим, Тишина и сон твоя душа. На руках у матери не дышим, Без возврата ночью шла межа. Свет засветится, неведомый и тайный, Над лесами, ждущий и немой, Бьет родник, живой и безначальный. Странник шел и путь искал домой…

Конный вихрь

Пролетарской коннице

По морю, по морю земли Храпят табуны лошадей. Гонят в ущелье петли Безумное стадо людей. Пики их жалят и жалят, Души секут пополам, Брызгают трупы и тают, Трупы — дорога коням. Копыта вонзаются в череп, Сердце в груди дребезжит — Красноармейцем стал мерин, Смертью ревет и визжит. Топчут пустыни копыта, Топчут и рвут города. Крепость гранитная смыта — Жизнь никому не отдам. Враг под ногами не дышит, В землю вогнал его конь, Победы моей не услышит — Красный ликует огонь.

Фронт

Артиллерийский звон колокольный В стены набатом гудит. Башни взлетают, дворцы загораются, Пыль кирпичей в облаках. В город расплавленный молот опущен, Брызгает пламенем камень домов. Трупами люди мостят переправу, Падает к братьям брат на штыки. Дрогнуло вздохом зарево в взрыве, Комом свинцовым запущена смерть… Гневный поток размывает дороги — Пушки, колеса, лошади — мы… Выгнула спину крепость — плотина, Дышит гранит, как живой. Трубы без дыма отрублены в небе, Будто слепые глаза. Но целы машины под цинковой крышей, И слушают чутко станки… Лопнет плотина под силой напора (Разве ей скажет кто: стоп?). Сжатая мощь водопадом сорвется, Смоет, сравняет трупов бугры, Люди грудь с грудью к трупам сойдутся, Брат не нанижет брата на штык… Долго идем мы, не видим друг друга, Стены кругом нас и камень в душе; Но мы заложили пуды динамита В камень, в гранит, под бетон. Врата родного мы в жертву отдали, Шнур поджигали живою свечой. Но мы пустили под облако пылью Стену и душу сухую врага… Человек человеку навстречу По крови шагает, шагает века.

Мальчик

В вечер летний, тихий и тоскующий, Звезды с неба травам говорят. Домик скрылся и зарос садами, И в окне белеется звезда. Спит Волчок в репьях под лопухами, Сердце человечье у него во сне, И во сне рекой уходят звезды, А земля без края и дорог. Ночью каждый от себя уходит, Понимает, а к утру молчит. В поле грудь волнуется и дышит, Люди встали и глядят. Мать до света белого качала Мальчика в корыте на полу. Домик крышей светится под небом, Мальчик мается, руками говорит. Сны его несут далеко, Улыбаются и на руки берут. Мать другая грудь сосать давала, Много рук протянуты и ждут. Он не знает, никому не скажет, Отчего и ночью так светло, Отчего во сне он говорит и любит, А днем немой и ненавидит. В самый полдень, когда поле выгорало, Заметался мальчик и открыл глаза. Мать давно томится на работе, Чуть змеится время, долго до гудка… Снова шепчет вечер, тихий и печальный, Серебряные струны в небесах поют. Подушка навалилась на лицо ребенка, Пух во рту горячий прожигает дух. В дверь Волчок заскребся, Мухи ноют тише, за окном забор. Вышла у соседей на крыльцо невеста И одна запела. Тянется не рвется тоненькая нитка, Капля бьет по капле, а полны века… Мальчик замирает, видит сон последний, Будто мать уходит, больше не придет. Без конца заборы, темные дороги, Наверху просторно, тихо и светло. Села мать на камень, руки протянула И одна поет. Умер мальчик. Белый, он светился ночью, Не в корыте он один заснул. На него в окно смотрели звезды, К свету мухи облепили весь живот.