Том 1. Усомнившийся Макар

Домой

Утром трава просыпается, Дышат, шумят воробьи. Ты с человеком не встретишься Тут под навесом зари. Долги дороги из камня, Жарок подножный песок, Глаз у звезды закрывается, Тянется солнце рукой. Эти поля и дороги, Этот стонающий день, Жмется к тебе и тоскует Земная пустая душа. Думаешь. Видишь далеко, Нет никого на пути — Странница богом согнута, Деревня, солома, плетни. Тут я любил и родился, Братца таскал на руках, Землю большую увидел, Боялся, умрет моя мать Летние дни улыбаются, Реки текут в серебре, В поле песок загорается, Мать дотемна не придет. Братца ношу, утешаю, Постом ему минет годок, Любит он, смотрит, смеется, Думает, я ему мать. К вечеру день опускался В темь затаенных лесов, Ночью росой там купался, Утром ребенком глядел. В поле играли мы с братом, Город лепили в песке. Сеня поднялся на ножки, Со страху моргать перестал… Дома все зяб он и жался, Вечером есть не хотел, Пеною утром закашлял, Пух животом и синел. Мать не пошла на работу, На руки Сеню взяла. Глаза он открыл и не видел, Ложилась на них пелена, В полдень заснул и во сне засмеялся, Руками ловил и стонал…. День прогремел и на лес опустился, Шла, уходила река. Стих ночью Сеня, В рот взял мой палец, Глазами глядел, а дремал. И день весь, и ночь всю другую глядел и дремал. Утро настало. Чуть вышел день. Сеня проснулся и руки поднял. Глазами повел далеко, как слепой, Будто ушел и забыл оглянуться… Плавает солнце по небу одно, Странник, отставший в степи, Ходит и ищет дороги-пути. Плачет с ним вместе земля. Рожает она, хоронит и любит, На солнце глядит каждый день. Могилы, поля, и плетни, и деревни, И смерти и жизни нету конца. Когда же дойдем мы до дома И в нем до утра отдохнем. Сойдемся, увидим умерших, Забытых, далеких вернем. Когда ж эту смерть вместе с жизнью Сожгем в яме скорби своей, И встанем с соломы детями У матери в доме родном!

Мысль

Жизнь еле тлеет под камнем смерти, Изнемогает в борьбе со тьмой, — Свалите камень, земные дети, Пусть станет истина ее душой. Над нами солнце и в нас рассвет, Все реки светятся до дна. И в нас восходит светлейший свет, Ничья не будет душа одна. Мы все воскреснем, живыми встанем, Родился новый сильнейший бог. У бездны дна теперь достанем, Сойдутся братья с больших дорог. Мысль человека стала богом, Сознанье душит зверя тьмы. На царство сядет царь убогий — Ни ты, ни я, а — мы.

Сын земли

Опустилась с неба раненая птица, Поперек дороги ей легла гора. Жизнь, полет высокий, только тихо снится — У костра со звездами до утра игра. Крылья холодеют и на шее камень, Глыбы на дороге, смерть и тени тайн, Глыбы шевелятся, шевелятся сами, Горы над горами, как над бездной край. Где ж гнездо и мать тут у небесной птицы, Только тьма пещеры для прохода тайн. И без шума мчатся тени вереницей, Смерти, жизни нету, вечно ожидай. Птица еще бьется, есть под сердцем дети, С нею прилетели с голубых равнин. Если мать не дышит, то у них нет смерти, И вздохнет и выйдет из утробы сын. Из утробы мертвой он один родится, Перемрут под матерью многие птенцы… До конца сын будет с смертью, с тайной биться, И его поманят звездные венцы. Через глыбы, горы тайн и неизвестного На коне Ненависти пронесется сын. В вихрь и ночь безумия, жаркого и тесного, Он на крыльях пламенных врежется один. Это мать убитая, брошенная с неба, Через горы бросила сына к небесам. Все птенцы подохли с голоду, со слепу И лежат на камнях черной кучей там. В сыне мать открыла снова небу крылья, И смеется звездам из-за глыб и гор, И летит звенящей, белой, звездной пылью В тихие равнины в голубой простор. Прошлое, далекое, всю немую вечность, И холодный камень, тайную звезду — Все поймет, полюбит, кончит бесконечность И на крыльях вскинет Сын на высоту. Это мать убитая в нем летит и ищет, Никогда не кончит своего пути… И живых и мертвых с гор высоких кличет На дороге дальней всех птенцов найти.

1920, 7 ноября.

Слепой

Песню ночью никто не услышит, Тихую песнь без певца. И тебя и меня она кличет, Как без матери в поле слепца: — Ты испуган, ты вытянул руки, Стужа тьмы, пустота, пустота. Ни отголоска, ни звука. Ты потерян, забыт, ты отстал; О, не бойся, слепец позабытый, Больше всех ты своей слепотой, Одному тебе тайный и скрытый Свет открою и буду сестрой. Мир подымешь на слабые руки, Что захочешь, полюбишь — твое. Ты испуган, слова твои глухи, Ты — любовь, твое сердце — в моем. У стены, у стены на дороге В смертном ужасе замер и ждешь, Ждешь, приедут холодные дроги — Не откроешь глаза, а сожмешь… Ты живой, ты живой, ты единственный, И стена — только дым на глазах, Ты слепой, но в тебе свет таинственный, Ты у мира один на часах. Никого, а себя испугался, В ослепительном свете ослеп И один от ушедших остался В поле темном на мертвой земле. Для тебя одного невозможное — Крылья радости, вольный полет. И все тайное — только ничтожное, Только тень от открытых ворот. Ты оживший, спасенный спаситель, Тихий голос твой — миру закон. Ты вселенной единственный житель, Твоя истина — утренний сон.

* * *

Песню ночью никто не услышит, Тихую песнь без певца. И тебя и меня она кличет, Как без матери в поле слепца.

«Мы пройдем тебя до края…»

Мы пройдем тебя до края, Небо, тайна голубая. Мы любовь, мы — мысль вселенной, Звезд зовущих странник пленный. Мы идем в темницы тайные, Там красавица печальная Не дождется часа светлого, Будто песнь, никем не спетая.

Много матерей

В мире большом и высоком Много дорог и домов. Небо — колодезь глубокий, Мать не поймет моих слов. Много идут матерей, Только чужие и мимо. Нам ни одна не откроет дверей, На руки с лаской не примет. Нищими ходим мы по земле — Мать ли не встретим в замолкшем лесу… Каждый замучен, от пыли ослеп, Сердце до матери я донесу. В городе праздник — дома и огни. Дети бредут и все просят любви — В поле мы были одни и одни, Мать, хоть чужая, нас позови! И протянулись к нам белые руки, Полные груди ждут с молоком… Шли по дорогам мы в радостной муке — Есть и у брошенных матерь и дом. Нам улыбнулись деревья и камни, Каждого любят мать и сестра, Стали мы всеми, все стали с нами, Будто в степи у большого костра.

Дети

Не сгорает город огненный, Весь в страдании торжественном. Из машин стальных бьют молнии. Вышли трубы грозным шествием. Мы безумную вселенную Бросим в топку раскаленную, Солнце древнее, бесценное Позабудется, сожженное. Оборвем мы вальс тоскующий — Танец звезд, далеких девушек. К ним идет жених ликующий — Сжечь обитель светлой немощи. Не любовь мы, а познание, Сердце было — ком тоски. Мы ворота ищем тайные Уплывающей реки. Наши дети не родились, Не родятся никогда — Через вечность мы пробились, Будем биться, жить всегда. Дети — сладкое бессилие, Сказка радостная смерти. Мы ж невянущие лилии, Мы смеющиеся дети.

Во сне

Сон ребенка — песнь пророка. От горящего истока Все течет, течет до срока, И волна гремит далеко. Ты забудешь образ тайный, Над землею неба нет. Вспыхнет кроткий и печальный Ранний утренний твой свет. Ты пришел один с дороги, Замер сердцем и упал, Путь в пустыне зноя долгий, Ты, родной мой, тих и мал…

«Тиха дорога, неизвестна…»

Тиха дорога, неизвестна, У брата горячи глаза, Мир тайный — сонная невеста, Мы — предрассветная роса. Конца мы ищем бесконечного, Мы знаем — есть у бездны дно. Но одолеем зверя вечного, Когда с ним станем заодно. Мы меньше трав и тихих нищих, Глаза у нас небес ясней, Песка подводного мы чище И всех зверей живых сильней.

Последний шаг

Из вскрикнувшей разрубленной вселенной Рванула мир рабочая раздутая рука. Пришли до срока, без гудка мы — радостная смена, Все времена ушли в подземные забытые века. И ближе светит солнце, везде, везде — наш дом, И ты мне друг и брат, она сестра — сестра. Земля — железная машина, течет по проводу к ней гром. Смеемся мы, любовь не перескажем с утра и до утра. Бессмертье заработали мы смертью и могилой, От наших глаз не скроется небесное лицо, Жизнь раскаляется до дна глубокой тайной силой, Работа — наш отец, мы не расстанемся с отцом. Мир будет тишиной. Пройдем его до края, Нет никого нигде, товарищи машины сверлят небеса. Летит звезда к земле, никто не умирает, У человека навсегда задумались глаза. Живут в нас все — погибшие от смерти, Кто ночью падал в городах, Замолкшие в могилах дети… Мы сокрушающий, последний шаг.

Судьба

В звездной безутешной смертной тишине После ветра, после птицы мы родились на земле… Чуть в неуловимой тихой вышине Радуется — стонет песня на селе. Вечность мы обнимем вечером рукою, Девушку испуганную, утреннюю тень. Выйдет солнце громкое над большой рекою, Никогда не смеркнется наш великий день. Музыка на празднике гибелью гремит: Кинулись товарищи в улицы на бой. Далеко, за гибелью, спасение летит С пополам разрубленной, конченной судьбой.