Том 12. Стихотворения

БЕГСТВО В СОЛОНЬ

Поэту Меранту

1 Последуй, друг, за мною. Как свеж покров лесов! С крестьянскою зарею Встают здесь в пять часов. Париж — он дышит смрадом, Рычит он, дик и хмур, И корчится под градом Злодейств и авантюр. Какой закон зловещий, Чудовищный закон! Все опошляет вещи Новейший Вавилон. 2 Спеши. В таком я месте, Где сумрак и мечты. Здесь отдохнем мы вместе Вдали от суеты. Креста изображенья, Легенд старинных вязь… Игра воображенья С природою слилась. Почти под каждой дверью Здесь вымыслы сидят, И духи, по поверью, Все очаги хранят. Здесь эльфы льнут к нимфеям; В сплетеньях небылиц Здесь счет потерян феям. Их больше здесь, чем птиц. Любимица хибарок, Им сказка на порог Приносит, как подарок, Гнездо, где гном прилег. Склонившись над заливом, Здесь леший-весельчак Бросает в ноги ивам Сверканья полный мрак. Здесь фавн в зеленой сени Шершавою рукой Любовников колени Сближает в час хмельной. И домовой в загоне Скребется у стены. Пруды ночной Солони, Как зеркала, бледны. Кувшинки в легкой дрожи Под сенью камыша На девственниц похожи: Их светится душа. 3 Здесь все по воле бога Живет, растет, цветет… И вереска так много, И ясен небосвод. В краю дубов тенистых Живу теперь один; И воздух — весь лучистый, И блещет даль равнин. Убежище себе я Нашел в лесной тиши, Где только ветер, вея, Льнет к листьям. Ни души. Еще в беседке сплю я — А, золотом горя, Румяная, ликуя, Является заря. Мне хмель щекочет ухо: «Вставай! С приходом дня!» Назойливая муха Жужжит, будя меня. 4 Взываю: стань свободным, Беги от катастроф, — И здесь, в дрожанье водном, Родится трепет строф. В любом пруду случайно Найдешь поэму тут. Даны озерам тайны, А в нас мечты живут. Стиху порой охота, Как ласточке, крыло Вдруг обмакнуть с разлета В озерное стекло. Шла муза в час чудесный К Вергилию во мгле, И слезы куп древесных Лежали на челе. Криницы, шпажник, буки, Травы пахучий мир Влагать в идиллий звуки Учил еще Титир. Сонет слагая Пану, Всю в росном серебре С лягушками поляну В катрене дал Сегре. Когда Ракан Бабетте Пел славу, с челнока Подслушал на рассвете Он рифмы у чирка. И я — даю в том слово! — Вступлю на путь эклог: Мартына-рыболова Гюго прославит слог. Ведь даже в строгой оде Та зелень разрослась, Где бродит на свободе Титания, смеясь. Проснулись, друг, озера, И вот, по зову их, Другая входит флора В александрийский стих. И, выплыв из затона, Где некий дух живет, Накал иного тона Наш стиль приобретет. Приди. Отдайся чарам, Чтоб в снах твоих возник Склоненный к ненюфарам Задумчивый тростник.

ДОНЬЕ РОЗИТЕ РОЗЕ

1 Этот голубой малыш, Что по воздуху несется И всегда, когда ты спишь, Ногтем в дверь твою скребется, Он — мечта моя. В мольбе У порога ждет, робея, Хочет он войти к тебе, Быть хоть прихотью твоею, Быть твоим слугой. Кого ж Ты найдешь еще примерней? Он в лучах зари вечерней Так на ангела похож: Крылья — с именем твоим, А с моим — его колени. О прекрасная, ты с ним Сговорись без размышлений. Он проворен и смышлен, Весел, нежен чрезвычайно, Но меня поранил он Ногтем розовым случайно. 2 Пусть к тебе без промедленья Входит бедная мечта; Бедность ведь не преступленье. В сердце дверь не заперта, И твое не на запоре. Так мечте, летящей к вам, Открывайте же, не споря; Отворите дверь, мадам. Я страдаю. Равен году Миг короткий для меня. Мой гонец, обет храня, Все свершит тебе в угоду. Твой прелестный лоб едва Тронув легкими крылами, Он огонь зажжет сперва, А потом раздует пламя. Твой оберегать покой Полон рвением единым, Будет он пока слугой — После станет господином.

РОЗИТЕ

Любить ты не желаешь, злая? Весна в печали слезы льет; Послушай, что в расцвете мая Влюбленный соловей поет. Знай, без любви ни обаянья, Ни прелести у женщин нет. Без солнца в небе нет сиянья; Оно зайдет — погаснет свет. В урода можешь превратиться, Когда любить не будешь впредь. Поет об этом песню птица, — Другой она не может петь.

СВОЕВОЛЬНОЙ КРАСАВИЦЕ

Любовь — смятенье, Но страсти дрожь В одно мгновенье Передаешь. Пока, вздыхая, Гляжу с мольбой, Ты, дорогая, Шути и пой. Не верь признаньям, Пока, любя, Я с упованьем Молю тебя, Пока, рыдая, Кляну недуг… Страшись, когда я Дрожу, мой друг.

СЕЛЬСКИЙ ПРАЗДНИК ПОД ОТКРЫТЫМ НЕБОМ

Бал. Сельский бал. Войдем в палатку, Усмешку прочь стерев с лица. А голос музыки украдкой Уже волнует нам сердца. О ужас! День еще в разгаре, А здесь — галоп во весь карьер. С Мадлон — отнюдь не робкой — в паре Отнюдь не сонный пляшет Пьер. Глядим, как жарятся каштаны, Как пиво пенное течет, Как пирожки горой румяной Веселый соблазняют рот. Приходит вечер. Прочь заботы! Обед на травке полевой… И каждый нежен отчего-то, И каждый — молодец лихой! Тенист зеленый свод дубравы, Белеют скатерти под ним. Честны невинные забавы, А небосклон необозрим.

РОЗА СЕРДИТСЯ

Что с вами случилось? Вы в ссоре? Влюбленные все таковы! Желанное «ты» в разговоре Внезапным сменяется «вы»; И тягостны сердцу оковы, День меркнет, и в чувствах разброд, И небо любви так сурово Влюбленных дождем обдает! Вот так-то беспечно порою Идем мы в зеленую сень, Обрадованные зарею, Сулившей безоблачный день, — А в полдень лазурный и жгучий Застигнуты мы невзначай Свинцовой подкравшейся тучей… Не прочь позабавиться май!

В РАЗВАЛИНАХ МОНАСТЫРЯ

Мы поем, восхищены Светлым маем, Щедрые дары весны Собираем! Шутим и смеемся мы Без смущенья Там, где слышались псалмы И моленья. Ново мне тебя женой Звать, родная, На веселый оклик твой Отвечая!.. Сколько ласковых затей, Сколько смеха! Нам из гулких галерей Вторит эхо. Рвем жасмин в тени густой И нарциссы За надгробною плитой Аббатисы. Игры в прятки по кустам Шаловливы, Хоть и достается нам От крапивы. В древней мгле монастыря Ярче, краше Разгорается заря — Счастье наше. Мы резвимся без забот И ликуем, И давно потерян счет Поцелуям Меж аркад, колонн, гробниц И ступеней… Это — жизнь веселых птиц В день весенний!

ЧРЕЗМЕРНО СЧАСТЛИВЫЕ

Когда с похищенной, с любимой Найти убежище ты смог На высоте недостижимой, Где вам свидетель только бог; Когда ее под пышной сенью Цветов ты соблазнишь упасть В ту бездну, что клубится тенью, Где тишины и страсти власть; Когда на дне той дикой чащи, Во тьме лучистой — вновь и вновь Целующим губам все слаще Твой вкус божественный, любовь; Когда до головокруженья Близка любовников чета, Когда в душе изнеможенье, И немота, и слепота; То в этом счастье не эдем ли? Не небо ли? И тем сильней Оно и раздражает землю, Что горний свет несносен ей. Такому счастью дуб огромный Завидует; смятенье чувств Оно несет лилее скромной: Ей розан стар, и луг ей пуст. Такое счастье, всем на зависть, Волнует старца и юнца; В цветах — и звездчатая завязь По нем тоскует и пыльца; И никнет гордый пестик долу (А он и есть душа плода); Оно за медом гонит пчелок И ветерки туда-сюда И птицам снится и стрекозам, Которых осенью так жаль, — Всему, что, в страхе пред морозом, Уносится куда-то вдаль.

ГОСТЮ ИЗ ПАРИЖА

Чтобы я был роялистом! Разве может длиться мгла, Раз заря на небе чистом Заявила: «Я пришла»? Вот, под номером и датой, Короли несутся вскачь… И даны им аттестаты: Вот король, читай — палач. Нет, я больше в них не верю. Кто ж преступным назовет, Что открыл я солнцу двери, Видел разума восход! Был я в школе, где былое Обучало нас, как встарь, Но, сломив его устои, Я иной учу букварь. В нем, узнай, о гость веселый, В нем природы голоса, Лилии не для престола, Не для виселиц леса. Нынче верю я, что право Всем чудесное дано На любовь и на забавы, На веселье и вино. В Домреми, в жилье простое, Эллин, ты пришел ко мне, Но, как скиф, перед тобою Я откроюсь не вполне, Не совсем… лесные тропки Пусть теряются в ветвях; Пусть стоит любовник робкий В приотворенных дверях. Я люблю здесь час рассвета. Здесь, в лесистой тишине, Есть отшельник, друг поэта, Есть и сыч — он недруг мне. В Домреми пленила сердце Мне волшебница моя. В вешних листьях, как Проперций, Звуки флейты слышу я. Мой восторг — стихов тетрадка, Пытка — женский силуэт. О, китайская загадка, Ревность! Худшей муки нет. Парижанкой молодою Я опутан и пленен. Каждый тополь над рекою В милую, как я, влюблен. В Вокулер, в Солонь ли мчится — Я за нею впопыхах. Сердце радо, разум злится, Словом, жизнь моя в цветах. Поплатился я душою, Аппетит я потерял, Оправданье ж есть большое: Башмачок ее так мал. Вот моя, брат, авантюра, А теперь давай решим Все забыть с тобой: цензуру, И священников, и Рим. Всюду ярмарки и пляски. А красавицы честны: Мне обещанные ласки Подарить тебе должны. Пей же и люби, счастливый! А король, шепну тайком, — Это бога нос фальшивый, Грубо склеенный попом.

ЦЕРКОВКА

1 По лесу я бродил весною… Шел дождь, и я промок насквозь. Зато мне чудное, не скрою, Найти местечко удалось. Лесная церковь — загляденье! Зеленый храм… В том уголке Услышит синей птицы пенье Любитель странствий налегке. Не из камней, однако, стены Той церковки в лесу глухом. Построили порой весенней Ее боярышник с плющом. Две ветки вход образовали, Их обвивает дикий хмель. Из листьев выложил спирали Искусный каменщик Апрель. Здесь архитектором природа, Но ей, наверное, совет, Как лучше выгнуть арку свода (Что выкрашен в зеленый цвет), Давали жаворонки, сойки И коноплянки, — ведь они Из гибких прутиков постройки Свивать умеют искони. Вот колоколенка — штокроза, Чьи чашечки таят елей. Из них с весны вплоть до мороза Несется благовест шмелей. Аккомпанировать готовый, Шумит листвою старый клен, И колокольчиков лиловых Не молкнет радостный трезвон. Здесь для крестин вполне годится Из белой лилии купель. Живет отшельница-мокрица Под камнем, где большая щель. Посередине — обомшелый Валун, что служит алтарем. Улитки вышили умело Его поверхность серебром. По стеблям дрока повилика Поднялась лесенкой витой. Жучки от мала до велика Дорожкой пользуются той. Кудрявый плющ спешит украдкой Взобраться вверх — такой бунтарь! Его фестоны в беспорядке Уже завесили алтарь. Не ладан — роз благоуханье, Взамен святой воды — роса; И видно — всякое дыханье Здесь восхваляет небеса. И солнцу, видно, не в новинку И непоседе-ветерку Ласкать здесь каждую травинку, Склоняться к каждому цветку. Зари сиянием объятый, Весь храм в восторге трепетал… «Дружок! — сказал паук мохнатый, Розетку эту я соткал». 2 Какие дни нам подарила Весна-колдунья! Тишь да гладь… Везде спокойствие царило; В лесу и в поле — благодать. Цветы в объятиях сплетались, Как все живые существа, А овцы на лугу шептались: «Какая вкусная трава!» Жужжали пчелы-попрошайки. С утра до вечера их рой Весна кормила на лужайке Нектаром сладким и пыльцой. И сочетался в церкви браком Один цветок с другим цветком: Гвоздика — с ярко-красным маком, А маргаритка — с васильком. Старуха-яблоня беспечно Роняла наземь лепестки. По-детски так простосердечно Порой смеются старики! В церковном хоре вместе пели Кузнечик, тощий музыкант, Со снегирем, — всегда он в теле И разодет, как истый франт. А воробей на ветке гибкой Все время прыгал. Я следил За ним с невольною улыбкой: Крылатый гаер походил На танцовщицу, для которой Натянута тугая нить Была меж башнями собора, Чтоб всех бездельников пленить. В парчовой ризе под березой Служил обедню мотылек, А в стороне пыталась роза Скрыть непочтительный зевок. За ней ухаживал галантно Всеобщий баловень, шалун, Повеса-шершень элегантный, Чей золотой блестит галун. И млели, на красавца глядя, Поденки, жужелицы, тли, Стрекозы в кружевном наряде, Что хоровод свой завели. А дрозд с овсянкой из кувшинки, Здесь чаша на двоих одна! — По капле выпили росинки, Опорожнив ее до дна. Украдкой это наблюдая, Уже не удивлялся я Родству любви с расцветом мая… Кто сам любил — поймет меня. 3 И вновь к вечерне прямо в чаще Звон колокольчиков сзывал, Мне храм лесной, как настоящий, О вечности напоминал. «Осанна» слышалась ромашек, «Те Deum» пела и пчела. От птиц и трав, цветов, букашек Неслась всевышнему хвала. Кидал шиповник тень густую… В той церковке в лесном краю Узнал я церковку родную, Увидел милую свою. У алтаря она склонилась, Там, где жасмин и резеда. Надежда вместе с ней молилась И сны, что сгибли навсегда. Я увидал былые грезы, Былое счастье юных дней… Мою любовь венчали розы, И птицы пели мне о ней. 4 На незнакомца, озадачен, Взирал высокий остролист. Я был на вид весьма невзрачен, А он, дождем омытый, чист. Я был в грязи чуть не по пояс, Дождь промочить меня успел; А он, ничуть не беспокоясь, Листвою мокрою блестел. Светляк зажег мерцавший слабо Фонарик, осветив притвор. Сердитая большая жаба Уставилась на мухомор. Но вовсе не была надутой Гризетка в платьице простом, Что в городе звалась Анютой, А здесь — анютиным глазком. Малиновка воды искала… Листок аронника любой Служил подобием бокала, Наполнен утренней росой. Прекрасней нет нигде жемчужин! Они скатились в птичий клюв. «Вот для чего бывает нужен Листок!» — подумал я, взглянув. На паперти без остановки, Меж лютиков и медуниц, Старушки-гусеницы ловко Вязали коконы без спиц. Амвоном здесь — цветок тюльпана, А рядом, в речке, камыши Служили трубами органа Для ветерка в лесной тиши. Невдалеке, в часовне черной, Живет могильщик-скарабей, Внушая ужас непритворный Большой лопатою своей. Услышав голос мой, шиповник Спросил: «То не Орфей идет?» — «Нет, — отвечал ему терновник, — Обыкновенный стихоплет!»

ВРЕМЯ СЕВА. ВЕЧЕР

Смеркается. Закат играет. Сижу, любуясь, как всегда, Остатком дня, что озаряет Последний этот час труда. А сумрак над полями — гуще. Старик в отрепьях, мудр и прост, Бросает урожай грядущий Рукою щедрой вглубь борозд. Над пашней силуэтом черным Он высится… О, как же он Уверен, видно, в плодотворном Круговращении времен! Так по равнине безграничной Шагает он. Его рука Швыряет семена привычно, А я — все думаю, пока, Свои покровы простирая, Ночь воцаряется окрест, До звезд как будто расширяя Державный сеятеля жест.