Современность, нынешнесть, сегодняшнесть:мочеполовая спиртоводочность,песня из полсотни полусловточных и привычных и скалдырных,автомотофотохолодильник —это в понимании ослов.Но свобода, равенство и братствопонемногу движутся вперед,и в междупланетное пространствовремя межвоенное идет.Вечный холод выморозит подлость,вечный жар сожжет ее дотла,и галактики медвежья полостьнаши запахнет слова-дела.Или поумнеют люди как-то,проберутся
между ваших вех,и взойдет, словно в пустыне кактус,крепкий и колючий человек.
«Расставляйте покрепче локти-ка…»
Расставляйте покрепче локти-ка,убирайте подальше лапти-ка,здесь аптека, а рядом оптика,фонарей и витрин галактика.Разберитесь, куда занесловас, с побасками и фольклором,избяным, неметеным сором:это — город, а не село.Это — город. Он — большой.Здесь пороки свои и пророки.Здесь с природой и с душойне прожить. Нужна сноровка.Это — город. Взаимная выручкарастерявшихся хуторянне заменит личной выучки,если кто ее растерял.Если кто ее не приобрел,замечтавшись и засмотревшись,хоть степной, но все ж — не орел,хоть и конный, а все же пеший.
«Совесть, как домашняя собака…»
Совесть, как домашняя собака,не хочет своего кусать.Надо бы в лицо сказать,а совесть, как домашняя собака,не хочет своего кусать.Сказать в лицо значит посмотретьв глаза. И выдержать. И вынестиответный взор обиженной невинности.Сказать в лицо. Нет, лучше — умереть.Нет, лучше не сказать и не смотретьв глаза.А совесть?Что ж, она не просится.Накормлена — и смирная она.Домашняя. На своего не бросится.Зимой она безропотно морозится.В жару — не бесится.Какого же рожна?Раз так — не обижайся и терпии жди, пока она рванетсяи что-то вспомнит и с цепис железным громыханием сорвется.
«Старая записная книжка!..»
Старая записная книжка!Все телефоны уже не действительны:знакомые получили квартиры —раньше они снимали углы,девушки вышли замуж — девушкам не позвонишь.Я тоже женился. Мне тоже — не позвонишь.Товарищи сменили позиции.Одни — легко, как пулеметы.Другие — с трудом, как осадные пушки.Товарищам теперь не позвонишь.Я — тоже сменил позициюв результате идейной эволюциипо причине повзросленияв связи с давлением времениили (есть такая точка зрения)по той же причине,по которой это сделали товарищи.У одной Лили Юрьевны Бриктот же самый телефон,только с другими цифрами.
«Вода бывает чистая, грязная, горькая, горячая…»
Вода бывает чистая, грязная, горькая, горячая, холодная, фруктовая и даже тяжелая.Правда бывает только чистая. Если она в то же время горькая, тяжелая и, может быть, даже фруктовая,Она все равно должна оставаться чистой правдой.
«Не верю, что жизнь — это форма…»
Не верю, что жизнь — это формасуществованья белковых тел.В этой формуле — норма корма,дух
из нее давно улетел.Жизнь. Мудреные и бестолковыедеянья в ожиданьи добра.Индифферентно тело белковое,а жизнь — добра.Белковое тело можно выразить,найдя буквы, подобрав цифры,а жизнь — только сердцем на дубе вырезать.Нет у нее другого шифра.Когда в начале утра раннегоотлетает душа от раненого,и он, уже едва дыша,понимает, что жизнь — хороша,невычислимо то пониманиедаже для первых по вниманиюмашин, для лучших по уму.А я и сдуру его пойму.
Россия увеличивала нас:ее штабы, ее масштабы,ее поля, ее баштаны,ее Урал, ее Кавказ.И самые обычные словастановятся необычайны,когда подхватывает их Москваот радиовещания до чайной.
«Брали на обед по три вторых…»
Брали на обед по три вторых,первого ни одного не брали.«Трали-вали», — говорит старик,инвалид, участник поля брани.Смотровые ордераполучали в райсовете.По сто граммов хлопали с утра.Не боялись никого на свете.Обсуждали изредка судьбу.Смело командирам возражали.И с большим достоинством в гробув выходных костюмах возлежали.Лесорубы из Карелии,курский соловей, псковский печник —псы семи держав как угорелыебегали от них.
«Целый класс читает по слогам…»
Целый класс читает по слогамхором. Что-то новое и важное.Шелестит торжественно бумажное,весело душевное поет.Души формируются отважные,зрелость постепенно настает.Зрелость постепенно наступает,словно осторожный командарм,а покуда — целый класс читает,целый класс читает по слогам.
МОСКОВСКИЕ РАБОЧИЕ
Московские рабочие не любят,когда доклад читают по бумажке,не чтят высокомерные замашки,не уважают, если кто пригубитсерьезное, скользнет, хвостом вильнети дальше, вдоль по тезисам рванет.Московские рабочие, которыемогли всю жизнь шагов с пяти глядеть,как мчится вдаль всемирная история,рискуя их самих крылом задеть,не любят выдумки, не ценят выверта.Идете к ним — точнее факты выверьте!Не обмануть московских работяг,в семи водах изрядно кипяченных,в семи дымах солидно прокопченныхи купанных в семи кровях.К вранью не проявляют интерес!Поэтому и верю я в прогресс.
СТРАХ
Чего боится человек,прошедший тюрьмы и окопы,носивший ружья и оковы,видавший новой бомбы сверк?Он, купанный во ста кровях,не понимает слово «страх».Да, он прошел сквозь сто грязей,в глазах ирония змеится,зато презрения друзейон, как и век назад, боится.