Том 38. Полное собрание сочинений.
Шрифт:
Да, какъ ни странно это можетъ показаться людямъ, никогда не думавшимъ объ этомъ, пониманіе жизни какого бы то ни было язычника, признающаго необъяснимое начало всего, олицетворяемое имъ въ какомъ бы то ни было идоле, какъ бы неразумны ни были его понятія объ этомъ необъяснимомъ начале, такое пониманіе жизни все-таки несравненно выше жизнепониманія философа, не признающаго неопредлимыхъ основъ познанія. Религіозный язычникъ признаетъ нчто неопредлимое, вритъ, что оно есть и есть основа всего, и на этомъ неопредлимомъ хорошо или дурно строитъ свое пониманіе жизни, подчиняется этому неопредлимому и руководится имъ въ своихъ поступкахъ. Философъ же, пытаясь опредлить то, что опредляетъ все остальное и потому не можетъ быть опредлено, не иметъ никакого твердаго основанія ни для построенія своего пониманія жизни, ни для руководства въ своихъ поступкахъ.
Оно и не можетъ быть иначе, такъ какъ всякое знаніе есть установленіе отношеній между причинами и следствіями, цпь же причинъ безконечна, и потому явно, что изслдованіе извстнаго ряда причинъ въ безконочной цпи не можетъ быть основой міросозерцанія.
Какъ же быть? Гд же взять ее? Разсужденіе, т.-е. дятельность ума, не даетъ такой основы. Нтъ ли у человка еще другого, кром разсудочнаго, познанія? И отвтъ очевиденъ: такое, совсмъ особенное отъ разсудочнаго,
Когда человкъ непосредственно самъ находитъ это независимое отъ цпи причинъ и слдствій познаніе, онъ называетъ это сознаніемъ, когда же онъ находитъ это общее всмъ людямъ сознаніе въ религіозныхъ ученіяхъ, онъ называетъ это познаніе, въ отличіе отъ познанія разсудочнаго, врою. Таковы вс вры отъ древнйшихъ до новйшихъ. Сущность всхъ ихъ въ томъ, что, несмотря на т, часто нелпыя, формы, которыя он приняли въ своемъ извращеніи, он все-таки даютъ воспринимающему ихъ такія независимыя отъ цпи причинъ и послдствій основы познанія, которыя одн только и даютъ возможность разумнаго міросозерцанія. Такъ что научный философъ, не признающій религіозныхъ основъ, неизбжно пoставленъ въ необходимость, вращаясь въ безконечной цпи причинъ, отыскивать воображаемую и невозможную причину всхъ причинъ. Религіозный же человкъ сознаетъ эту причину всхъ причинъ, вритъ въ нее, и, вслдствіе этого, иметъ твердое пониманіе жизни и такое же твердое руководство для своихъ поступковъ. Научный же философъ не иметъ и не можетъ имть ни того, ни другого.
На-дняхъ ученый профессоръ объяснялъ мн, какъ теперь уже вс душевныя свойства сведены къ механическимъ причинамъ, «еще только сознаніе не совсмъ объяснено», говорилъ съ поразительной наивностью ученый профессоръ. «Мы знаемъ ужъ всю машину, только еще не совсмъ знаемъ, чмъ и какъ она приводится въ движеніе». Удивительно! Не сведено къ механическимъ процессамъ только (очень хорошо это «только») сознаніе. Не сведено еще, но профессоръ, очевидно, увренъ, что вотъ-вотъ на-дняхъ получится свдніе о томъ, что какой-нибудь профессоръ Шмитъ изъ Берлина или Оксенбергъ изъ Франкфурта открылъ механическую причину сознанія, т.-е. Бога въ душ человка. Разв не очевидно, что старушкаг врующая въ матушку казанскую Царицу Небесную, не только нравственно, но умственно несравненно выше этого ученаго профессора?
Извините меня, Константинъ Яковлевичъ, за то, что я такъ пo-старчески разболтался. Въ оправданіе могу сказать только то, что предметъ этотъ — а именно ложное понятіе о значеніи религіи, столь распространенное среди нашего такъ называемаго образованнаго общества, всегда занималъ меня, занимаетъ и теперь, занималъ и тогда, когда мы дружили съ Николаемъ Яковлевичемъ. Помню, что я указывалъ ему на это его, по моему мннію, раздляемое со всми людьми науки, ложное пониманіе значенія религіи. Не помню, въ какой именно форм я высказывалъ ему эти мысли, вроятно не въ той, въ которой я высказываю ихъ теперь, но помню, что высказывалъ ему ихъ, и что онъ боле или мене соглашался со мной.
Думаю, что мы съ Николаемъ Яковлевичемъ, хотя и по разнымъ радіусамъ, но оба шли къ тому одному центру, который соединяетъ всхъ, и что мы оба сознавали это, и потому наши дружескія отношенія никогда не прерывались. И я радъ случаю съ искренней любовью вспомнить объ этомъ, не только умственно даровитомъ, но, что дороже всего, сердечно добромъ и искреннемъ человк.
18 сентября 1910 г.
Кочеты.
О СОЦІАЛИЗМ.
Вы желаете, чтобы я написалъ для вашей книги статью, касающуюся соціальныхъ и экономическихъ вопросовъ, т.-е. о томъ, въ какую по моему мннію наилучшую съ экономической точки зрнія форму я желалъ бы, чтобы сложилось или должно сложиться современное общество. Желанія вашего я никакъ не могу исполнить, во 1-хъ, потому, что не знаю, не могу знать и думаю, что никто не можетъ знать ни тхъ законовъ, по которымъ измняется экономическая жизнь народовъ, ни той наилушей формы экономической жизни, въ какую должно сложиться современное общество, какъ это думаютъ знать соціалисты и ихъ учителя, а во 2-хъ, еще и потому, что если бы я и воображалъ себе, что знаю законы, по которымъ движется человчество въ своемъ экономическомъ развитіи, а также и ту наилучшую форму экономическаго устройства, въ которую оно должно сложиться, какъ это думали и думаютъ вс соціалистическіе реформаторы отъ Сенъ-Симона, Фурье, Оуена до Маркса, Энгельса, Бернштейна и другихъ, я бы никакъ не ршился бы сказать этого. Не ршился же бы я сказать этого потому, что имющія въ будущемъ сложиться экономическія формы жизни человческихъ обществъ, по моему несомннному убжденію, такъ же мало могутъ быть предвидены и определены, какъ и будущее положеніе каждаго отдельнаго живого человека, и что поэтому вс эти вымышленные людьми законы и на основаніи этихъ законовъ предполагаемыя различными людьми различныя наилучшія устройства обществъ не только не содйствуютъ благу людей, но составляютъ одну изъ главныхъ причинъ того неустройства человческихъ обществъ, отъ котораго теперь страдаютъ люди нашего времени.
Думаю я такъ потому, что человкъ можетъ находить и устанавливать посредствомъ наблюденій и разсужденій законы движенія небесныхъ телъ, жизни растеній, а также и животныхъ, но никакъ не можетъ подводить свою жизнь и жизнь себе подобныхъ существъ, обладающихъ разумомъ и волею, подъ законы, выведенные изъ наблюденія надъ внешнею жизнью человчества, не принимая во вниманіе тхъ особенныхъ свойствъ разума и воли, которыми обладаютъ только люди. Делать это все равно, что отыскивать и опредлять законы жизни животныхъ, обладающихъ способностью произвольнаго передвиженiя, вншними чувствами и инстинктомъ, на основаніи законовъ, выведенныхъ изъ наблюденій надъ мертвымъ веществомъ или хотя бы надъ растеніями, не обладающими свойствами животныхъ.
Правда, человкъ можетъ спуститься и спускается до степени животнаго и тогда подлежитъ законамъ животной жизни и даже мертвой матеріи, но въ общихъ своихъ проявленіяхъ человкъ всегда былъ и есть существо, отличающееся отъ всхъ другихъ существъ животнаго и вещественнаго міра, ему одному свойственнымъ разумомъ и свободною волею. И потому жизнь его всякая, и семейная, и общественная, и политическая, и международная, и экономическая складывается, складывалась и должна складываться никакъ не на основаніи выведенныхъ изъ наблюденія общихъ объективныхъ законовъ, провозглашаемыхъ разными теоретиками въ политическомъ устройств народовъ и въ области экономической разными Марксами, Энгельсами, Бернштейнами и т. п., а всегда
только на основаніи совершенно другого, одного для всехъ людей закона жизни, провозглашеннаго съ древнйшихъ временъ и Браминами, и Буддой, и Лao-Тце, и Сократомъ, и Христомъ, и Маркъ Авреліемъ, и Эпиктетомъ, и Руссо, и Кантомъ, и Эмерсономъ, и Чанингомъ, и всми религіозно-нравственными мыслителями человечества. Религіозно-нравственный законъ этотъ, опредляя вс проявленія жизни человческой, и семейныя, и общественныя, и политическія, и международныя, опредляетъ въ томъ числ и экономическія, опредляетъ ихъ совершенно иначе, чмъ это длаютъ вс политическія, международныя, общественныя и соціалистическія ученія. Различіе это заключается во-первыхъ въ томъ, что тогда какъ вс объективные законы и выведенные изъ нихъ ученія, по которымъ должны быть устроены человеческія общества, безконечно разнообразны и противорчатъ одно другому; религіозно-нравственный законъ въ своихъ главныхъ основахъ, хотя бы въ томъ, признаваемомъ всми людьми и всми религіозными ученіями [положеніи] о томъ, что всякій человкъ не долженъ длать того, чего себе не хочетъ, религіозно-нравственный законъ — одинъ и для всхъ людей одинъ и тотъ же. Различіе это, во-вторыхъ и главное, заключается въ томъ, что тогда какъ вс политическія, международныя, обшественныя, а также и соціалистическія ученія предрешаютъ т формы, въ которыя будто бы должна сложиться жизнь людей, и требуютъ отъ людей усилій для достиженія именно этихъ, впередъ опредленныхъ формъ, религіозно-нравственный законъ, не предрешая никакихъ формъ жизни, ни семейной, ни политической, ни международной, ни экономической, требуетъ отъ людей только воздержанія во всхъ областяхъ жизни отъ поступковъ противныхъ этому закону, однимъ исполненіемъ этого закона достигая всего того блага, которое тщетно общаютъ вс политическія, а также и соціалистическія ученія.Различіе это подобно тому, какое было бы между двумя артелями работниковъ, приставленныхъ хозяиномъ къ одному и тому же длу — положимъ къ землянымъ работамъ для проведенія дороги. Работникамъ даны орудія для работы и приказано равнять по проложеннымъ линіямъ землю, но не сказано, для чего именно предназначена работа. Одна изъ двухъ артелей, составленная изъ людей горячихъ, легкомысленныхъ и потому самоувренныхъ, не будучи въ состояніи понять, для чего предназначена работа, находитъ, что указанія, данныя хозяиномъ, неясны, неопредленны и едва ли къ чему-нибудь пригодны, и для того, чтобы придать смыслъ своей работ, люди этой артели придумываютъ боле опредленную цль. Одни ршаютъ, что вместо того, чтобы равнять безъ всякой видимой имъ цли землю, разумне будетъ копать гряды для посадки капусты, другіе же, что еще лучше будетъ копать землю въ глубину для отъисканія клада или золота, третьи же предполагаютъ, что полезнее было бы копаніе пруда или колодца и на это направляютъ свои силы. Длая же не то, что предписано хозяиномъ, а сами придумывая цли для своей дятельности, работники ссорятся между собой, мшаютъ другъ другу и не только не длаютъ того, что могли бы сдлать и что нужно для ихъ же блага, но еще и портятъ свою жизнь тми раздорами, которые неизбежно возникаютъ между ними. Такъ поступаютъ люди, предршающіе кажущіяся имъ наилучшія формы общественной, политической, экономической жизни и полагающіе свои силы на осуществленіе этихъ формъ жизни. Люди же, следующіе религіозно-нравственному закону, подобны тмъ разумнымъ работникамъ, которые, длая то, что предписано имъ хозяиномъ, вполн уврены, что изъ исполненія ими воли хозяина ничего кроме добра во всхъ отношеніяхъ для нихъ не можетъ выдти.
Казалось бы такъ просто, такъ естественно, такъ свойственно разумному существу — человку руководиться въ своей короткой, всякую минуту могущей быть оборванной жизни тмъ общимъ религіозно-нравственнымъ закономъ, который живетъ въ душ каждаго человка и который выраженъ и признается всми великими религіями человечества, а никакъ не тми взаимно противурчивыми требованіями осуществленія признаваемыхъ людьми наилучшими формъ жизни, достигаемыхъ всегда только нарушеніями требованій нравственнаго закона. А между тмъ съ древнйшихъ временъ совершалось, совершается и теперь и считается необходимымъ это самое нарушеніе религіозно-нравственнаго закона для осуществленія и поддeржанiя того или иного устройства жизни, считаемого тми или другими людьми наилучшимъ. Вс правительства, отъ самыхъ деспотическихъ до самыхъ либеральныхъ, вс революционныя партіи, вс комунисты, соціалисты, всхъ возможныхъ оттнковъ проповдаютъ и длаютъ это. Отчего это? А отъ той общей причины тхъ бдствій, которыя сами себ наносятъ люди, отъ суеврія. Подчиняясь этому суеврію, люди придумываютъ себ какія кому боле нравятся цли — то государственныя, то патріотическія, то соціалистическія, то комунистическія, то анархическія, и вмсто исполнения своего истиннаго назначенія и пріобртенія предназначеннаго всмъ блага, направляютъ вс силы свои на устроеніе жизни другихъ людей и, какъ и не можетъ быть иначе, достигаютъ не только не ожидаемаго блага, но все большаго и большаго упадка нравственности и все большаго и большаго ухудшенія своей жизни. Вс войны, вс казни, вс революціи, все ограбленiе трудящихся нетрудящимися, вс общественныя бдствія зиждутся только на этомъ суевріи. Въ сущности вдь это не можетъ быть иначе. Вдь какъ только я врю, что могу знать то лучшее устройство жизни, въ которое могутъ сложиться люди, и не имю никакой другой кром личной эгоистической цли въ жизни.
Укажу хоть на одинъ примръ. Соціалистическое ученіе требуетъ, чтобы произведеніями труда пользовались трудящіеся. Но кто же отнимаетъ у трудящегося его трудъ? Капиталисты. Кто же даетъ капиталистамъ возможность отнимать у трудящегося его трудъ? Власть. Власть же это полиція, войско. Войско же и полиція составлены изъ тхъ самыхъ людей, у которыхъ капиталисты отнимаютъ ихъ трудъ. Зачмъ же эти люди длаютъ это, сами у себя отнимаютъ произведете своего труда? Затмъ, что они обмануты. Стало быть, все дло въ обман. Что же проповдуютъ соціалистическія ученія для того, чтобы избавиться отъ этого обмана? Всякаго рода соединенія во имя выгодъ рабочихъ: коопераціи, стачки, распространеніе соціалистическихъ ученій. Но разв вс эти мры могутъ уничтожить тотъ обманъ, посредствомъ котораго одни люди находятъ нужнымъ обманывать другихъ, a другіе подчиняться этому обману. Допустимъ, что одни устроители общества, пускай это будутъ соцiалисты, будутъ въ состояніи предписывать законы, которымъ должны будутъ подчиняться капиталисты и всякіе собственники. Но вдь никогда не было и не можетъ быть, да и не будетъ того, чтобы устроители общества пришли бы вс къ одному признаваемому всми наилучшему устройству общества. А какъ скоро не будетъ такого согласія, необходимо будетъ (какъ оно всегда и было, есть и теперь) употребленіе власти, т.-е. насилія однихъ людей надъ другими. Для того же, чтобы было насиліе, необходимо, чтобы продолжался тотъ самый обманъ, вслдствіе котораго люди насилуютъ самихъ себя по пол тхъ людей, какіе въ данное время имютъ власть.