Том 38. Полное собрание сочинений.
Шрифт:
№ 9.
Знаю, что трудно людямъ нашего времени особенно тому классу людей, который стоитъ во глав такъ называемаго просвщенія, т.-е. одурнія людей, ошалвшимъ отъ <вытекающаго изъ безрелигіозности> безумія, эгоизма и гордости, и главное суеты, понять,441 въ чемъ причина ихъ все большаго и большаго недовольства своей жизнью. Но хочешь не хочешь придется, какъ говорить пословица, если не мозгами, то боками понять ее.
И одно изъ такихъ грубыхъ, но очевидныхъ указаній на то заблужденіе, въ которомъ коснетъ такъ называемый Христіанскій міръ съ своей такъ называемой цивилизаціей, это та манія самоубійствъ, которыя все больше и больше учащаются везд, а особенно у насъ въ Россіи.
№ 10.
На дняхъ мн случилось постить два огромныя учреждения душевно больныхъ и <заняться> <почитать т книги, которыя трактуютъ объ одной изъ самыхъ комическихъ наукъ, о психіатріи. Въ воображаемой наук этой есть безконечныя и разнообразныя дленія того матерьяла, надъ
№ 11.
<И всегда презрительное мимоходомъ указаніе на вс религіозныя ученія и внушительное изложеніе эволюціонизма, выказываніе своей необыкновенной учености и съ безпредльной самоувренностью и самодовольствомъ ршительный выводъ>
№ 12.
‹Правда еще другой отдлъ самоубійцъ или покушающихся на самоубійство. Самоубійцы этого отдла не пишутъ писемъ не разговариваютъ, большей частью не оставляютъ посл себя и какія бы то ни было записки, а или нашатырный спиртъ, или уксусная кислота, или на рельсы подъ поздъ или петля или ружье или револьверъ. <И эти самые жалкіе.> Мн приводилось видть и такихъ передъ ихъ самоубійствомъ. Душевное состояніе этихъ самоубійцъ такое же какъ и первыхъ за исключеніемъ тщеславія <смутнаго полусумашедшаго> желанія что то доказать кому то. Сущность дла таже: безумный эгоизмъ, т.-е. ложное представленіе о томъ, что въ его жизни нтъ никакого общаго смысла и потому опредленнаго назначенія, а что назначеніе его жизни есть только его личное счастье. Счастье это такіе люди полагаютъ въ самыхъ разнообразныхъ цляхъ, но всегда это442 желаніе исполненія того, чего себ хочется. А какъ только ясно, что нельзя получить того, чего хочется, то естественный выводъ тотъ, что смысла жизни нтъ и надо уйти изъ нея.>
————
*[ДОБАВЛЕНИЕ К ДОКЛАДУ НА КОНГРЕССЕ МИРА.]
Вы желаете, чтобы я участвовалъ въ вашемъ собраніи. Я какъ умлъ выразилъ мой взглядъ на вопросъ о мире въ томъ доклад, который я приготовилъ для прошлогодняго конгресса. Докладъ этотъ посланъ. Боюсь однако, что докладъ этотъ не удовлетворитъ требованіямъ <высоко просвщенныхъ> лицъ, собравшихся на конгресс. Не удовлетворитъ потому, что, сколько я могъ замтить, на всхъ конгрессахъ мира мои взгляды и не мои личные, а взгляды всхъ религіозныхъ людей міра на этотъ вопросъ считаются подъ названіемъ неопредленнаго новаго слова антимилитаризма исключительнымъ, случайнымъ проявленіемъ личныхъ желаній и свойствъ нкоторыхъ людей и потому не имющимъ серьезнаго значенія. Но несмотря на это я все-таки исполняю и выраженное мн желаніе конгресса и свою потребность еще разъ хотя бы вкратце высказать все ту же мою мысль о полной безполезности выработки на конгрессахъ новыхъ законовъ, обезпечивающихъ миръ между ненавидящими другъ друга и полагающими свое благо въ наибольшемъ распространеніи своей власти народами. Считаю выработку на конгрессахъ новыхъ законовъ, обезпечивающихъ миръ, безполезнымъ главное потому, что законъ, несомненно обезпечивающій миръ среди всего міра, законъ, выраженный двумя словами не убій, извстенъ всему міру и не можетъ не быть извстенъ и <всмъ высоко просвещеннымъ> членамъ конгресса.
Вотъ объ этомъ-то закон, записанномъ не только во всхъ великихъ религіяхъ міра, но и во всхъ сердцахъ человческихъ, я считалъ и теперь считаю своимъ священнымъ долгомъ передъ Богомъ и людьми еще разъ напомнить высоко просвщеннымъ членамъ конгресса. Правда, что дятельность тхъ сотенъ людей, которые, слдуя этому закону, отказываются отъ военной службы и подвергаются за это тяжелымъ лишеніямъ и страданіямъ, какъ мои друзья въ Россіи и въ Европ (вчера только получилъ такое письмо отъ молодого Шведа, готовящегося къ отказу), не можетъ интересовать <высоко просвщенныхъ> членовъ конгресса, такъ какъ принадлежит къ области антимилитаризма, я всетаки думаю, что дятельность этихъ людей, не на словахъ, а на дл признающихъ законъ не убій и потому ни въ какой форм не принимающихъ участія въ преступномъ дл убійства, одна только лучше всего удовлетворяетъ и требованіямъ каждой отдльной души, совсти человка, а также врне всего служитъ и общему движенію къ добру и правд всего человчества, между прочимъ и той цли установленія мира среди людей, которой заняты члены конгресса.
Вотъ это-то, любезные братья, мн, доживающему послдніе дни или часы моей жизни, и хотлось еще разъ повторить вамъ. А именно то, что нужны намъ <не союзы>, не конгрессы, устраиваемые императорами и королями, главными начальниками войскъ, не разсужденія на этихъ конгрессахъ объ устройств жизни другихъ людей, а только одно: исполнить въ жизни тотъ извстный намъ и признаваемый нами законъ любви къ Богу и ближнему, который ни въ какомъ случа не совмстимъ съ готовностью къ убійству и самое убійство ближняго.
20 Іюля. 10 года.
Ясная Поляна.
[ВОСПОМИНАНИЯ О Н. Я. ГРОТЕ.]
Константинъ Яковлевичъ,
Получилъ ваше письмо и часть сборника, посвященнаго памяти вашего брата. Вы совершенно врно предположили, что то, что вы мн посылаете, вызоветъ во мн воспоминанiе о миломъ Никола Яковлевич. Это самое и случилось. Я прочелъ присланное и нынче утромъ, длая свою обычную утреннюю прогулку, не переставая думалъ о Никола Яковлевич. Постараюсь написать то, что думалъ.
Не помню какъ, черезъ кого и при какихъ условіяхъ я познакомился
съ Н. Я., но помню очень хорошо то, что съ первой же встрчи мы полюбили другъ друга.Для меня, кром его учености и, прямо скажу, несмотря на его ученость, Николай Яковлевичъ былъ дорогъ тмъ, что т же вопросы, которые занимали меня, занимали и его, и что занимался онъ этими вопросами не какъ большинство ученыхъ, только для своей кафедры, а занимался ими и для себя, для своей души.
Трудно ему было освобождаться отъ того суеврія науки, въ которомъ онъ выросъ и возмужалъ, и въ служеніи которому пріобрлъ выдающійся мірской успхъ, но я видлъ, что его живая, искренняя и нравственная натура невольно не переставая длала усилія для этого освобожденія. Внутреннимъ опытомъ извдавъ всю узость и, по просту, глупость матеріалистическаго жизнепониманія, несовмстимаго ни съ какимъ нравственнымъ ученіемъ, Николай Яковлевичъ былъ неизбжно приведенъ къ признанію основой Всего — духовнаго начала, и къ вопросамъ объ отношеніи человка къ этому духовному началу, т.-е. былъ приведенъ къ вопросамъ этики, которыми онъ и занимался все больше и больше въ послднее время.
Въ сущности вышло то, что Н. Я. сложнымъ и длиннымъ путемъ философской научной мысли былъ приведенъ къ тому простому положенію, признаваемому каждымъ, хотя бы и безграмотнымъ русскимъ крестьяниномъ, что жить надо для души, a что для того, чтобы жить для души, надо знать, что для этого нужно и чего не нужно длать.
Отношеніе Н. Я. къ длу, по-моему, было совершенно правильное, но, к сожалнію, онъ никакъ не могъ освободиться отъ того усвоеннаго имъ, какъ нчто нужное и цнное, научнаго балласта, который требовалъ своего использованія и, загромождая мысль, мшалъ ея свободному проявленію. Раздляя со всми «учеными» суевріе о томъ, что философія есть наука, устанавливающая основы всхъ, всхь другихъ истинъ, Н. Я., не переставая устанавливать эти истины, строилъ одну теорію за другой, не приходя ни къ какому опредленному результату. Большая эрудиція и еще большая гибкость и изобртательность его ума поощряли его къ этому. Главной же причиной безрезультатности этой работы было ложное, по моему мннію, установившееся среди научныхъ философовъ, раздлявшееся и Н. Я., убжденіе, что религія есть ничто иное, какъ вра въ смысл доврія тому, что утверждается тми или иными людьми, и что поэтому вра или религія не можетъ имть никакого значенія для философіи. Такъ что философія должна быть если не враждебною, то совершенно независимою отъ религіи. Н. Я. вмст со всми научными философами не видлъ того, что религія-вра, кром того значенія догматовъ, установленія слпого доврія къ какому-либо писанію, въ которомъ она понимается теперь, иметъ еще другое, свое главное значеніе признанія и яснаго выраженія неопредлимыхъ, но всми сознаваемыхъ началъ (души и Бога), и что поэтому вс т вопросы, которые такъ страстно занимаютъ научныхъ философовъ и для разршенія которыхъ строилось и строится безконечное количество теорій, взаимно противорчивыхъ и часто очень глупыхъ, что вс эти вопросы уже многіе вка тому назадъ разршены религіей и разршены такъ, что перершать ихъ нтъ и не можетъ быть никакой ни надобности, ни возможности.
Н. Я., какъ и вс его сотоварищи-философы, не видлъ этого, не видлъ того, что религія, не въ смысл тхъ извращеній, которымъ она везд подвергалась и подвергается, а въ смысл признанія и выраженія неопредлимыхъ, но всми сознаваемыхъ началъ (души и Бога), есть неизбжное условіе какого бы то ни было разумнаго, яснаго и плодотворнаго ученія о жизни, (такого ученія, изъ котораго только и могутъ быть выведены ясныя и твердыя начала нравственности), и что поэтому религія въ ея истинномъ смысл не только не можетъ быть враждебна философіи, но что философія не можетъ быть наукой, если она не беретъ въ основу данныя, установленныя религіей.
Какъ ни странно это можетъ показаться для людей, привыкшихъ считать религію чмъ-то неточнымъ, «не научнымъ», фантастическимъ, нетвердымъ, науку же чмъ-то твердымъ, точнымъ, неоспоримымъ, въ дл философіи выходитъ какъ разъ наоборотъ.
Религіозное пониманіе говоритъ: есть прежде всего и несомннне всго извстное намъ неопредлимое нчто: нчто это есть наша душа и Богъ. Но именно потому, что мы это знаемъ прежде всего и несомннне всего, мы уже никакъ не можемъ ничмъ опредлить этого, a вримъ тому, что это есть и что это основа всего, и на этой-то вр мы и строимъ уже все наше дальнйшее ученіе. Религіозное пониманіе изъ всего того, что познаваемо человкомъ, выдляетъ то, что не подлежитъ определнію, и говоритъ объ этомъ: «я не знаю». И такой пріемъ по отношенію къ тому, что не дано знать человку, составляетъ первое и необходимйшее условіе истиннаго знанія. Таковы ученія Зороастра, Браминовъ, Будды, Лаотзы, Конфуція, Христа. Философское же пониманіе жизни, не видя различія или закрывая глаза на различія между познаніемъ вншнихъ явленій и познаніемъ души и Бога, считаетъ одинаково подлежащими разсудочнымъ и словеснымъ опредленіямъ химическія соединенія и — сознаніе человкомъ своего «я», астрономическія наблюденія и вычисленія и — признаніе начала жизни всего, смшивая опредляемое съ неопредляемымъ, познаваемое съ сознаваемымъ, не переставая строить фантастическія, отрицаемыя одна другою, теоріи за теоріями, стараясь опредлить неопредлимое. Таковы ученія о жизни Аристотелей, Платоновъ, Лейбницевъ, Локковъ, Гегелей, Спенсеровъ и многихъ и многихъ другихъ, имя же имъ легіонъ. Въ сущности же, вс эти ученія представляютъ изъ себя или пустыя разсужденія о томъ, что не подлежитъ разсужденію, разсужденія, которыя могутъ называться философистикой, но не философіей, не любомудріемъ, a любомудрствованіемъ, или плохія повторенія того, что по отношенію нравственныхъ законовъ выражено гораздо лучше въ религіозныхъ ученіяхъ.