Том 4. Письма 1820-1849
Шрифт:
Я завел несколько знакомств среди дипломатического корпуса и даже среди местного общества, но все это так бессвязно, так бестолково.
Скажите, для того ли родился я в Овстуге, чтобы жить в Турине? Жизнь, жизнь человеческая, куда какая нелепость! Ох, простите — целую ваши ручки от всего сердца.
Ф. Тютчев
Тютчевым И. Н., Е. Л. и Эл. Ф., 13/25 декабря 1837*
С Новым годом
поздравляю!
Ce 13/25 d'ecembre 1837
Ces distances sont vraiment accablantes. Voici devant moi votre lettre du 16/28 novembre qui n’est qu’une r'eponse `a la premi`ere que je vous ai 'ecrite `a mon arriv'ee ici. Eh bien, cette lettre, je ne l’ai recue qu’avant-hier. Deux mois entiers pour que la parole parvienne d’un interlocuteur `a l’autre. Comme c’est fait pour animer la conversation. Cependant en d'epit de l’'enormit'e de la distance, je ne concois rien `a la lenteur de vos lettres, votre derni`ere est rest'ee 25 jours en chemin, tandis que la gazette de P'etersb<ourg> nous arrive ici deux fois par semaine, le 17`eme jour. Quant `a la correspondance de ma femme, c’est encore pis. Je vois par sa lettre de 16/28 nov<em>bre incluse dans la v^otre, qu’`a cette 'epoque elle n’avait pas encore recu un seul des cinq ou six — non pas lettres — mais volumes que je lui ai 'ecrites d’ici et que <je> lui ai adress'ees par la voie de l’Ambassade de France, ainsi qu’elle-m^eme me l’avait recommand'e. Je ne puis supposer que ces lettres ne lui soient pas parvenues. Il me tarde beaucoup toutefois d’^etre compl`etement rassur'e `a ce sujet. En attendant, veuillez-lui communiquer celle-ci. Je lui 'ecrirai sous peu de jours et si, comme il est probable, la lettre devient volumineuse, je l’adresserai de nouveau `a Sercey*.
En vous donnant de mes nouvelles, je voudrais bien pouvoir vous dire que je commence `a me plaire `a Turin, mais ce serait l`a faire un tr`es grand mensonge. Non, en v'erit'e je ne m’y plais gu`eres et il n’y a que l’absolue n'ecessit'e qui puisse me faire accepter une existence pareille. Elle est vide de toute esp`ece d’int'er^et et me fait l’effet d’un mauvais spectacle et qui est d’autant plus insipide, quand il ennuie, que le seul m'erite qu’il pourrait avoir, c’est serait d’amuser. Il en est de m^eme de l’existence `a Turin. Elle est nulle sous le rapport des affaires et plus nulle encore sous le rapport de l’agr'ement. Revenu dans les premiers jours de ce mois de G^enes* qui m’a infiniment plu, j’ai fait quelques tentations pour 'elargir un peu le cercle de mes connaissances d’ici. Parmi celles que j’ai faites en dernier lieu il y a assur'ement quelques femmes aimables et dont la soci'et'e dans tout autre pays serait d’une grande ressource. Mais ici tout cela 'echoue contre un ensemble d’habitudes inhospitali`eres et insociables. Ainsi, p<ar> ex<emple>, d`es aujourd’hui toute r'eunion cesse, l’ombre m^eme de soci'et'e va dispara^itre. Et savez-vous pourquoi? C’est qu’aujourd’hui le th'e^atre se rouvre. Or, ici le th'e^atre c’est tout. Sans exag'eration aucune, la soci'et'e toute enti`ere va pour les deux mois du carnaval s’y 'etablir `a demeure. Ce n’est plus que l`a qu’on peut la rencontrer. Il ne reste en ville que les infirmes et les mourants. Hier soir on a pris formellement coup les uns des autres, et tous les salons se sont ferm'es jusqu’`a la fin du carnaval. On pourrait supposer d’apr`es cela que le spectacle, au moins, un grand amusement. Il n’en est rien pourtant. Car nous n’aurons pour nous amuser pendant deux mois entiers que deux pi`eces toujours les m^emes qu’apr`es la 4–5`eme repr'esentation personne, comme de raison, ne se donne la peine d’'ecouter. Le plaisir consiste de courir de loge en loge, en restant cinq minutes dans chacune. Il y a, comme je vous l’ai dit, quelques femmes fort aimables et je crois que ceux qui ont l’honneur d’^etre leurs amants se trouvent tr`es bien de leur soci'et'e. Mais il faut n'ecessairement ou l’^etre, ou l’avoir 'et'e, ou pr'etendre `a l’^etre pour ^etre admis chez elles. C’est si vrai, que l’homme que vous avez le moins de chances de rencontrer dans une maison, c’est le ma^itre de la maison. En g'en'eral on ne se fait nulle id'ee au-del`a des Alpes du rel^achement de moeurs qu’on trouve dans ce pays-ci. Mais le d'esordre dans ce genre y est si g'en'eral, si uniforme qu’il a pris toutes les apparences de l’ordre, et il faut du temps pour s’en apercevoir. Tout cela, il est vrai, m’'etait d'ej`a connu. Mais on a beau savoir une chose, il faut s’^etre mis en sa pr'esence pour savoir au juste l’effet qu’elle produira sur vous. C’est dans ce pays qu’il faudrait envoyer toutes les gens `a imagination romanesque. Rien ne serait plus propre `a les gu'erir que la vue de ce qui se passe ici. Car ce qui partout ailleurs est mati`ere `a roman, l’effet de quelque passion qui bouleverse l’existence et finit par l’ab^imer est ici le r'esultat darrangement `a l’amiable et ne d'erange pas plus l’ordre habituel de la vie, que ne le fait de d'ejeuner ou de d^iner… Je n’ai pas entendu parler ici d’une femme perdue. Mais je n’en ai pas rencontr'e une seule, dont on ne m’ait pas officiellement d'esign'e l’amant ou les amants. Et cela sans nulle intention de m'edisance, pas plus que si on m’avait dit, en me montrant une voiture passer dans la rue: c’est la voiture de Mad. une telle… Tout ce que je vous dis l`a, une fois 'ecrit, para^it un lieu commun. Mais vu en r'ealit'e et de pr`es, cela ne laisse pas que d’^etre assez piquant. Il en est de m^eme d’une autre circonstance propre au pays. C’est `a c^ot'e de cette facilit'e de moeurs, l’extr^eme d'evotion qu’il y a ici, dans les femmes surtout. Aussi pendant le temps de l’avent, qui vient de finir, les 'eglises 'etaient combles. La ville enti`ere avait l’air d’un couvent. Pas de spectacle, de bal, ni de concert. Pour toute r'ecr'eation le sermon le matin. Aussi les femmes, je parle de celles de la plus haute soci'et'e, y 'etaient-elles en foule. Et quel sermon! Quelle rigueur, quelle aust'erit'e, quelle intol'erance! Le soir, il est vrai, personne n’y songeait plus.
Mes rapports avec la famille Obrescoff sont toujours de la nature la plus satisfaisante. Je d^ine tous les jours chez eux comme par le pass'e et j’y passe ordinairement ma soir'ee. Ce n’est pas que je m’y amuse excessivement. Cette intimit'e forc'ee a m^eme quelque chose qui me g^ene parfois. Mais ce n’est pas `a changer. Il leur venait un peu plus de monde dans ces derniers temps. Mais maintenant que le th'e^atre s’est rouvert tout cela va cesser. Sa femme est d'ej`a tr`es avanc'ee dans sa grossesse. C’est `a la fin de janvier qu’elle doit accoucher. Elle est tr`es bien jolie, ayant beaucoup de tact, de la tenue. Mais elle d'ep'erit d’ennui ici. En effet, il n’est pas agr'eable, apr`es cinq ans du s'ejour dans un pays, de s’y trouver aussi 'etrangers qu’ils le sont ici. Et il faut le dire, la faute n’en est pas toute enti`ere `a la soci'et'e de Turin. Obrescoff, je dois le reconna^itre, est loin d’avoir dans ses rapports avec les indig`enes la m^eme obligeance que celle, p<ar> ex<emple>, dont il fait preuve envers moi. Il ne leur dissimule pas assez le peu de sympathie qu’ils lui inspirent et son d'esir extr^eme de les quitter.
La mission vient de s’accro^itre d’un jeune attach'e, un Mr Tom-Have, hanovrien, autrefois secr'etaire du Prince d’Oldenbourg* et que celui-ci, pour s’en d'ebarrasser, je crois, vient de lancer d’un coup de pied dans la carri`ere diplomatique. C’est un bon diable, grand, raide, candide, un peu poitrinaire et se sentant malheureux, comme doit l’^etre un homme qui tombe des nues `a Turin. Faute de mieux il s’est tendrement attach'e `a moi et a 'elu domicile dans la maison o`u je me suis log'e. Car, `a mon retour de G^enes, j’ai quitt'e l’auberge pour me mettre en garni. J’occupe un appartement, compos'e de deux pi`eces, avec une toute petite chambre pour le domestiqie que je paie 100 fr<ancs> par mois — meubl'e bien entendu. C’est tout ce que j’ai pu trouver de moins cher.
Simonetti* est ici depuis quelques jours. Il me para^it ici moins endormi, moins solennel qu’`a P'etersb<ourg>, mais non, certes, moins r'eserv'e. On dit ici qu’il ne retourne plus `a son poste. Mais c’est un bruit dont on ne manque jamais de saluer ici tout diplomate du pays qui revient en cong'e `a Turin. C’est une coutume locale. Il me charge de mille tendresses pour Nelly.
J’ai recu derni`erement une lettre de Potemkine en r'eponse `a celle que je lui avais 'ecrite de G^enes*. Il ne ferait qu’arr^eter `a Rome, et s’y trouvait encore tout d'epays'e. Sa lettre, comme d’ordinaire, est pleine d’amiti'e. Il en a 'ecrit en m^eme temps et de son propre mouvement, une autre `a Obrescoff pour me recommander instamment `a lui, le brave, cher homme. C’est un crime au Vice-Chancelier de d'esunir deux coeurs, si bien faits l’un pour l’autre.
Je suppose, d’apr`es ce que vous me dites de la prolongation de cong'e accord'e `a Nicolas, que cette lettre ne le trouvera plus `a P'etersb<ourg>. Qu’en avez-vous fait, qu’en avez-vous obtenu? Se pr^ete-t-il au mariage? Mille amiti'es `a Doroth'ee et `a son mari. Lprosp`ere-t-il?
Maintenant j’en viens `a ma femme. Patience, mon ami. Je t’'ecrirai dans quelques jours. Mais ce que je puis te certifier d`es `a pr'esent, c’est que le retard de tes lettres me fait passer de rudes moments. L’avant-derni`ere 'etait du 13 novembre, et ce n’est que le 23 d'ecembre que j’ai recue la derni`ere qui est du 16/28 n<ovem>bre. Toutes celles que tu m’'ecrivais par Sercey prennent le chemin de Paris et n’arrivent ici qu’au bout de 22 jours. Ce sont-l`a les enjolivements de l’absence. Dans ma prochaine lettre je te parlerai `a fond de ma position tant au-dehors qu’`a l’int'erieur. Qu’il te suffise de savoir qu’il n’y a pas de moment dans la journ'ee o`u tu ne me manques. Je ne souhaite `a personne d’apprendre `a <1
Adieu, mon amie, `a bient^ot. Ah, l’absence, l’absence!
И вы, любезнейшие папинька и маминька, простите.
Целую ваши ручки.
Ф. Тютчев
С Новым годом
поздравляю!
13/25 декабря 1837
Эти расстояния поистине удручающи. Вот предо мной ваше письмо от 16/28 ноября, которое является лишь ответом на мое первое письмо, написанное вам по приезде моем сюда. Ну, так это письмо я получил только третьего дня. Ровно два месяца, чтобы слова одного собеседника дошли до другого! Нечего сказать, хороший способ оживлять беседу. Однако, несмотря на безмерность расстояний, я не постигаю, чему приписать медлительность ваших писем: ваше последнее письмо пробыло в пути 25 дней, тогда как петербургская газета получается здесь два раза в неделю на 17-й день. Что касается моей переписки с женой, то тут дело обстоит еще хуже. Из ее письма от 16/28 ноября, вложенного в ваше, я вижу, что в то время она не получала еще ни одного из пяти или шести — не писем, а томов, которые я писал ей отсюда и отправлял через французское посольство, как она сама мне советовала! Не могу предположить, чтоб эти письма до нее не дошли. Мне не терпится, однако, вполне успокоиться на этот счет. Пока же благоволите сообщить ей это. Я напишу ей на днях и, если письмо будет объемистым, что очень вероятно, я опять адресую его г-ну Серсэ*.
Говоря вам про себя, я очень хотел бы иметь возможность сказать вам, что мне начинает нравиться в Турине — но это было бы слишком большой ложью. Нет, поистине, мне здесь совсем не нравится и только безусловная необходимость заставляет меня мириться с подобным существованием. Оно лишено всякого рода занимательности и представляется мне плохим спектаклем, тем более тошным, что он нагоняет скуку, тогда как единственным его достоинством было бы забавлять. Таково точно и существование в Турине. Оно ничтожно в отношении дела и еще ничтожнее в отношении развлечений. Вернувшись в начале этого месяца из Генуи*, где мне чрезвычайно понравилось, я сделал несколько попыток расширить немного круг моих здешних знакомых. Среди тех, которые я завел за последнее время, есть бесспорно несколько любезных женщин, чье общество во всякой другой стране было бы большим подспорьем. Но здесь все это разбивается о преграду негостеприимных и необщительных привычек. Так, например, с сегодняшнего дня всякие собрания прекращаются. Самое подобие общества исчезает. И знаете почему? Потому что сегодня открывается театр. А театр здесь все. Без всякого преувеличения, все общество целиком прочно водворяется там на два месяца карнавала. Только там и можно его встретить. В городе остаются лишь хворые и умирающие. Вчера вечером все, как полагается, распрощались друг с другом, и все гостиные закрылись до конца карнавала. Судя по этому, можно предположить, что спектакли, по крайней мере, весьма занимательны. Ничуть не бывало. Ибо в течение целых двух месяцев мы будем развлекаться зрелищем двух пьес, все тех же, так что после четвертого или пятого представления никто, разумеется, не дает себе труда их слушать. Удовольствие заключается в том, чтобы переходить из ложи в ложу, оставаясь по пяти минут в каждой. Как я уже говорил вам, здесь есть несколько очень любезных женщин, и я думаю, что те, кто имеет честь состоять их любовниками, чувствуют себя весьма приятно в их обществе. Но необходимо быть таковым в настоящем или в прошлом, или домогаться этого, для того, чтобы быть у них принятым. Это столь справедливо, что мужчина, коего вы реже всего можете встретить в доме, и есть хозяин этого дома. Вообще, по ту сторону Альп и не представляют себе, какова распущенность нравов в этой стране. Но беспорядки подобного рода столь повсеместны, столь однообразны, что приняли всю видимость порядка, и нужно время, чтобы их приметить. Правда, все это уже было мне известно. И все же надо столкнуться с этим лицом к лицу, чтобы вполне понять то впечатление, какое оно производит. Сюда следовало бы присылать всех людей, одаренных романическим воображением. Ничто так не способствовало бы их излечению, как зрелище того, что здесь происходит. Ибо то, что во всяком другом месте является предметом романа, следствием некой страсти, потрясающей существование и в конце концов губящей его — здесь становится результатом полюбовного соглашения и влияет на обычный распорядок жизни не более, нежели завтрак или обед… Я не слышал здесь разговоров ни об одной падшей женщине, но я не встретил ни одной женщины, любовника или любовников коей мне не указывали бы совсем открыто и без малейшего намека на злословие, точно так же как сказали бы мне про карету, едущую по улице: это карета госпожи такой-то… Все, что я вам описываю, в изложении на бумаге представляется чем-то избитым, но наблюдаемое на деле и вблизи, оно не лишено некоторой остроты. То же можно сказать и о другом обстоятельстве, свойственном этой стране. Это, наряду с легкостью нравов, крайняя набожность, господствующая здесь, особливо среди женщин. Так, во время Рождественского поста, который только что закончился, церкви были переполнены, весь город походил на монастырь. Ни театральных представлений, ни балов, ни концертов. В виде единственного развлечения проповедь по утрам. Зато женщины, я говорю о принадлежащих к самому высшему обществу, бывали там во множестве. И какая проповедь! Что за строгость, что за суровость, что за нетерпимость! Вечером, правда, никто уж больше о ней и не помышлял.
Мои отношения с семьей Обрезковых продолжают быть весьма удовлетворительными. Я по-прежнему обедаю у них каждый день и обычно провожу вечер. Не то чтобы я чрезвычайно веселился у них. Эта вынужденная близость такова, что подчас меня стесняет; но изменить ее нельзя. Последнее время их посещало немного больше народу, но теперь открылся театр и все это прекратится. Жена на исходе беременности, она должна родить в конце января. Она хороша собой, обладает большим тактом, умением держать себя. Но здесь она пропадает от скуки. И в самом деле неприятно после пятилетнего пребывания в стране чувствовать себя столь чуждыми, как они здесь. Но надо сказать, что в этом нельзя всецело винить туринское общество. Я должен признать, что в своих сношениях с местными жителями Обрезков далеко не так любезен, как, например, со мной. Он недостаточно скрывает ту малую симпатию, какую они ему внушают, и свое крайнее желание от них уехать.
Миссия только что обогатилась молодым атташе, неким г-ном Том-Гаве, ганноверцем, который был секретарем принца Ольденбургского* и которого сей последний, с целью от него отделаться, я думаю, пинком ноги швырнул на дипломатическое поприще. Это добрый малый, высокий, несгибающийся, простодушный, несколько слабогрудый и чувствующий себя несчастным, как и должен быть человек, свалившийся с неба в Турин. За неимением лучшего, он нежно привязался ко мне и поселился в доме, где я живу. Ибо по возвращении моем из Генуи я переехал из гостиницы в меблированные комнаты. Я занимаю помещение из двух комнат с каморкой для лакея и плачу 100 франков в месяц — с обстановкой, само собой разумеется. Это все, что я мог найти наименее дорогого.