Том 5. Стихотворения 1941-1945. Статьи

Русские девушки *

Зеркальная гладь серебристой речушки В зеленой оправе из ивовых лоз, Ленивый призыв разомлевшей лягушки, Мелькание белых и синих стрекоз, Табун загорелых, шумливых детишек В сверкании солнечном радужных брызг, Задорные личики Мишек, Аришек, И всплески, и смех, и восторженный визг. У Вани-льняной, солнцем выжженный волос, Загар – отойдет разве поздней зимой. Малец разыгрался, а маменькин голос Зовет почему-то: «Ванюша-а! Домо-о-ой!» У мамки – он знает – большая забота: С хозяйством управься, за всем присмотри, – У взрослых в деревне и в поле работа Идет хлопотливо с зари до зари, – А вечером в роще зальется гармошка И девичьи будут звенеть голоса. «Сестре гармонист шибко нравится, Прошка, – О нем говорят: комсомолец – краса!» Но дома – лицо было мамки сурово, Все с тятей о чем-то шепталась она, Дошло до Ванюши одно только слово, Ему непонятное слово – «война». Сестрица роняла то миску, то ложки, И мать ей за это не стала пенять. А вечером не было слышно гармошки И девичьих песен. Чудно. Не понять. Анюта прощалася утречком с Прошей: «Героем себя окажи на войне! Прощай, мой любимый, прощай, мой хороший! Прижалась к нему. – Вспоминай обо мне!» А тятя сказал: «Будь я, парень, моложе… Хотя – при нужде – молодых упрежу!» «Я, – Ваня решил, – когда вырасту, тоже Героем себя на войне окажу!» Осенняя рябь потемневшей речушки Уже не манила к себе детворы. Ушли мужики из деревни «Верхушки», Оставив на женщин родные дворы. А ночью однажды, осипший от воя. Ее разбудил чей-то голос: «Беда! Наш фронт отошел после жаркого боя! Спасайтеся! Немцы подходят сюда!» Под утро уже полдеревни горело, Металася огненным вихрем гроза. У Ваниной мамки лицо побурело, У Ани, как угли, сверкали глаза. В избу вдруг вломилися страшные люди, В кровь мамку избили, расшибли ей бровь. Сестрицу щипали, хватали за груди: «Ти будешь иметь з нами сильный любовь!» Ванюшу толчками затискали в угол. Ограбили все, не оставив зерна. Ванюша глядел на невиданных пугал И думал, что это совсем не война, Что Проше сестрица сказала недаром: «Героем себя окажи на войне!», Что тятя ушел не за тем, чтоб пожаром Деревню сжигать и жестоким ударом Бить в кровь чью-то мамку в чужой стороне. Всю зиму в «Верхушках» враги лютовали, Подчистили все – до гнилых сухарей, А ранней весною приказом созвали Всех девушек и молодых матерей. Злой немец – всё звали его офицером – Сказал им: «Ви есть наш рабочая зкот, Ми всех вас отправим мит зкорым карьером В Германия наша на сельский работ!» Ответила Аня: «Пусть лучше я сгину, И сердце мое прорастет пусть травой! До смерти земли я родной не покину: Отсюда меня не возьмешь ты живой!» За Анею то же сказали подружки. Злой немец взъярился: «Ах, ви не жалайт Уехать из ваша несчастный „Верхушки“! За это зейчас я вас всех застреляйт!» Пред целым немецким солдатским отрядом И их офицером с крестом на груди Стояли одиннадцать девушек рядом. Простившись с Ванюшею ласковым взглядом, Анюта сказала: «Ванёк, уходи!» К ней бросился Ваня и голосом детским Прикрикнул на немца: «Сестрицу не тронь!» Но голосом хриплым, пропойным, немецким Злой немец скомандовал: «Фёйер! Огонь!» Упали, не вскрикнули девушки. Ваня Упал окровавленный рядом с сестрой. Злой немец сказал, по-солдатски чеканя: «У рузких один будет меньше керой!» Все было так просто – не выдумать проще: Средь ночи заплаканный месяц глядел, Как старые матери, шаткие мощи, Тайком хоронили в березовой роще Дитя и одиннадцать девичьих тел. Бойцы, не забудем деревни «Верхушки», Где, с жизнью прощаясь, подростки-подружки Не дрогнули, нет, как был ворог ни лют! Сметая врагов, все советские пушки В их честь боевой прогрохочут салют! В их честь выйдет снайпер на подвиг-охоту И метку отметит – «сто сорок второй»! Рассказом о них вдохновит свою роту И ринется в схватку отважный герой! Герой по-геройски убийцам ответит, Себя обессмертив на все времена, И подвиг героя любовно отметит Родная, великая наша страна! Но… если – без чести, без стойкости твердой – Кто плен предпочтет смерти славной и гордой, Кто долг свой забудет – «борися и мсти!», Кого пред немецкой звериною мордой Начнет лихорадка со страху трясти, Кто робко опустит дрожащие веки И шею подставит чужому ярму, Тот Родиной будет отвержен навеки: На свет не родиться бы лучше ему!

Боевой зарок *

Лик этот скорбный, слезы эти И обездоленные дети, Врагом сожженный дом родной, От обгорелого порога Одна осталася дорога – Искать норы в глуши лесной, Покинув прах отцов и дедов, Таков, Россия, жребий твой В мечтах немецких людоедов! Но – в испытаньях ты тверда. Уже не раз, не два чужая Остервенелая орда Шла на тебя, уничтожая Твои деревни, города. Но на кровавых именинах Умела ты принять гостей: О, сколько на твоих равнинах Истлело вражеских костей! Ты отстоять себя сумела, И слава о тебе гремела: «Все, кто искал на Русь пути, Ее природу знали скудно: В Россию вторгнуться – нетрудно, Трудней – назад живым уйти!» Уроки прошлого не учат Ослов: таков ослиный рок. Им нужен новый, свой урок. Так пусть они его получат! Бойцы, дадим святой зарок: «Разбить врага – в ближайший срок!»

Русская женщина *

В «двенадцатом году» – кавалерист-девица И в «Крымскую войну» – отважная сестрица, Она в дни Октября в «семнадцатом году» Шла в Красной Гвардии в передовом ряду. Да, русской женщине недаром мир дивится! И не читали ль мы о немцах в эти дни, Как напоролися они На героиню-сталинградку. Она, взамен того, чтоб указать пути Врагам, как дом – для них опасный – обойти, Их вывела на тесную площадку Под самый наш огонь и крикнула бойцам: «Стреляйте, милые, по этим подлецам!» Пусть стала жертвою она немецкой мести. Она пред миром всем раскрыла, как велик Дух русской женщины и как прекрасен лик, Суровый лик ее, готовой каждый миг На подвиг доблести и чести!

Боец-герой *

Подросток-девочка. Она Бойцом-героем спасена, У пса фашистского отбита. Смертельной корчей сведена Рука сраженного бандита. Родной боец наш – невредим, Неустрашим, непобедим – Исполнен мощи сверхударной. На грозный лик его глядим Мы все с любовью благодарной.

Народный ответ *

Да, наш народ породы стойкой: Свой фронтовой крепя заслон, Врагу ответил он постройкой Колхозных танковых колонн. Колхозным боевым ответом Ошеломлен фашистский сброд. Как он сказался в деле в этом – Весь осиян победным светом – Наш удивительный народ!

Это – то, что нужно! *

Недостаток кожи и ее заменителей вынудил советское командование выпустить обувь для войск – из сукна. Можно себе представить, как тяжело сражаться русским в мороз в этой обуви!

(Римское радио от 19/XII 1942 г.)

Ай да Бенито! Влип знаменито!

(Новая итальянская пословица.)

Муссолини – речь о нем! – Разболтался дуче, Мол, у русских с каждым днем Положенье круче, Что дела их, видит бог, Никуда не гожи: Русский фронт насквозь продрог, Потому что нет сапог: Не хватает кожи! В довершение всех бед При заторе с кожей Никакой замены нет, На нее похожей. Но у русских – к их стыду, – Чтоб смягчить свою беду, Сыскан в нынешнем году Выход их исконный: Так – у них в большом ходу Стал сапог… суконный! – Жалко дуче русских ног? Нет, он зло смеется. Он, болван, узнать не мог, Что суконный наш «сапог» Валенком зовется! Брех понес о нем сплошной, Брех нелепый и смешной, Муссолини злобный. Русский валенок родной, Легкий, теплый, шерстяной До чего хорош зимой, До чего удобный! Он в морозы и в снега Серо пусть – на взгляд врага Выглядит наружно, Да согрета в нем нога! Вот чем обувь дорога! Стало быть, что нужно! Верный друг наш, он вдвойне Нам дороже на войне Зимней да морозной. До чего ж охота мне Городской вскричать родне И родне колхозной: Марья, Дарья, Митрофан, Сашенька с Феклушей, Епифан и Селифан, Тетя Феня, слушай, Слушай, дядя Ферапонт: Шлите валенки на фронт! Шлите срочно, дружно! Это – то, что нужно!

Любая кара им мала! *

Вот до чего дошли фашистские бандиты: Они дают своим собакам имена. А человеку русскому – гляди ты! – Иная в их глазах цена: Покамест он от мук и голода не помер, Фашисты на него навешивают номер! Не человек он вроде, нет, А вещь, хозяйственный предмет – Последнего к тому же сорта. Жалеть его – какого черта! Пускай работает в мороз полунагим. Начнет дерзить? Фашист убьет его бессудно И «номер» выбывший – все это так не трудно! – Заменит «номером» другим. Фашистских извергов мы привлечем к ответу. Но как нам их карать? За все их за дела Любая кара им мала. Их преступленьям – меры нету!

Фашистские «искусствоведы» *

«Трофейной» бандой Риббентропа Была ограблена Европа, Ее музеи и дворцы. Набравшись опыта, фашистские злодеи Пустились оголять советские музеи. Картины, статуи, колонны, изразцы, Культурных ценностей редчайших образцы – Все, что копили наши деды, Что завещали нам отцы, В местах, где временной добился враг победы, Фашистские «искусствоведы» Разворовали, подлецы. Среди фарфоровой посуды, тонкой, ломкой, Средь древней утвари, средь драгоценных ваз Они плясали дикий пляс, Орудуя ножом и фомкой. Чего не увезли с собой, То превратили в лом и в бой. Но близок грозный час расплаты – За разоренные старинные палаты, За каждый наш музей, дворец культуры, храм Придется воем выть, попавши в наши руки, Организованным ворам, «Профессорам и докторам» Фашистской подлой «грабь-науки», – И первым пред судом свой воровской ответ Даст Риббентроп-«искусствовед»!

Легенды сложатся о нем! *

Он пал. Но честь его – жива. Герою высшая награда – Под именем его – слова: Он был защитник Сталинграда! В разгаре танковых атак Пал краснофлотец Паникак. Им – до последнего- патрона – Держалась крепко оборона. Но не под стать морской братве Врагу показывать затылки. Уж нет гранат. Остались две С горючей жидкостью бутылки. Герой-боец схвдтил одну: «В передний танк ее метну!» Исполненный отваги пылкой, Стоял он с поднятой бутылкой: «Раз, два… Не промахнусь небось!» Вдруг пулей в этот миг насквозь Бутылку с жидкостью пробило! Героя пламя охватило, Но, ставши факелом живым, Не пал он духом боевым, Не дрогнул волею могучей. С презреньем к боли острой, жгучей, На вражий танк боец-герой С бутылкой бросился второй. Удар! Огонь! Клуб дыма черный! Огнем охвачен люк моторный, В горящем танке дикий вой: Команда взвыла и водитель. Пал, совершивши подвиг свой, Наш краснофлотец боевой. Но пал, как гордый победитель! Чтоб пламя сбить на рукаве, Груди, плечах, на голове, Горящий факел, воин-мститель, Не стал кататься по траве, Искать спасения в болотце: Он сжег врага своим огнем! Легенды сложатся о нем, Бессмертном нашем краснофлотце!

Народная сила *

Неслись вдоль полянки Немецкие танки. Им пушка за горкой была не видна. Была эта пушка советской чеканки. Их – тридцать, она – Одна. Громила танки она знаменито: И в хвост и в гриву – ив тыл и в фасад. Четырнадцать танков было разбито, Шестнадцать – подрали назад. Вот это работа была так работа! А сила – с виду – была не равна: Немецких танков – сбиться со счета, Их – тридцать, она – Одна. Одна расправилась с танковой бандой, Потому что была грозной силой сильна: Семь отважных бойцов было с ней под командой Лейтенанта Ильи Шуклина. Восьмерка героев с пушкой за горкой – А немцев взяла в какой оборот! Потому что за этой геройской восьмеркой Стоял могучий советский народ!

Залог победы *

Жизнь примерами богата: Фронт и тыл – родных два брата, У обоих мать одна – Вся Советская страна. Наш рассказ начнется с тыла. Жизнь в нем, ясно, не застыла, А совсем наоборот: Взбудоражен весь народ. Все в горенье, все в движенье, Все в геройском напряженье, Тыл в работе день и ночь – Фронту силится помочь. Кизел – город есть, слыхали? Предки кизелцев пахали И частенько в год худой Хлеб жевали с лебедой. Нынче там кипит работа, Уголь-главная забота, Лишь про уголь всюду речь: «Надо, братцы, приналечь! Мы докажем: наши копи Не последние в Европе. Нам страна дала наказ – Мы ее послушны кличу! – Угля прежнюю добычу Перекрыть во много раз!» Мы нуждаемся в нем крайне. Почему? Для всех не в тайне. Вместе с фронтом вся страна Уголь требует: война! Для заводов оборонных, И литейных, и патронных, Всех, любого образца, Нужен уголь без конца! Ну, так в Кизеле вот в этом Объявились нынче летом Два – не знаю их с лица – Машиниста-молодца: «По понятным всем причинам Нашим врубовым машинам Мы дадим такую прыть, Чтоб рекорд свой перекрыть Достиженьем нашим новым. Нас, Кошкарова с Жирновым, Просим снайперов-стрелков Всех дивизий и полков Поддержать своим вниманьем, Боевым сорезнованьем. На своих постах бои Проведем мы беззаветно. Присылайте нам ответно Обязательства свои!» Как прочли бойцы в газете Это, значит, письмецо, Стали думать об ответе: Братский вызов налицо. «Нет у нас таких законов Избегать крутых высот! – Молвил снайпер Номоконов, Покосясь на вражий дзот. – Фрицам пулек мы подбросим! Чтобы снайперский мой счет Довести мне до двухсот, Сбить мне надо – двадцать восемь Цифра все ж! Но сладить с ней Обязуюсь в десять дней!» «А вот мне, – сказал Санжеев, – Сбить четырнадцать злодеев, Будет – сто. Зарок даю: В десять дней я их набью!» «Фрицам» есть все основанья Русских «снайперского званья» Ненавидеть зверски-зло. «Фрицам» крепко не везло: Новый вид соревнованья Поубавил их число. Показался «фриц» и – спекся, Сразу в землю нос зарыл. Номоконов так увлекся, Что заявку перекрыл. Сверх «двухсотенной» заявки Дал четырнадцать надбавки! Сто Санжеев объявил? Но так метко бил и часто, Что уже до срока за сто Далеко перевалил! Наш народ и смел и ловок. Спарил – доблестный почин! – Меткость снайперских винтовок С мощью врубовых машин. Перед нами в виде чистом Дня победного залог: Там куется смерть фашистам, Где так кровно с машинистом Спаян меткий наш стрелок!

Гвардия *

Вся страна читает жадно От строки и до строки, Как фашистов беспощадно Бьют гвардейские полки. Каждый день ведя облаву На проклятое, зверье, Заслужив геройством славу, Наша гвардия по праву Носит звание свое. В дни борьбы с фашистской сворой, Трудовой утроив пыл, Богатырскою спорой Служит ей рабочий тыл: Сил народных выраженье, Дисциплиною тверда, Ей кует вооруженье, Боевое снаряженье, Наша гвардия труда.