Том 5. Стихотворения

Январь 1907

Париж

На буграх

Песчаные, песчаные бугры, — Багряные от пиршества заката. Пространств моих восторги и пиры В закатное одеты злато. Вовек в степи пребуду я — аминь! Мои с зарей — с зарею поцелуи! Вовек туда — в темнеющую синь Пространств взлетают аллилуйи. Косматый бог, подобием куста Ко мне клонясь, струит росу листвою В мои, как маки, яркие уста, — Да прорастут они травою. Твой ныне страж убогих этих мест Я, старый бог, степной завет исполню: Врагов твоих испепелю окрест, Прияв трезубец жарких молний. Пред ним простерт, взываю: «Отче наш». Бурмидским жемчугом взлетело утро. Косматый бог лист лазурь из чаш И водопад из перламутра. Заря горит: ручьи моих псалмов Сластят уста молитвою нехитрой. На голове сапфиром васильков Вся прозябающая митра.

1908

Серебряный Колодезь

Полевое священнодействие

Н.Н. Русову

Я помню день: враги с окрестных сел Восстали на меня — и вот: погибли, Когда на них молитвенно пошел, Закляв словами травных библий. Когда, как месть, волшебств туманный ток, Дымящийся росою и ветрами, Подъяв, заклятьем пролил на восток Над охладненными лугами. Эй. ты! Падешь, коль вновь возмнишь восстать На божество, как пал в веках твой прадед, — И мой репейник бешеный, как тать, Иглою шип под сердцем всадит. Я вольный поп: и ныне, как и встарь, Сюда кустом на брань рукоположен. И вещий — сам. И вещий мой алтарь Из крепких, красных камней сложен. Колючий клир (ревнивое репье) — Мои прозябшие цветами прихожане — Вознес над вами, скрыв лицо мое, Благославляющие длани. Вот соберу с болот зеленый хвощ, От ульев — мед, от нивы — колос хлебный! Текут века… Я утро, день и нощь Служу целебные молебны. Цветись, цветок, — и в ветер венчик кинь! Взлетайте выше, ладанные струи! Вовек туда, в темнеющую синь Пространств восходят аллилуйи. Медовый ветр струит густой елей, Cлaстит уста и льется быстротечно. Стоят холмы, подъяв престол полей Тысячелетия, извечно. И космами над синею водой Вдали поник в бунтующей порфире Сердитый бог с зеленой бородой — Последний бог в пустынном мире. Твой вопль глухой гудит, летит, твердит, — Твердит в поля. лиет елей и стынет; Зеленой хлябью вновь — и вновь — вскипит, Листвяной купой хладно хлынет. Из уст твоих — златые словеса! Из уст дуплистых, сластно в высь кидаясь, Они туда — в немые небеса Текут, потоком изливаясь. Как возвещу в простор окрестных сел Сладчайших уст, о куст порфирородный, — Как возвещу бунтующий глагол, Неизреченный и свободный. Из вековой, из царственной глуши Ты — сук сухой наставя, как трезубец, — Туда — во мрак трухлявой их души Грозишь, косматый душегубец.

1908

Серебряный

Колодезь

Последний язычник

Б.К. Зайцеву

Века текут… И хрипло рухнул в лог Старинный куст, изъеденный судьбою. А я в слезах простерт у мшистых ног, Как дым кадильный пред тобою. В последний раз дупло — твое дупло — Лобзаю я, наполненное гнилью. Века текут; что было, то прошло. Ты прорастешь седою былью. Медвяных трав касается мой лоб. Испив елей, и ныне, как намедни, В последний раз — твой верный, старый поп — Я здесь служу свои обедни. Над золотой, вечернею рекой Свивают кольца облачные змии Скорей, скорей, — о поле, упокой В твоей бездомной киновии. Меня прими, — в простор простертый гроб! Рассейтесь вы, как дым, седые бредни! В последний раз — твой верный, старый поп — Я здесь служу свои обедни.

1908

Серебряный Колодезь

Успокоение («Ушел я раннею весной…»)

Ушел я раннею весной. В руках протрепетали свечи. Покров линючей пеленой Обвил мне сгорбленные плечи, И стан — оборванный платок. В надорванной груди — ни вздоха. Вот приложил к челу пучок Колючего чертополоха; На леденистое стекло Ногою наступил и замер… Там — время медленно текло Средь одиночных, буйных камер. Сложивши руки, без борьбы, Судьбы я ожидал развязки. Безумства мертвые рабы Там мертвые свершали пляски: В своих дурацких колпаках, В своих ободранных халатах, Они кричали в желтый прах, Они рыдали на закатах. Там вечером, — и нем, и строг — Вставал над крышами пустыми Коралловый, кровавый рог В лазуревом, но душном дыме. И как повеяло весной, Я убежал из душных камер; Упился юною луной; И средь полей блаженно замер; Мне проблистала бледность дня; Пушистой вербой кто-то двигал; Но вихрь танцующий меня Обсыпал тучей льдяных игол. Мне крова душного не жаль. Не укрываю головы я. Смеюсь — засматриваюсь вдаль: Затеплил свечи восковые, Склоняясь в отсыревший мох; Кидается на грудь, на плечи — Чертополох, чертополох: Кусается — и гасит свечи. И вот свеча моя, свеча, Упала — в слякоти дымится; С чела, с кровавого плеча Кровавая струя струится. Лежу… Засыпан в забытье И тающим, и нежным снегом, Слетающим — на грудь ко мне, К чуть прозябающим побегам.

1904–1906

Москва

Угроза

В тот час, когда над головой Твой враг прострет покров гробницы, — На туче вспыхнет снеговой Грозящий перст моей десницы. Над темной кущей Я наплываю облаком, встающим В зное. Мой глас звучит, Колебля рожь. Мой нож Блестит Во имя Бога — — Обломок месячного рога Сквозь облако немое. Всхожу дозором По утрам Окинуть взором Вражий стан; И там — На бледнооблачной гряде Стою с блеснувшим копием, Подобным утренней звезде Своим алмазным острием Пронзившим веющий туман.

1905

Дедово

В темнице

Пришли и видят — я брожу Средь иглистых чертополохов. И вот опять в стенах сижу В очах — нет слез, в груди — нет вздохов. Мне жить в застенке суждено. О, да — застенок мой прекрасен. Я понял все. Мне все равно. Я не боюсь. Мой разум ясен. Да, — я проклятие изрек Безумству в высь взлетевших зданий. Вам не лишить меня вовек Зари текучих лобызаний. Моей мольбой, моим псалмом Встречаю облак семиглавый, Да оборвет взрыдавший гром Дух празднословия лукавый. Мне говорят, что я — умру, Что худ я и смертельно болен, Но я внимаю серебру Заклокотавших колоколен. Уйду я раннею весной В линючей, в пламенной порфире Воздвигнут в дали ледяной Двузвездный, блещущий дикирий.

1907

Москва

Утро («Рой отблесков. Утро: опять я свободен и волен…»)

Рой отблесков. Утро: опять я свободен и волен. Открой занавески: в алмазах, в огне, в янтаре Кресты колоколен. Я болен? О нет — я не болен. Воздетые руки горе на одре — в серебре. Там в пурпуре зори, там бури — ив пурпуре бури. Внемлите, ловите: воскрес я — глядите: воскрес. Мой гроб уплывает — золотой в золотые лазури. Поймали, свалили; на лоб положили компресс.

1907

Париж

Отпевание

Лежу в цветах онемелых, Пунцовых, — В гиацинтах розовых и лиловых, И белых. Без слов Вознес мой друг — Меж искристых блесток Парчи — Малиновый пук Цветов — В жестокий блеск Свечи. Приходите, гостьи и гости, — Прошепчите: «О Боже», Оставляя в прихожей Зонты и трости: Вот — мои кости… Чтоб услышать мне смех истерический, — Возложите венок металлический! Отпевание, рыдания В сквозных, в янтарных лучах: До свидания — В местах, Где нет ни болезни, ни воздыхания! Дьякон крякнул, Кадилом звякнул: «Упокой, Господи, душу усопшего раба твоего…» Вокруг — Невеста, любовница, друг И цветов малиновый пук, А со мной — никого, Ничего. Сквозь горсти цветов онемелых, Пунцовых — Савана лопасти — Из гиацинтов лиловых И белых — Плещут в загробные пропасти.

1906

Серебряный Колодезь

У гроба

Со мной она — Она одна. В окнах весна. Свод неба синь. Облака летят. А в церквах звонят: «Дилинь динь-динь…» В черном лежу сюртуке, С желтым — С желтым Лицом; Образок в костяной руке. Дилинь бим-бом! Нашел в гробу Свою судьбу. Сверкнула лампадка. Тонуть в неземных Далях — Мне сладко. Невеста моя зарыдала, Крестя мне бледный лоб. В креповых, сквозных Вуалях Головка ее упала — В гроб… Ко мне прильнула: Я обжег лицо ее льдом. Кольцо блеснуло На пальце моем. Дилинь бим-бом!

1906

Серебряный Колодезь

Вынос

Венки снимут — Гроб поднимут — Знаю, Не спросят. Над головами Проплываю За венками — Выносят — В дымных столбах, В желтых свечах, В красных цветах — Ах!.. Там колкой Елкой, — Там можжевельником Бросят На радость прохожим бездельникам — Из дому Выносят. Прижался Ко лбу костяному Венчик. Его испугался Прохожий младенчик. Плыву мимо толп, Мимо дворни Лицом — В телеграфный столб, В холод горний. Толпа отступает. Служитель бюро Там с иконой шагает, И плывет серебро Катафалка. Поют, Но не внемлю. И жалко, И жалко, И жалко Мне землю. Поют, поют: В последний Приют Снесут С обедни — Меня несут На страшный суд. Кто-то там шепчет невнятно: «Твердь — необъятна». Прильнула и шепчет невнятно Мне бледная, бледная смерть. Мне приятно. На желтом лице моем выпали Пятна. Цветами — Засыпали. Устами — Прославили. Свечами — Уставили.

1906

Серебряный Колодезь

Друзьям

Н.И. Петровской

Золотому блеску верил, А умер от солнечных стрел. Думой века измерил, А жизнь прожить не сумел. Не смейтесь над мертвым поэтом: Снесите ему цветок. На кресте и зимой и летом Мой фарфоровый бьется венок. Цветы на нем побиты. Образок полинял. Тяжелые плиты. Жду, чтоб их кто-нибудь снял. Любил только звон колокольный И закат. Отчего мне так больно, больно! Я не виноват. Пожалейте, придите; Навстречу венком метнусь. О, любите меня, полюбите — Я, быть может, не умер, быть может, проснусь — Вернусь!