Том 6. Дураки на периферии

Чаадаев. Садись, садись, Антон Антонович, — честь и место, честь и место.

Дельвиг (поднимая с пола пистолеты). Кто дрался? Пушкин! С кем?

Александр. С противником.

Дельвиг. А где он?

Александр. Я его к тебе послал — занять денег и купить вина.

Дельвиг. Значит, мы с ним разминулись, как жалко: я бы вызвал его! Зачем ты дерешься, Саша, с кем попало? Дерись со мной, я тебя давно прошу.

Александр. Зачем с тобой драться?

Дельвиг. Я уже говорил, — я буду постоянно при тебе в должности трупа.

Чаадаев. Ах, Дельвиг, вон вы какой!

Дельвиг. Какой? Я сам себя не вижу.

Чаадаев. Вы славный, Дельвиг… Я второй день постничаю, давайте поедим немного.

Александр. Горького хлеба?

Чаадаев. Нынче хлеб наш сладкий, — мы этот хлеб отработаем.

Александр. Как мы его отработаем?

Чаадаев. Честью сердца, может быть — жертвой своей жизни.

Александр. Давай тогда его кушать!

Дельвиг. Саша, завтра у нас экзамены!

Александр. Пусть!

Дельвиг. Что — пусть? Слышно, Державин будет. Что ты прочтешь из русской словесности? Прочти стихи самого Державина.

Александр. Я свои стихи прочту.

Дельвиг. Которые, Саша?

Александр. Новые стихи, я их сочиню нынче в ночи. Я давно их задумал — стихи о вольности…

Чаадаев. Не надо, не надо, Пушкин! Сочини эти стихи после экзамена.

Александр. Я хочу сочинить их нынче.

Дельвиг. Прочитай что-нибудь прелестное и тихое.

Александр. Иди ты прочь!

Чаадаев. Прочитай им «Воспоминания в Царском Селе». В нем сокрыта слава русского народа, там поминается Державин, там музыка великой нашей мощи…

В дверь слышится слабый стук; его не слышат действующие на сцене лица.

Александр (улыбаясь). А правда, там есть мощь России против ее врагов:

Да снова стройный глас герою в честь прольется, И струны трепетны посыплют огнь в сердца, И ратник молодой вскипит и содрогнется При звуках бранного певца.

Входят Пущин, за ним Кюхельбекер.

Пущин. «И ратник молодой вскипит и содрогнется при звуках бранного певца». Можно к вам, господа?

Все здороваются и приветствуют друг друга. Чаадаев по-холостяцки, то есть небрежно и быстро, собирает на стол угощение, доставая кое-что из скудных своих запасов.

Кюхельбекер (Александру). Скажи мне, как ты соединяешь в стихах своих силу с музыкой?

Александр. Не знаю.

Кюхельбекер. Лжешь! Как же ты пишешь, когда не знаешь? Так не бывает!

Александр. А ты узнай, брат Кюхля.

Кюхельбекер. Я узнаю… Я десять раз переписал эти твои стихи, чтобы узнать.

Пущин. Узнал, Вильгельм?

Кюхельбекер. Ничего не узнал. Я еще перепишу!

Александр (к Пущину, с нежностью). Ну как, Жан? Ах ты, Жан!

Пущин (сияя от дружеского счастья). Ах ты, Саша, Саша! Брат мой милый, скучно мне без тебя! Не живется и не учится…

Александр. А со мной?

Пущин. А с тобой… С тобою мне всегда хорошо, и все можно стерпеть.

Дельвиг. Даже взор ее можно стерпеть!

Александр. Чей взор?

Дельвиг. Ее!

Пущин. Я не знаю, как ее зовут. Антон, ты видел ее?

Дельвиг. Конечно. Прелестное создание природы и духа!

Александр. Скажите скорее, кто она, кого вы видели?

Кюхельбекер. Не говорите ему! Мы одни видели ее, когда шли сюда!

Дельвиг. Я видел ее прежде вас всех! Вон там она проходила… (Указывает в окно в парк).

Кюхельбекер. Не говорите ему!

Александр. Молчи, Кюхля! Скажи мне, Жан, скажи, Антон! А ты, Кюхля, молчи лучше!

Кюхельбекер. А что — ты вызов бросишь? Я давно хочу увидеть своего покойного родителя.

Александр. Успеешь, успеешь еще. Живи, брат мой…

Дельвиг. Без Кюхельбекера — Россия сирота.

Кюхельбекер (серьезно и гневно). Врешь, брат! Это Кюхельбекер сирота без России.

Чаадаев. Успокойтесь, Вильгельм Карлович… Не шутите, господа! Сей Вильгельм любит Россию не меньше любого Ивана и Петра! Прошу к столу, — чем бог послал…

Гости Чаадаева усаживаются к столу, но тут же встают, ходят, опять садятся вкусить чего-либо и т. д. Внешне нет никакого порядка, но за этим беспорядком идет действительный порядок свободных чувств и слов этой дружественной компании.

Александр. А кто же это она, — ну скажите мне, а то я…

Дельвиг. Я знаю — кто она! Она прекрасна, как Муза, и добра, как материнское сердце!

Александр. Мне имя ее нужно! А то я вас…

Дельвиг (перебивая). А то ты что? Ты жуй — отощаешь!

Александр. Не скажешь?

Дельвиг. Нет!

Александр. Не скажешь?

Дельвиг. Нет!