Том 6. Лимонарь

«Судьбинные вестуньи,

И та, которая одарила любовью,

и та, осудившая на муку — разлучная,

и та — с пылающей свечой, овевая

пламенем измученную душу».

— Я зажгла его сердце любовью.

— Я разбила его сердце разлукой.

— Я осенила его душу.

«Три доли даны человеку.

Первая доля — на счастье — встреча —

Любить.

Другая — несчастье — разлука.

И третья — дар света».

— Пламень моего иссвеченного сердца

пронижет темную землю.

— Буря моего сердца — неугасимое пламя,

свет моей любви проницает зори.

III

Никогда не было столько народу у Димитрия Солунского — долго будет памятна свадьба великого князя.

Перед образами поцелуй любви — венчальной памятью закрепил союз на единое тело и единомыслие. Новобрачные вышли из церкви, красуя погожий день сиянием любви на весь мир перед небом и солнцем.

Сокол сидел на куполе у креста и неприманчиво другим, на оклик Ярослава, опустился на правую руку князя, трепетным глазом оглядывая молодых.

День и ночь на Едемонове пир пировали. Величальным песням не слышно было умолку до зари.

Наутро Ярослав вспомнил о своем любимом отроке и почувствовал себя виноватым.

Не поправимо. И ему хотелось объяснить, как все случилось, рассказать свой суженый сон и убедить: если может, простить его. И велит привести к себе Григория.

Нигде не нашли.

Ярослав подумал, а что, если кончил с собой? И приказал искать по берегу и в колодцах.

Ищут — нет нигде.

На обыске у одного крестьянина нашли одежду Григория. Крестьянин признался: поменял княжеский отрок свое дорогое на крестьянскую ветошь, просил никому не сказывать.

— Ухожу, говорит, в пустыню, там этого не надо. — Жалостно смотреть было, как человек отчаялся в жизни.

Ярослав велел обыскать всю окрестность. И где-где ни искали, в лесу забирались в самые дебри — нет нигде, пропал человек.

Три дня пробыл Ярослав в Едемонове. Его «райское блаженство» было б полно, если бы не печалила мысль о Григории: вспоминался любимый отрок, винил себя в его гибели. И еще беспокоила мысль: как встретят в Твери его выбор — великая княгиня дочь пономаря.

Ксении он рассказал о своем сне.

Она все поняла.

— Все было так, — сказала она — как тому должно было быть — и печаль покрыла ее слова: или вспомнила она о Григории — свою единственную любовь, или принять наперекорную судьбу человеку не просто.

— Возьми меня с собою, — сказала она — не бойся.

IV

Со свадебной свитой, которая сопровождала Григория, отправил он Ксению на том же самом судне в Тверь, а сам с охотниками поехал берегом.

Тешась охотой он прибыл в Тверь раньше Ксении и велит боярам выйти навстречу великой княгине.

Выбор Ярослава принят был единодушно, никакой вражды, весь город собрался к церкви Михаила Архангела встречать великую княгиню, дочь пономаря. Ксения пришлась по сердцу и было в городе большое ликование на много дней.

Жизнь пошла своим чередом под великим князем Ярославом Ярославичем и великой княгиней Ксенией Афанасьевной.

V

Дорогами без пути шел Григорий, покинув Едемоново.

Ярослав — это он понял, ведь и сам он с первого взгляда полюбил Ксению; но что толкнуло Ксению любя, вдруг разлюбить? И откуда такая горькая печаль покрыла ее прощальный взгляд?

Когда Григорий, решив жениться, говорил Ксении и ее отцу, пономарю Афанасию, что будет жить с ними в селе Едемонове, — это означало его уход из жизни, сулившей ему первое место и почет среди великокняжеской дружины.

И теперь, когда его прогнали, в отчаянии он решил уйти от жизни людей, где ничего нет верно и самая клятва любви — ни во что.

Принять свою долю и покориться, изжить боль — кручинно и сердцу надсадно.

Григорий поселился в лесу; с людьми ему было б неладно, а звери его не трогали. Боль его поднялась над землей и выговорилась туда — молитвой.

— Кому и о чем молиться человеку, над которым только что распорядилась судьба: все дав, грубо отнять?

— Есть в мире для человека в несчастии единственное прибежище — мать.

Григорий, выброшенный из жизни, раздавленный — молился Божьей Матери, прося направить, указать ему путь — дело кругом обездоленному.

И живет человек в пропаде.

VI

Он просил открыть ему тайну его жестокой доли.

Его молитва к Богородице — вопль настойчиво и неотступно.

И в звоне леса и в реве зверей — повторялись за ним слова его пронзенного сердца.

Случилось однажды, в лес забрели люди и увидели, среди деревьев хибарка. И на хибарке крест. Кому б это? Любопытно. И натолкнулись на Григория: откуда, кто он, и как на их земле поселился?

Григорий только кланялся, ничего не отвечает и так они его и оставили, ничего не добившись.

Григорий испугался, оставаться тут опасно: теперь его отыщут — диковинка любопытна.

И он бросил свою хибарку и пошел — куда приведет дорога.

И дорога привела его на устье Тверцы. Места знакомые, недалеко Тверь.

Он назад. И не помнит, как дошел до своей покинутой хибарки.

Он понял, далеко уходить нечего, но и оставаться на прежнем месте нельзя. И он решил перенести свою хибарку в глубь бора. Так и сделал. В бору безопасно.

В ту ночь на новом месте отдышавшись, уверенный, с единственной молитвой: пусть будет открыта ему тайна его жестокой доли и забылся.

Чистое поле в глазах — не бор, а чистое поле — чистое, пронизанное светом. И свет колеблясь звучит:

О Тебе радуется, Обрадованная,

всякая тварь, слава Тебе.

Пробуждение осенило и сказалось: на этом месте будет дом Пресвятой Богородицы — монастырь Рожества Богородицы.

И на другую ночь он увидел во сне Богородицу.

Издалека он ее увидел с краю, она приближалась. И он узнал ее: она была не Владимирская, не Боголюбская, в простом крестьянском платье Ксении, в руках узелок и посох — странница.