Том 6. Лимонарь
Шрифт:
Громко сказал царь Соломон под окном царицы:
«Подай калике-перехожей милостыню ради красного царя!»
Знакомый голос. — Царица Милена велит привести калику.
«Подай калике — перехожей милостыню ради красного царя!» повторил царь Соломон, оставшись один на один с царицей.
«Царь Соломон, ты зачем?» горько сказала царица Милена.
Тихо сказал царь Соломон:
«Чем ты прельстилась?»
«Царь Соломон, тебе живу не быть».
«Я пришел за твоей красотой», — сказал царь Соломон по-разбойному.
Царица Милена, как стряхнув с сердца обиду, с пущей горечью и полна любви:
«Царь
«Неудержимого не удержишь».
«Царь Соломон, твоя смерть идет».
Рассмеялся царь Соломон:
«Не моя, а его».
«Царь Соломон, как я люблю тебя».
Каликой — перехожей нищим стоял перед ней царь Соломон. И было им одно желание и сердце было им одно — на радость.
Громом загремели шаги.
Царица Милена открыла сундук. И когда в палаты вошел царь Пор, она стояла одна. Скрыв царя Соломона, не могла она скрыть — она вся полыхала.
«Я красный царь, но ты краше».
«Что ты любеешь меня? — воскликнула царица Милена, — царь Соломон пришел».
«Его костей ворон не соберет...»
«Царь Соломон!»
И вышел на ее зов царь Соломон, не царь, нищий, калика-перехожий, он взял ее за руку:
«Моя жена».
«Была бы твоей, была бы в твоем царстве».
Царь Соломон не пошевельнулся: крепко и непреклонно рука с рукой и сердце билось, как одно сердце.
«Какой ты хочешь смерти?» — тихо сказал красный царь.
«Твоя царская воля».
«Я велю тебе голову снять или размечу по улицам, утоплю в стоячей канаве, или хочешь красную смерть?»
Еще тише сказал царь Соломон:
«Дай мне красную смерть».
Высоко на каменном помосте поднялась виселица — три оселка — золотой, серебряный и шелковый.
«Царская грозная смерть поставлена красным царем Пором на премудрого царя Соломона!» возвестил палач.
И весь Просиян город сошелся к помосту смотреть на красную смерть премудрого царя Соломона.
И когда ступил царь Соломон на помост и поднялся на третью ступень —
«Красный царь, прикажи дать рог — любил я в рог трубить!» — сказал царь Соломон.
Палач подал ему серебряный рог.
И затрубил царь Соломон:
«Седлайте коней, спешите к царю!»
И поднялся на шестую ступень:
«Красный царь, дай мне еще раз в рог поиграть!»
Палач подал ему серебряный рог.
Еще звонче запела труба:
«Поспешайте, не жалейте коней!»
«Чего медлишь? Три петли: выбирай по душе — золотая, серебряная, шелковая», — оборвал палач.
Царь Соломон взошел на последнюю, седьмую ступень. Оглянул Божий мир в последний раз. И увидел из-за черной кремлевской стены стальной лес.
«Красный царь, позволь мне в последний раз!»
Палач подал ему серебряный рог.
И тихо заиграл серебряный рог.
И еще светился, тая, последний его звук, как в серебряную тишину ворвался лязг и тупой бубенчатый тык: Соломоново войско из-за черной кремлевской стены оступило каменный помост. И завизжала кроворуть. И кого как — как помелом промело.
Первым вскочил на помост кузнечонок — нынче царский кузнец Вакула.
«Здравствуй, названный брат, царь Соломон!»
И царь Соломон сошел с помоста.
А на его место на всенародную казнь поднялся красный царь Пор.
«Красный царь, горька твоя смерть!» — сказал на прощанье царь Соломон.
«Премудрый
царь Соломон, жизнь на земле еще горше».Это было последнее слово красного царя Пора.
И качались три петли на каменном помосте — золотая, серебряная и шелковая — красный царь Пор, псоглавец Гусюк и индейский палач.
А народ кричал — весь мир:
«Здравствуй, царь Соломон!»
С царской короной красного царя Пора и с царицей Миленой вернулся царь Соломон из чернокаменного Просияна города в Божий град Иерусалим строить великую Божью церковь — храм Соломонов.
ТЯБЕНЬ{*}
Храм Соломона — чудеса мира. Не человеческими руками построен — его строили люди и демоны.
А основание храма — самородные камни, их таскали с моря: лица носильщиков уходили за облака, и видны были только ноги огромных цапель; цапли, натащив камней, прошлись по городу мароканским маршем и пропали. Им на смену слетелись все восемь ветров, поднялись над камнями, дули наперерез, бесновались. А улетели ветры, бегут от застав звери: сколько есть зверей на земле и от птиц — поют, рычат, лают (чего-то говорили по-своему, да одному понятно строителю!) и разбежались, кто под куст, кто в лес. Тут вот и явились демоны — и началась стройка.
Строитель привлекал все новые нездешние силы: демонская много легче и гибче человеческой и звериной. Самые ответственные спецы были демоны: на собрании у царя сидели они за особыми железными столами обок с учеными и писателями, и им прислуживали демоны низшего разряда — бесы в смокингах «красной свитки».
Очень все было странно — жутко: необычно. Точно в предгрозье и вдруг — такой шум, тряс, белиберда, как в грозу (на ухо кричи, ничего не слышу!).
Китоврас, могущественный из демонов, указал способ тесать камни «шамиром». И работа пошла в тишине, для слуха незаметно (муху слышно!). А глаза понемногу привыкли и к поблескиванию и к вспышкам электрических огоньков, когда «само собой» на леса подымались камни и катили из пустыни платформы с камнем без проводников и шоферов.
Понемногу наладилось и с продовольствием. «Режим экономии», вызванный затратами на постройку храма, проведен был блестяще: «пищевой отдел», как самый соблазнительный, поручен бесчувственным демонам — общественные столовые, рестораны, отели, бистро, все обслуживали демоны. И, конечно, был ропот: «едим чертятину!». Но демоны оказались искуснейшими поварами и изобретательными мэтрдотелями: из падали такое суфле тебе сделают, само в рот прыгает — «вареники Пацюка», как любимые Гаргантуа жареные свинные кишки с кашей, — а из дохлятины подадут эскалоп, только очень все перчат и потом весь день пить хочется.
Была еще с китом страсть, не дай Бог.
Давал царь Соломон банкет — затеял всех рыб и какие есть морские звери, всех накормить до отвалу — так и объявил: «жри, сколько влезет!». И вот объявляется кит, самый обыкновенный кит с Белого моря, тут и пошло: сколько ему в пасть провизии ни кинь, все одно: «есть хочу!» — того и гляди тебя сглотнет. Весь запас ему и перекидали, царю-то и неловко: приглашал водяных гостей, а угощать нечем. А кит отплыл на середку, да как пустит струю, весь Иерусалим обдал, кричит: «Благодарю Тебя, Господи, Ты один насыщаешь меня». Срам-то какой! Конечно, против Бога человеку никак.