Том 7. О развитии революционных идей в России

En 1843, Bakounine, poursuivi par les r'eactionnaires suisses et d'enonc'e par eux au gouvernement russe, recut la sommation de rentrer en Russie. Il refusa d'y obtemp'erer et passa `a Paris. En 1847, dans un discours qu'il prononca `a l'occasion de l'anniversaire de la r'evolution polonaise, il tendit une main amie aux Polonais. On l'expulsa pour ce fait de la France.

Apr`es la r'evolution de f'evrier, le vieux monde chancela, l'Allemagne, les Slaves s'agit`erent. Bakounine se rendit `a Prague et repr'esenta l'id'ee r'epublicaine au congr`es slave. Son influence sur le peuple `a Prague, au dire des Boh`emes eux-m^emes, ne peut ^etre' compar'ee qu'`a l'influence de Hecker sur les Allemands.

La r'evolution allemande comprim'ee en Autriche, `a Bade, en Prusse, fit un effort supr^eme en Saxe. Dresde osa lever la t^ete, lorsque Vienne et. Berlin 'ecras'es par les soldats se renfermaient dans un d'esespoir triste et morne. Bakounine fut `a la t^ete de ce mouvement, il pr'esida les r'eunions et dirigea la d'efense de la ville.

Apr`es la prise de Dresde, il tomba dans les mains de ses ennemis. On le traduisit devant une Haute Cour de Saxe qui le condamna `a la peine capitale. Le tr`es-pieux roi de Saxe, par horreur du sang, commua cette peine en celle de la d'etention perp'etuelle. Mais l'Autriche voulut aussi avoir sa part `a l'ex'ecution d'un martyr de la cause slave. La Saxe livra Bakounine;, on le transporta, les fers aux pieds, `a Gradschine, forteresse pr`es de Prague, o`u l'on ouvrit une enqu^ete.

Manie indigne d'un gouvernement d'aller glaner apr`es les bourreaux d'un autre pays et achever les victimes.

De Gradschine on envoya Bakounine `a Olm"utz. On pr'etend qu'il va ^etre livr'e `a la Russie…

Qu'il aille donc dans les neiges de la Sib'erie, presser la main de ces vieillards glorieux, exil'es en 1826, qu'il aille, suivi de nos voeux, dans ce grand cimeti`ere russe o`u reposent tant de martyrs de notre cause.

Bakounine, succombant `a la fois avec la r'evolution allemande et allant en Sib'erie pour l'Allemagne, la veille peut-^etre d'une guerre avec la Russie, servira de gage et de preuve de cette sympathie qui existe entre les peuples de l'Occident et la minorit'e r'evolutionnaire en Russie.

Les travaux litt'eraires de M. Ivan Golovine ont 'et'e 'egalement appr'eci'es en France,en Allemagne, en Angleterre. Depuis la publication de «La Russie sous Nicolas Ier», en 1845, jusqu'`a celle des «M'emoires d'un pr^etre russe», en 1849, l'auteur n'a pas discontinu'e sa guerre contre le despotisme de P'etersbourg. Il d'evoile ce que le gouvernement russe cherche soigneusement `a cacher, il raconte en Europe ce qu'on tait en Russie. Il faut conna^itre quelle crainte le gouvernement russe a de l'opinion publique en Europe, devant laquelle il tremble comme le parvenu devant l'opinion d'un salon aristocratique, pour comprendre toute la port'ee des 'ecrits de M. Golovine.

Expuls'e de Paris, apr`es le 13 juillet 1849, il poursuivit son activit'e en Suisse, en Angleterre, en Italie, vouant `a la ris'ee publique la camarilla de P'etersbourg qui bondit d'indignation, habitu'ee qu'elle est aux saluts et prosternations. Il d'enonce l''etroite politique, l'administration d'eprav'ee de la Russie, les hommes arri'er'es et m'ediocres qui meuvent cet immense, levier commencant au palais d'Hiver et finissant `a Kamtschatka, il montre avec piti'e au gouvernement r'etrograde de la r'epublique francaise son id'eal du Pouvoir fort, lui faisant honte de se mettre `a la remorque de l'absolutisme moscovite.

Ce fut lui, un Russe 'emigr'e, qui pr'esida `a Paris le club de la Fraternit'e des Peuples, lui, qui appel'e comme t'emoin, devant la Haute Cour de Bourges, trouva de nobles paroles pour la d'efense de la Pologne.

Notre ami Nicolas Sazonoff, expuls'e de France en 1849, a 'et'e un de» d'efenseurs les plus z'el'es de la d'emocratie dans la «Tribune des peuples» et dans la «R'eforme»

…L''emigration russe n'est qu'un germe, mais un germe contient souvent un grand avenir. L''emigration russe cro^itra, car son opportunit'e est 'evidente, car elle repr'esente non la haine ou le d'esespoir, mais l'amour du peuple russe et la foi dans son avenir.

<Прежде чем закончить, важно указать на зарождающийся и зреющий революционный элемент, будущность которого бесспорна.

Во все времена русские поселялись за границей. Жалованная грамота дворянству удостоверяла право, данное всему этому классу народа, и ни один из государей, до Николая, не думал это право оспаривать. Одни эмигрировали из политических соображений или личных счетов. Адмирал Чичагов, командовавший на Березине, и генерал граф Остерман-Толстой, победитель при Кульме, покинули родину. Н. Тургенев, один из участников заговора 14 декабря, остался во Франции, чтобы избежать наказания, к которому его приговорили. Другие поддались религиозным слияниям и стали последователями иезуитов.

Но это были лишь единичные случаи, которые не могли послужить к образованию ядра эмиграции за отсутствием общей идеи и цели для совместной деятельности.

Мы видим, как в течение десяти лет русские поселяются во Франции не только для того, чтобы жить вне родины или отдохнуть, но чтобы открыто протестовать против петербургского деспотизма, чтобы работать над делом всеобщего освобождения. Нисколько не превратившись в чужеземцев, они стали свободными посредниками молодой России, ее истолкователями.

Это факт, отнюдь, не случайный.

Эмиграция – первый признак готовящейся революции.

В России ей удивляются, к ней там не привыкли. И однако во всех странах, в начале реформ, когда мысль была слабой, а материальная сила неограниченной, люди твердых убеждений, питающие подлинную веру, но-настоящему преданные, находили себе убежище на чужбине, чтобы заставить оттуда услышать свой голос. Изгнание, добровольная ссылка сообщали их словам силу и необыкновенный вес, свидетельствуя о серьезности их убеждений.

Мы уверены, что пришла пора России выразить во всеуслышание свою мысль. Возможно ли это в самой России? Есть ли там почва, где мог бы действовать свободный человек без печальных компромиссов? Деспотизм усиливается, мысль, скованная двойной цензурой, не может более шевельнуться. Надобно молчать или притворяться: надобно говорить намеками, полусловами, шептать на ухо, когда и звука трубы «было бы мало, чтобы пробудить спящих.

Пора нам отвести от себя упрек в том, что наше страдание пассивно. Русские многое вынесли, ибо были молоды, ибо ничто не созрело ни внутри страны, ни вне ее. Это время проходит. Нельзя принудить людей молчать, разве только у них самих нет властной потребности высказаться или их мысль немощна. Невозможно укротить возмужавшую мысль, сильную волю. Если они не уничтожают препятствие, то ускользают от преследований. Подавляемые с одной стороны, они возникают с другой.

Таким образом, в настоящее время эмиграция является наиболее значительным актом противодействия, какое только возможно для русского. Правительство хорошо это поняло. Оно с трудом верило, чтобы люди, будучи вызваны обратно, имели смелость ослушаться, имели мужество отказаться от своей родины и своего достояния. Отказ Ивана Головина возвратиться так поразил императора, что в ответ он обнародовал невероятный указ о паспортах. Однако Бакунин поступил таким же образом в Швейцарии. Оба отказывались от обеспеченного положения в России, от блестящего будущего. Раздраженное этим правительство приговорило их при посредстве правительствующего сената к каторжным работам – каре чрезмерной, нелепой и неслыханной, ибо она применялась к неявившимся на суд, за то, что они не явились на суд!