Том 8. Ведь и наш Бог не убог, или Кое-что о казачьем Спасе. Из сказов дедуси Хмыла. Часть V. О спорном и нелепом
Шрифт:
Так что нет боли, когда ты от себя отрекаешься, радея о любви! Любовь есть! И ощущение счастья, которое надежду нам даёт! Нет, ничего не напрасно!
К себе же когда – когда строишь ты под себя пирамиду вавилонскую, – то и боль тебя поглощает. И мало тебе. Оттого и призыв твой: «Согрейте меня! Я так несчастна!» (или несчастен!) В том подвох-то и состоит. И тем более громче призыв наш пожалеть нас звучит, чем молчаливей он! Молчание ещё как красноречивым бывает! Вот мы получаем жало в жало. Так чего же тогда жалимся, коли сами жало призываем?
Понятно оно тебе или неприятно, но таков уж совет тебе добрый да дельный!
Ну да ладно! Так можно долго из пустого в порожнее переливать. Да маху
* * *
Вновь наступила пауза. Голос Лесника стих. И только тут я вновь оглянулся вокруг. Вот хорошо знакомый мне коврик над кроватью с персидским сюжетом. Вот маленькое окошко, в которое я часто смотрел вечерами на заходящее за горы солнце, мечтая о далёких мирах, о бескрайних морях. За ним идёт дождь. А вон и горы. Вершин их не видно, они скрыты тяжёлыми облаками, которые плотно обложили весь небосклон. Вот они травы, развешанные по всей хате. Вот и топящаяся кабыця – казачья печь. В хате очень тепло, несмотря на хмурую погоду за окном. В задней части такой печи находится каменная закладия, прикрываемая заслонкой со стороны тёплого угла – парного. Сколько же вечеров я просидел возле неё, слушая сказы Лесника! Но его-то я и не увидел. А кто же тогда говорил со мной? Нежели это моё сердце мне всё сказывало? А может быть, мне всё это снится? Нет! Ну не может это быть сном! Вот же, я себя щипаю. И ощущаю от того боль.
* * *
– Ну, вот вроде и развязано ещё несколько узелков, нас связывающих, – опять полился сказ Лесника. – Ведь все наши отношения – сплошь завязка. И мы в беседах друг с другом развязываемся, чтобы однажды, развязавшись, обрести крылья ЛЮБВИ. В этом-то и заключено то самое развитие, о котором все столько говорят! От нежити к человеку. От человека – к Горнему! К ЛЮБВИ!
Крылья ЛЮБВИ! С ними мы становимся ангелами в плоти, причащаясь к Воле Божьей и становясь её соучастником. Что есть она? То нам не дано сказать. Ибо Воля Божья больше любых слов будет!
Но осталось ещё немало узелков, пленяющих Человека внутри нас. И их придётся развязывать, чтобы освободить его! Жизнь к тому подтолкнёт нас. Раз уж так сложилось, коли есть ещё время до полуночи, давай-ка ещё один узелок развяжем…
* * *
«Странно, – мелькнула у меня мысль. – Почему до полуночи? И сколько сейчас время? Далеко ли до неё?» Резанула меня эта «полуночь», отозвалась во мне эхом многократным.
И тут же что-то или кто-то глубоко внутри меня произнёс: «Есть ещё время! Торопись не спеша!»
* * *
– Когда-то ты спрашивал меня об образах. Просил открыть суть их. Но сделать это на раз невозможно. Долгая та дорога – к сути! Немало мы с тобой прошли по ней. Только далеко ещё до исхода её. Ну что же, идём дальше? Идём! И без оглядки! И хоть пока что не примешь ты слов моих до конца без оглядки, но и без взятка не пойдёшь дальше пути свои торить.
Сказки сказывают, что некогда Ничто рассыпалось на кусочки. И кусочки те стали его осколками – образами, по-другому. Не теми мельчайшими частицами, которые древние греки называли атомами, но началами тех вещей и явлений, которые мы с тобой видим. Те же греки их эйдосами звали – идеями! Хотя не было тогда ещё разделения между эйдосами
и атомами.Вот смотри: у каждого явления, будь то снег, дождь, гром ли, молния, у каждой вещи – того же камня, дерева – есть начало. Оно и есть прообраз того самого явления или вещи. По нему, как по лекалу, творятся они – это самое явление и эта вещь. Но не так всё просто, как кажется нам. К нашему сожалению, мир сложен. Из множества слоёв состоит он. Из множества слоёв и образ составлен. И мы запутываемся да теряемся в слоях тех. Потому и оказываемся зачастую недееспособными. Оттого и сожаление наше!
Чтобы быть действенным, нужно быть точным, или текучим. Живым надо быть! Мы же в большинстве своём далеки от точности. Замерли в своём восприятии мира, а потому действуем напролом, утверждая нечто: мол, это вот так, а это этак! И при этом оказываемся слоном в посудной лавке, ломая всё и вся. Да не проламывается мир. Не хочет по-нашему в наши домыслы досужие рядиться. Упирается. Вот мы и разбиваемся о мир, дело пытая, а оно, дело-то, так и остаётся на одном месте. Хотя и кажется нам, что далеко мы продвинулись. Но то, ради чего дело делается, ради полноты с ладом, так и остаётся горизонтом манящим! Всякое дело конец свой в разочаровании имеет, всякое дело в разочаровании в прах рассыпается. Суета сует! Всё суета! И лишь боль по-настоящему.
Вот тут ты не можешь не возмутиться. Перед очами-то твоими другое! Вон, тысячи дел успешных да миллионы судеб состоявшихся! Но увы тебе! Всякая успешность в делах – обманка! Погляди вдаль, отойди от своей «стены плача», оторвись от «своей веры»! А ведь твоя убеждённость в том, что дела спорятся, которую ты отстоять возмущением пытаешься, – всего лишь вера твоя! Дела же, отношения наши, словно бур, вначале легко идут. Потом труднее и труднее, а потом просто ломаются. И оказывается человек, словно та старуха, у разбитого корыта! Так вот и взращивают душу нашу, в боль её погружая, чтобы однажды…
Вижу, ужом ты в себе изворачиваешься, стоя на своём. Мол, а твои слова о разбитом корыте – не твоя ли вера? Мол, у каждого своя правда!
Избитые, до дыр затёртые слова – «своя правда». Но какая в них сила! Сказал так – и обрёл покой! Отрезал ими всякого, кто твой мирок разрушить пытается, кто «угрозу» твоему счастью несёт! Победитель ты! Честь тебе и слава!
Только нет у человека правды! Увы! У каждого своя неправда! Правда – она едина! А то, что едино, не может быть поделено на каждого. На тебя, на меня, на неё. Единое – неделимо! Делимое – не едино! Вот и выходит, что все мы лишь «СВОЮ НЕПРАВДУ» в мир исповедуем, правду свою отстаивая. Потому-то и гоняемся за «птицей счастья», да поймать её никак не можем. Маякнёт она нам поначалу и растает, как утренний туман. Тут, гляжу я, ты ликовать-то и начал! Вот-вот, твои слова тебе же в жало! Значит, и ты неправду возвещаешь! На вору, мол, шапка горит!
Да-а-а-а уж! Выходит, опять ты упёрся в свою «стену плача». Я лишь стрелу тебе пускаю. Оторви взгляд свой от чего бы то ни было. И устреми его вдаль! Так, чтобы он ни во что упёрся! И тогда ты увидишь, что даже вечные горы не вечны! Даже они в прах стираются! Суета сует! Всё суета! О том «моя неправда»! Но эта «неправда» ПРАВДОЙ-то и оказывается! Единственной! Истиной! Причём спасительной Истиной! Всё же остальное – всполохи гаснущие! Их-то мы и стремимся утвердить в качестве Истины незыблемой. Но тщетно сие! Всё течёт! Всё утекает! Успешность неуспешна! Оттого мы и удручаемся! Мол, безнадёга одна! Да спасения от безнадёги той искать начинаем, пускаясь во все тяжкие… увеселения. Истина, мол, в вине. Или: истина в любви. Надо влюбиться, чтобы мир красками заиграл. Да мало ли в чём ещё истину мы находим!.. Так вот и сбегаем от того, чего так желаем, но и боимся больше всего, – от сретенья с Горним!