Том 8. Ведь и наш Бог не убог, или Кое-что о казачьем Спасе. Из сказов дедуси Хмыла. Часть V. О спорном и нелепом

А она, падла эта, раб наш, который в каждом есть, раскалывает нас пополам. На люди мы одно, глубоко же внутри себя – другое! Вот тогда-то ни в дудочку, ни в сопелочку мы. Как говорится, либо в стремя ногой, либо в пень головой. Одним словом, мимо! Мимо Жизни своей! И уж точно мимо науки сей «хитрой».

А надо всё это, что я тут тебе сказываю, чтобы в углубину войти, к Сущему взойти, ради Лада! О Ладе маета наша! Все дела, всё, что нас соблазняет, к Ладу нас устремляет! Хоть жажда учить, хоть желание лечить, хоть плясать, хоть писать. Всё к Ладу! Все мы его трудники. И тот, кто не по верхам Лад тот ищет (прав – неправ, мол, ты), но вглубь идёт, в сердце, к серёдке, где прав – неправ друг в друге пропадают да единым становятся, чародеем равновесия делается.

Непонятно тебе сказанное? Ну и слава богу! Ты просил, я сказываю! Узелок развязываю! А если тебе ещё чуть надо досказать да подсказать, непонятно сказываемое, то тебе ещё чуток надо… дорасти! Не созрел ты, чтобы с ветки пасть, нет слёз у тебя по Ладу, не наистязался ты ещё мир воевать. Здесь, в мире, твои чаяния! Коли так, то вопросы твои не от души исходят, не от боли. От голода, жадносветом называемого. Орудия победы тебе нужны! Победы над миром! Чтобы лучшим стать! Потому мимо тебя пройдёт наука эта. Иди, лечи, учи. Собирай блага да почести! Они-то – что угли горящие на твою голову! Обратная их сторона – боль! Вот скопишь её, взрастёшь в боли, и станет тебе всё и без подсказок понятно. Увы, только боль есть та почва, на которой древо спасительное возрастает. По нему мы лишь можем на Небеса взобраться, как в той сказке сказано. По нему лишь! Так-то вот.

Не верь мне! Проверь! Сам своей поступью всё измерь да отсеки! Мол, так оно или не так. Всё сам!

Только, скажу я тебе, и диво – лишь следующее! Негоже на нём точку ставить! Много званых, да мало избранных! Тысячи охотников за тайнами очевидными! Но знаешь, почему слона-то они и не замечают? Почему мимо того проходят, в чём охота их? А потому что мгновенье остановить пытаются! Это вместо того, чтобы в Ток Жизни окунуться и стать следующим. Вот тогда бы и открылось им «сокрытое». Но следующим стать – себя потерять. Страшно это!

Тем не менее… У многих глубоко задумывающихся людей убеждение складывается, что легче повлиять на изнанку вещи или явления, чтобы вызвать в ней изменения, чем на саму эту вещь или явление. Прямое воздействие всегда чревато. О том нам опыт показывает! Чем? Отпором! Не поддаётся ни вещь, ни явление напрямки! Даже во благо своё, и то упирается. Мол, не-е-е-ет, не надо бы оно мне! Невозможно чужими зубами жевать. А потому на неё следует с изнанки влиять, чтобы гладко всё складывалось. То есть на образ её воздействие оказывать. На том ворожба вся с колдовством и держатся.

Что тут сказать? Как ответить-то мыслителям этим?

Так-то оно так! Всё верно! Напрямки упирается! А потому проще вроде бы с изнанки убеждать. Да спотыкаться та ворожба будет. Иногда попадает, а иногда и мимо! Как говорится, гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним-то ходить. О чём это я? А о том, что и у образа изнанка есть. Вот о чём! Если образ – сам изнанка вещи, то его изнанка не вещь будет, но предобраз некий – диво. Да ты не ерепенься. Мол, об одном и том же всё ты сказываешь. Знамо уже! Поверь опыту, тут тысячи раз мало будет! Так что слушай!

Нажмёшь ты на образ, чтобы с его помощью, как рычагом, ту вещь с места подвинуть, не посчитаешься с её изнанкой – с дивом, – и на тебе: полезли откуда ни возьмись нежданчики. Вот о них-то и спотыкается ворожба та! Неточен, значит, получается, кудесник наш! Застыл он в своём мировоззрении – мол, так оно и этак, есть этот мир, и есть его изнанка, а больше ничего, оттого и мир его замёрзший. Нет в нём огня, нет в нём и жизни. Не дееспособный ни мир такой застывший, ни кудесник тот. Оттого-то его жизнь и растапливает через поражения, потери да неудачи многие. Чтобы он, значит, в корень зреть начал! С места так его гонят! Оживляют!

Тут совет тебе добрый! Имеющий уши да услышит! Не останавливайся и на диве! Снимай и этот кафтан с мира! Есть ведь и у дива изнанка. Утро! Это его серёдка и его сердечко. И звали его люди знающие бобком. Семя это! Всякое явление с вещью семя имеют – бобок! Вот и выходит, что у дива сердце – семя! Что оно собой являет? Не похож бобок на образ, и даже с призраком у него никакого сходства нет. Некий зачин это. Но не углядеть его взору твоему мысленному. Лишь сердцем его узреть можно. Узреть и промолчать!

Вот я тебе сказал: «Бобок – семя – зачин». Ты тут же «спас» себя, образ семечки себе подсунув. И не увидел ничего. Суть от тебя ускользнула. Дело хитрее!!! Не принимай то, что памерки тебе подсовывают. Вот ты негодуешь праведно: а чего, мол, я должен верить всякому сказочнику? Мне то есть.

А кто тебе сказывает? Да сам же ты и сказываешь себе. Есть в твоих памерках – в сознании, по-твоему – служка незаметный. Но велик он в твоём мировоззрении. Но хитёр! Искусен в обмане тебя! Толмач его зовут. Вот он и говорит тебе всё в соответствии с нарядом, ему отпущенным. Наряд – указ строгий! Вот ты выстроил мирок свой. Но ты ли ему хозяин? Тебе кажется – да! А может, он тебе? Может, ты давно им пленён? И даёт мирок тот, тобой же сотворённый, наряд тебе же. То, то и то – можно! Это – нельзя! Вот толмач и стоит усердно на страже наряда того, а ты его только и слышишь! Не другого! И следуешь указкам тем. Это ты ему скажи: «Говорят тут всякие!» И перестань его слушать. Встал образ перед твоими очами – смахни его. Не сослагайся с ним, не слушай толмача. У него задача такая – мирок свой от порухи удержать. Но ты дальше смотри. А там… Ничего нет! Ты и это не принимай. И… Увидишь!

Только и тут не обманись. Не глазами ты это увидишь, не картинкой семя тебе нарисуется. И даже не знанием представится. В виде угада оно окажется! А-а-а-а-а-а-ах! Вон оно что!

Тебя спросят: «А каково оно – а-а-а-а-а-а-ах? Что оно из себя представляет?» Только не дашь ты ответа им. Не облечь бобок в слово! Угад – дрожание некое! Как первогромы А-У-И он! До того ты пел шишке песню чародейскую, чтобы оголить её, а теперь она ею стала. Шишка – песнью чародейской. Точнее, не она, но семя её! И дрожит, и гремит семя!

А ещё сияние угад есть. Оно тогда тебя охватывает, когда ты к семени вещей и явлений мира прикоснёшься. Смотри на шишку, живи-дыши с образом её, подпевай её предобразу, а когда снимется кафтан дива, ищи бильцо в нём. Да, и тут бьётся. И когда, всматриваясь сердцем в бильцо дива, ты увидишь серёдку его, а именно она бьётся, осенит тебя, или осеменит! И тогда…

Тогда ты светом просияешь. И снимется кафтан семени с мира. На шаг ты ближе к Сокровенному приблизишься! В общем, оголится на бобок мирозданье, но ты и тут бильцо ищи. Чтобы по нему в самом семени уже корешок узреть! Он есть вяха! Весть некая! От неё и к ней семя реет. Эх-Ух-Эх-Ух-Эх-Ух…

Понятно ли оно тебе? Да, тут уж привольно-раздольно никак не получится! Тут не понять никак. Лишь за гласом идти, чтобы пройти. Слышишь? Не понять, а пройти! И тут, чтобы за гласом моим идти, заостриться надо! Даже не заостриться, а заостряться и заостряться. Всё более и более! Без устали и не останавливаясь. Иначе слова мои для тебя чужеземной речью покажутся! Выкинет тебя, как послабишь себе, – и потерял ты ниточку путеводную.

С неё-то, с вяхи, и начинаются вещи и явления мира. Она сердце то самое. И семени, и дива, и плащаницы, и вручья! Сердце и источник некий. Словно колодец. С неё, можно сказать, шишка начинается! Добрался ты, можно сказать, до изначалья, если вяху постиг. Чья эта весть? Это уже другой вопрос!!! Так скажу: Зодчего Великого! В вяхи его Глас и его Збожье, или Воля, для нас звучит. Коли не будешь ты татью, не придёшь хитником-расхитителем, не начнёшь понимать да пытаться осознать весть ту, что к чему, не будешь её в образ и слово облекать, но станешь пред ней вонмем, открыто, то откроются тебе врата! Врата в Сущее! Вот тут ты и можешь ходатаем стать за…