Том 9. Повести. Стихотворения

1915

Суховей

Июль. Жара. Горячий суховей Взметает пыль коричневым циклоном, Несет ее далеко в ширь степей, И гнет кусты под серым небосклоном. Подсолнечник сломало за окном. Дымится пылью серая дорога, И целый день кружится над гумном Клочок соломы, вырванной из стога. А дни текут унылой чередой, И каждый день вокруг одно и то же: Баштаны, степь, к полудню — пыль и зной. Пошли нам дождь, пошли нам тучи, боже! Но вот под утро сделалось темно. Протяжно крикнула в болоте цапля. И радостно упала на окно Прохладная, увесистая капля. Еще, еще немного подождем. Уже от туч желанной бурей веет. И скоро пыль запляшет под дождем, Земля вздохнет и степь зазеленеет.

1915

«Степной душистый день прозрачен, тих и сух…»

Степной душистый день прозрачен, тих и сух. Лазурь полна веселым птичьим свистом. Но солнце шею жжет. И мальчуган-пастух Прилег в траву под деревом тенистым. Босой, с кнутом, в отцовском картузе, Весь бронзовый от пыли и загара, Глядит, как над землей по тусклой бирюзе Струится марево полуденного жара. Вот снял картуз, сорвал с сирени лист, Засунул в рот — и вместе с ветром чистым Вдаль полился задорный, резкий свист, Сливаясь в воздухе с певучим птичьим свистом. С купанья в полдень весело идти К тенистой даче солнечным проселком: В траве рассыпаны ромашки на пути И отливает рожь зеленоватым шелком.

1915

Вечер («В монастыре звонят к вечерне…»)

В монастыре звонят к вечерне, Поют работницы в саду. И дед с ведром, идя к цистерне, Перекрестился на ходу. Вот загремел железной цепью, Вот капли брызнули в бурьян. А где-то над закатной степью Жужжит, как шмель, аэроплан.

1915

Зной

В степном саду, слегка от зноя пьян, Я шел тропинкою, поросшей повиликой. Отец полол под вишнями бурьян И с корнем вырывал пучки ромашки дикой. Миндально пахла жаркая сирень, На солнце лоснилась трава перед покосом, Свистел скворец, и от деревьев тень Ложилась пятнами на кадку с купоросом. Блестящий шмель в траве круги чертил, И воздух пел нестянутой струною, И светлый зной прозрачный пар струил Над раскаленною землею.

1915

«Средина августа. Темно и знойно в доме…»

Средина августа. Темно и знойно в доме. На винограднике сторожевой курень. Там хорошо. На высохшей соломе Я в нем готов валяться целый день. Сплю и не сплю… Шум моря ясно слышен. Как из норы, мечтательно гляжу На хуторок в тени сквозистых вишен, На жнивье, на далекую межу. Склоняю голову. Вокруг лепечут листья. Сердито щелкает вдали пастуший кнут. И золотисто-розовые кисти Дрожат от тяжести и жадно солнце пьют.

1915

Вечер («Синеет небо ласково в зените…»)

Синеет небо ласково в зените, Но солнце низкое сквозь пыльную листву Уже струит лучей вечерних нити И теплым золотом ложится на траву. На винограднике, в сухом вечернем зное, Кусты политые горят, как янтари. И как земля тиха в ее степном покое, И как в степи поют печально косари! Дышать легко. И сердце жизни радо. И все равно куда и как идти. Мне в этот вечер ничего не надо. Мне в этот вечер все равны пути.

1915

Тишина

Зацепивши листьев ворох Легкой тростью на ходу, Стал. И слышу нежный шорох В умирающем саду. Сквозь иголки темных сосен, Сквозь багровый виноград Золотит на солнце осень Опустевший, тихий сад. Воздух чист перед закатом, Почернела клумба роз. И в тумане синеватом Первый слышится мороз, А на вымокшей дорожке, Где ледок светлей слюды, Чьи-то маленькие ножки Отпечатали следы.

1915

В апреле

В апреле сумерки тревожны и чутки Над бледными, цветущими садами, Летят с ветвей на плечи лепестки, Шуршит трава чуть слышно под ногами. С вокзала ль долетит рассеянный свисток, Пройдет ли человек, собака ли залает, Малейший шум, малейший ветерок Меня томит, волнует и пугает. И к морю я иду. Но моря нет. Залив, Безветрием зеркальным обесцвечен, Застыл, под берегом купальни отразив, И звезды ночь зажгла на синеве, как свечи. А дома — чай и добровольный плен. Сонет, написанный в тетрадке накануне. Певучий Блок. Непонятый Верлен. Влюбленный Фет. И одинокий Бунин.

1916

Письмо

Зимой по утренней заре Я шел с твоим письмом в кармане. По грудь в морозном серебре Еловый лес стоял в тумане. Всходило солнце. За бугром Порозовело небо, стало Глубоким, чистым, а кругом Все очарованно молчало. Я вынимал письмо. С тоской Смотрел на милый, ломкий почерк И видел лоб холодный твой И детских губ упрямый очерк. Твой голос весело звенел Из каждой строчки светлым звоном, А край небес, как жар, горел За лесом, вьюгой заметенным. Я шел в каком-то полусне, В густых сугробах вязли ноги, И было странно видеть мне Обозы, кухни на дороге, Патрули, пушки, лошадей, Пни, телефонный шнур на елях, Землянки, возле них людей В папахах серых и шинелях. Мне было странно, что война, Что каждый миг — возможность смерти, Когда на свете — ты одна И милый почерк на конверте. В лесу, среди простых крестов, Пехота мерно шла рядами, На острых кончиках штыков Мигало солнце огоньками. Над лесом плыл кадильный дым. В лесу стоял смолистый запах, И снег был хрупко-голубым У старых елей в синих лапах,

1916

Действующая армия

«Туман весенний стелется. Над лесом…»

Туман весенний стелется. Над лесом Поплыл, курясь, прозрачный сизый дым. И небо стало пепельно-белесым. Каким-то близким, теплым и родным. Тоска и грусть. С утра на воздух тянет. И я иду куда глаза глядят: В леса, где даль стволы дерев туманит, На речку снежную, где проруби блестят. Мечтаю. Думаю. Брожу среди развалин Разбитого снарядами села. Повторены зеркалами проталин Остатки хижин, выжженных дотла. Стволы берез с оббитыми ветвями. Меж них — прямые остовы печей. Зола и мусор серыми буграми Да груды обгорелых кирпичей. Орешник, елки, тонкие осины — Сплошь в воробьях. Все утро в голове Стоит веселый щебет воробьиный И тонет взор в неяркой синеве. От ветра жмуришься, слегка сдвигаешь брови. Снег сходит медленно, и, на земле сырой Оттаяв, проступают лужи крови, — Следы боев, гремевших здесь зимой.

1916

Действующая армия

У орудия

Взлетит зеленой звездочкой ракета И ярким, лунным светом обольет Блиндаж, землянку, контуры лафета, Колеса, щит и, тая, — упадет. Безлюдье. Тишь. Лишь сонные патрули Разбудят ночь внезапною стрельбой, Да им в ответ две-три шальные пули Со свистом пролетят над головой. Стою и думаю о ласковом, о милом, Покинутом на теплых берегах. Такая тишь, что кровь, струясь по жилам, Звенит, поет, как музыка в ушах. Звенит, поет. И чудится так живо: Звенят сверчки. Ночь. Звезды. Я один. Росою налита, благоухает нива. Прозрачный пар встает со дна лощин, Я счастлив оттого, что путь идет полями, И я любим, и в небе Млечный Путь, И нежно пахнут вашими духами Моя рука, и волосы, и грудь.