Тони и Сьюзен
Шрифт:
— Сам расскажи.
— Я забыл. Я уже забыл, что ты говорил.
— Ублюдок.
— Расскажи мне еще раз, Рэй. У меня пленка. Может с ней я не забуду.
— Я тебе говорил, у тебя это на другой пленке есть. Я был с Лилой. Всю ночь, понимаешь, что я имею в виду. Смотрели телевизор, «Брейвз» выиграли у «Доджерс» шесть-четыре. Проверь, чтоб тебя. Пара пива, потом в кровать, все дела. Спроси Лилу. Ты Лилу спрашивал?
— Об этом не беспокойся, Рэй.
— Ты лучше спроси. Это твоя работа — ее спрашивать. Это нечестно будет, если не спросишь.
— Сказал же — не беспокойся.
Они повернули направо,
— У меня вопрос по твоему алиби, Рэй. Какой ночью, ты сказал, это было?
— Девятнадцатого июля, я тебе говорил. Можешь проверить бейсбольный счет, если мне не веришь.
— Ты уверен, что это было не двадцатое или двадцать первое?
— Я знаю, когда это было.
— Давай я скажу тебе свой вопрос. Мой вопрос такой: где ты был ночью двадцать шестого? В прошлом году, двадцать шестого июля.
Рэй сбит с толку.
— Чего ты спрашиваешь? Это было не в ту ночь.
— Да. Мне просто интересно, помнишь ли ты, где был той ночью.
— Черт, это год назад, слушай.
— Ну а как так вышло, что ты помнишь ночь девятнадцатого, а ночь двадцать шестого не помнишь?
Беспокойство. В глазах муть, испугался. Он что-то придумал.
— Может, тогда был мамин день рождения.
— Тогда точно был мамин день рождения, Рэй? Знаешь, мы и это можем проверить.
Колеблется.
— Я сказал «может, он тогда был», в смысле, он мог тогда быть. Вполне себе мог и быть. Но не был. — Он подумал еще. — Это было в газетах. Вот как я запомнил.
— Тебе придется это пояснить.
— В смысле, мы увидели это в газете утром. Мы с Лилой увидели, что родных этого парня убили, и мы сказали, как интересно, а что же мы делали, когда это случилось, а мы смотрели игру, а потом пошли в кровать. — Вдруг Рэй посмотрел на Тони. — Мне жаль, что ты потерял своих родных, это плохо. Но я тут ни при чем, поверь.
— В газете утром, Рэй?
Он подумал.
— Через утро.
Они проехали белую церковь и тут же быстро заехали за поворот, где в деревьях над канавой по-прежнему стоял трейлер. Его вид поразил Тони в самое сердце, и он догадался посмотреть на Рэя, который туда взглянул, все было видно — взгляд, притворное невнимание и затем успокоение на лице. Он думает о Рэе, который думает: ну вы и умники, вы даже не знаете, где это произошло. Тони посмотрел на Бобби Андеса, чьи глаза наблюдали за глазами арестанта.
Они подъехали туда, где под гору шла другая дорога, он спускался там той ночью, и сейчас же свернули на въезд в лес. Сначала дорога показалась Тони шире, а потом — уже и глуше, чем он помнил: высокая трава посередине, зеленые кусты клонятся к колее и царапают машину, крутые повороты вокруг валунов, деревьев и вымоин. Почти год прошел с тех пор, как это место обосновалось в голове Тони, и трудно было поверить, что он был тут всего дважды. Потом на этом месте опали листья, оголились ветки, его укрыло тяжелыми горными снегами и везде появилась новая зелень — на кустарнике, подлеске и на высоких ветвях. Это все была новая зелень, не та поросль, сквозь которую он пробирался и которая потом приходила ему на память, и она напомнила Тони о кровоточащей зеленой муке его скорби, забытой, оставленной в межвременье, — стыд превратил все, что было после, в маскарад
притворства, в долгую дурацкую спячку в запертом доме его жизни.Он расслышал нарочитую тупость в голосе сзади:
— Что это за место?
И вспомнил жестокость в этом же голосе в лесу: мистер, тебя жена зовет. Он снова посмотрел на лицо, глядевшее в окно на деревья, и уже не отвлекался от него, пытаясь обратить эти глаза к себе, приказать им — смотри на меня. Он понял, что Бобби Андес смотрит не на Рэя, а на него, с легкой улыбкой, с намеком на улыбку.
Тони — не Андес — сказал:
— Ты знаешь это место.
Вот тогда Рэй на него посмотрел, долгим взглядом, а потом сказал:
— Как перед Богом, не знаю.
Но тупости уже не было. Теперь голос звучал иронически, а взгляд не был ни глупым, ни растерянным. Тони Гастингс смотрел на своего врага, как будто не было этих месяцев. Ему не надо вдумываться, поскольку и так понятно, что тот говорит: «Это что же, слушай, думаешь, ты меня прищучил? Да ты, малый, со своими копами только яму себе роешь, ничего у вас на меня нет, одни твои слова, которые в суде не пройдут, потому что подтвердить их нечем».
Они доехали до конца дороги. Где тогда были полицейские машины, все заросло свежей травой. В кустах Тони увиделась тягостная утрата неувиденного.
— Хотите выйти, Тони? — спросил Андес.
Хорошо, да. Он пошел к кустам, туда, где помнил, как увидел. Подходя, он вдруг осознал опасность обнаружить что-нибудь им принадлежавшее, просмотренное полицией и пролежавшее всю зиму. Эта вероятность испугала его, он подумал, что должен остановиться, но остановиться не смог. Он встал рядом с кустами и понял, что не знает точно, где они были. Бобби Андес взял его под локоть. Его глаза сияли.
Тони Гастингс подошел к окну и посмотрел на Рэя в машине.
— Я хочу знать, — сказал он. — В машине, когда вы их привезли, они были уже мертвые, или вы убили их здесь?
— Слушай, никого я не убивал. — Голос был мягкий и насмешливый.
— Тебе нечего нам сказать, а, Рэй? — спросил Андес.
— Я говорю — вы зря теряете время.
Тони Гастингс так не думал. Он все яснее осознавал обретенную им власть делать что пожелает. Когда они выехали на дорогу, Тони показал на канаву и сказал:
— Вот здесь вы хотели меня сбить.
Теперь Рэй не переставал скалиться так, чтобы Тони видел, а Андес — нет. Раз ты не соображаешь сойти с дороги. Чего ты тут вообще забыл? Я думал, тебе надо в твой летний дом в Мэне.
Они повернули на дорогу в гору, съехали с другой стороны, и у поворота Джордж остановился на обочине рядом с трейлером.
— Еще что, — сказал Рэй.
— Не желаешь заглянуть? — спросил Андес.
— Зачем это?
— Давай просто глянем.
Они пошли все вместе, Тони приотстал, — непредвиденное потрясение. Полицейский Джордж держал Рэя под руку, а Бобби Андес достал ключ и отпер дверь. Тони в страхе. Сейчас он увидит это место, столько раз виденное в воображении, но он не подготовлен, заходить ли ему? Бобби Андес включил внутри свет, свет вовлек его туда. Стены, на которых ему представлялся такой же ситец, из которого была занавеска на окне, — голые и серые. Маленькая кухонная плитка у двери, кровать с латунными столбиками, где, видимо, и нашлись отпечатки, мусорный ящик, полный газет.