Тонкая штучка

— Он что, дергался?

— А что он, по-твоему, делал? — заорала я, а потом заревела.

— Это ты, дура несчастная, его развязала?

— Что я, с ума сошла? Я убирала за ним, а он вдруг как вскочит, толкнул меня, а пистолет на диване, и я… — тут я заревела по-настоящему.

— Ну вот, какого черта я его сюда тащил, по-твоему? — злился Павел.

Я только плечами пожала.

— И что теперь делать прикажешь? Как убийцу искать? Надо же так все испортить…

— Чего ты орешь? Я что, в охранники нанималась? Из-за вас, придурков, в тюрьму сядешь… — тут я так перепугалась, что побледнела и вознамерилась упасть в обморок.

— Эй-е-ей, — направился ко мне Павел, — ты меня пугать завязывай. Шлепнула, и черт с ним. Не велика потеря. Еще кого-нибудь поймаем. Надо его зарыть где-нибудь. Кончай реветь, лучше здесь все вымой.

Конечно, после всех этих событий ужинать мне расхотелось. Я вилкой салат ковыряла и грустила. Несколько раз реветь принималась.

— Не дойму, как он развязаться мог, — никак не желал успокоиться Витек, — я ж проверял, все путем было.

— Откуда мне знать. Гиви вон цепи рвет… Я его не развязывала, и замолчи лучше. Без тебя тошно. — Я заревела, отодвинула от себя тарелку и сказала:

— Домой хочу.

— Кончай ныть.

— Тебе хорошо, а мне людей убивать непривычно, переживаю. И вообще, переубивали вроде всех, и пора нам на заслуженный отдых.

Павел молчал, и я к нему полезла:

— Павел, поедем ко мне, не хочу я здесь. Или опасно очень?

— Не опасней, чем раньше. Мотя покойник.

— А дружки его?

— Что дружки? У них теперь не о том голова болеть должна.

— Так и поедем тогда, не хочу я здесь ночевать.

— Что так?

— Боязно, — поежилась я.

— Мотю, что ли, боишься? Так он в лесочке зарыт.

— Вот и боюсь.

— Привидения, что ли?

— Замолчи. Разве их ночью поминают…

— А чего нам и вправду здесь делать? — спросил Витек, привидений он, как видно, не любил.

— Что, вот так и поедем? — недовольно проворчал Павел.

— А что нас здесь держит? — спросил Витек.

— Действительно, Павел, — вдруг сказал Гиви, — что нас здесь держит? Что нас держит в этом городе?

— Я должен найти убийцу брата, — рявкнул Павел и кулачищем по столу грохнул.

Гиви покачал головой:

— Ты знаешь лучше меня, где ты должен быть. И ты, и мы все. Еще неделю назад. Мы просили неделю, она давно прошла. Сколько еще мы будем торчать здесь? Это не я спрашиваю.

Я ожидала, что Павел взорвется, но он как-то сник. Посидел, подумал, сказал хмуро:

— Хорошо. Еще сутки. Еще сутки, и мы возвращаемся.

Кончилось тем, что мы все-таки приехали ко мне на квартиру. Павел курил, был задумчив и хмурился. Я рядом вертелась. Спросила осторожно:

— Паш, что ж теперь делать-то будем?

— Да черт его знает, — он помолчал немного и вдруг заговорил:

— Был уверен, Мотя все концы держит. Теперь разве узнаешь?

— Видишь, как получилось. Уж как мне его сторожить не хотелось… Как чувствовала…

— Да ладно, чего теперь…

Тут я решила проявить смышленость:

— Но если Мотя убийцу знал, то без его участия никак не обошлось. И если Мотя мертв, то выходит, что мы, я хочу сказать, ты, за брата отомстил. Или это как-то по-другому делается?

— Чего хоть ты городишь?

— Я не горожу. Я за тебя переживаю.

— Юлька…

— А?

— Ты правда такая дура или прикидываешься?

— Я уж и сама не знаю. Сдуреешь с вами.

Мы помолчали минут пять.

— Афганец обещал мне убийцу. Надо найти Афганца.

Искать его не пришлось. Он сам заявился на следующий день, вечером, часов в восемь. Позвонил по телефону, я трубку сняла, а он вежливо так говорит:

— Здравствуйте. Я хочу поговорить с Павлом.

О чем они говорили, не знаю, только Афганец через полчаса заявился. В дверь позвонил. Открыл Гиви. Он пиджак распахнул, ручками сделал и в кухню прошел. Сел за стол, и Павел сел напротив.

— Да, наворотил ты дел, — усмехнулся Афганец. — Городок у нас был тихий. Уживались, — он вроде бы даже загрустил. — Боксер был хорошим мужиком. Косой никому не мешал. Да и Мотя, хоть и дерганый, но уголовников держал крепко.

— Чего плачешься? Теперь ты в городе хозяин.

— Да… Надо бы тебе «спасибо» сказать, да не хочется. Кашу заварил такую, замучаешься концы искать. Молодняк полезет… Работы… хорошо если на полгода.

— Ничего, справишься. Ты мужик головастый.

— Ленивый я, — сказал Афганец и улыбнулся. Улыбка у него была такая… Павлу ничего не осталось, как улыбнуться в ответ.

Они помолчали немного, и Павел спросил:

— Ты нашел убийцу?

— Нашел, — вздохнул Афганец, помолчал и добавил:

— Только тебе это не понравится.

— Что значит, мне не понравится? — спросил Павел, а я вдруг поняла, что он испугался.

— Не было киллеров. И никаких дел не было. Вообще никаких. Пацаны Косого с разборки ехали, выпили, конечно, крепко, а твой брат подрезал их на повороте. Тачка крутая, номера чужие, мужик наглый. Водка в мозги ударила, вот и полоснули из автоматов.

— Что? — спросил Павел и вдруг побледнел. Я испугалась, схватила воды стакан и к нему. Стакан он отшвырнул.

— Подожди. А баба?

— Баба — это миф.

— Что? — не понял Павел.

— Не было никакой бабы. Никто о ней никогда не слышал. Ни слуху, ни духу. Ты знаешь, так не бывает. Был он всегда один, никакого намека на компанию.

— Так что ж он здесь делал?

— Кто ж его знает. Может, тоску разгонял, а может, тишины искал. И не такие чудеса бывают.

— Не верю, должна быть баба.

— Верь, не верь… Хочется тебе верить, вот что. Уж версия больно удобная. Об этой бабе тебе Верка-шлюха из «Дружбы» рассказала? Так вот, вы ее так напугали, что она пацана в охапку и в Бодайбо рванула с каким-то мордастым парнем. Поди теперь разберись, что правда, а что она сама выдумала? Мне твои чувства вполне понятны. Только эта самая таинственная баба — сказка, хочешь — ищи сам. Не найдешь. Брат твой погиб случайно. — Он помолчал, вздохнул и добавил:

— Ребят трое было. Один в бегах. Двое на даче прячутся… Пацаны. Слезы льют. Полны штаны дерьма: из-за них такая бойня в городе… Хочешь, убей, не жалко. Все равно не жильцы.