Тонкая штучка

Он меня торопливо обшарил, на груди задержался, ухмыляясь блудливо, и в сторону отступил. Павла и Гиви тоже обыскали и тоже ничего не нашли, да и нечего было искать.

— Пожалуйста, проходите, — сказал парень, такой вежливый, точно и не бандит вовсе, а метрдотель в дорогом ресторане. Мы вошли в комнату, где у окна замерли два здоровяка в одинаковых водолазках, а в креслах за столом сидели Мотя и Афганец. Я и Павел сели, а Гиви за нашей спиной замер, следя за дверью и ребятами у окна.

— А мы все гадаем, — усмехнулся Мотя, — чего ты везде ментовскую жену таскаешь?

— Ты для этого звал? — без улыбки спросил Павел. Усмешка с Мотиного лица исчезла.

— У нас были недоразумения, — через минуту сказал он. — Ты здесь чужой, а у нас своих дел достаточно.

Я сидела, сцепив руки на подлокотниках, словно в кресле у зубного врача, и дрожала мелкой дрожью. Мотя с серым, землистым лицом, красноватыми крысиными глазками и дергающимися руками вызывал тихий ужас. То, что он псих, было ясно без обследования, а чего можно ждать от психа?

— Неприятности — это когда ты меня пристрелить решил? — зло спросил Павел.

Мотя засмеялся, противно так, словно повизгивая.

— Если б решил, ты б сейчас здесь не сидел.

Мне не до их разговоров было, я прикидывала, как пистолет Павлу передать. Помог мне Мотя, он к окну прошел, постоял, на улицу пялясь. Афганец на него смотрел, и здоровячки у окна, потеснившись, тоже вождя разглядывали. Вот я и воспользовалась, в очередной раз поразившись реакции Павла. Мгновение — и оружие у него в кармане. Может быть, Афганец уловил какое-то движение, но вида не подал.

— Я просто не хочу, чтобы ты путался у меня под ногами, — сказал Мотя, а я облегченно вздохнула, но тут же запечалилась: разговор не получался, и, чем он закончится, одному Богу известно. — Поговорить, — это вот его идея, — ткнул Мотя пальцем в Афганца. Тот рассматривал свои руки, спокойно так и как будто равнодушно. Взглянул на нас и начал не спеша:

— Начнем с киллера. Гастролер. Может быть, за тобой приезжал. Может быть?

— Ну, может, — неохотно согласился Павел.

— С братом твоим ни у кого дел не было. Вполне возможно, что таскался он сюда из-за бабы. Скорее всего из-за нее и пулю схлопотал, — сказал и на меня покосился, а я поежилась. — Бабу мы найдем. Если она была, конечно. Где-то они встречались, и кто-то их видел. Работенка хлопотная, нудная, время требует. Я уже говорил, убийцу ты получишь.

— Вопрос, когда?

— Такими делами не хвалятся. Но кто-нибудь где-нибудь обязательно проболтается. И мы узнаем. Отдохни, догуляй, город посмотри. Мы всегда рады помочь хорошему человеку.

— Я так не думаю, — жестко сказал Павел, — я думаю, Мотя убийцу знает и время тянет.

Мотя дернулся, шагнул к столу и сказал зло:

— Щенок наглый, да я тебя… — Он вдруг заткнулся, увидев возле своего живота дуло пистолета, причем парни у окна из-за его спины этого видеть не могли и беспокойства не проявляли.

— Кончай психовать, — поморщился Афганец. Мотя нахмурился и сел, Павел пистолет убрал.

— Ты мне не нужен, — сказал Мотя, — а о твоем брате я знать не знал. Ты попросишь — мы поможем, люди должны помогать друг другу. Но если…

— Грозить друг другу не стоит, — опять вмешался Афганец.

Теперь они говорили вполне мирно, и я понемногу успокаиваться стала.

— Жара, черт ее дери, — сказал Афганец, — скажи своим, пусть пиво принесут.

Вошел парень, поставил на стол бутылки и стаканы. На левой руке у него был браслет, интересней такой, заметный: слоники на цепочке. Он все на столе расставил и хотел уже уходить, тут я колено чуть подняла, вроде хотела сесть поудобнее, и его рука по моей ноге скользнула.

— Руки убери, — прорычала я.

Парень растерянно руками дернул, на Мотю покосился, Тот кивнул, и парень поспешно исчез.

Далее встреча продолжалась в деловой и дружеской обстановке и закончилась минут через десять.

* * *

В машине Павел сидел угрюмый, Гиви молчал, а я молчать не могла, долгое напряжение сказалось, слова из меня как горох посыпались.

— Я знаю, ты сейчас скажешь «заткнись», и я, конечно, заткнусь, и меня никто слушать не собирается, но все-таки скажу: Мотя жулит. Какую-то пакость задумал. Верить ему нельзя. Он психопат и может сделать что угодно, просто потому, что солнце ярко светит. Ты заметил, какие у него руки? Пальцы толстые, как сосиски, и шевелятся, шевелятся, как тараканы в банке. Разве можно верить человеку с такими руками? — Я запнулась на слове: Павел сидел и озадаченно рассматривал свои руки.

* * *

Мы вернулись на турбазу, против чего я не возражала: соседи и так смотрели с недоумением. Поднявшись утром, я в доме никого не обнаружила и испугалась. Видно, и у меня горячка началась, но когда кто-то из моих бандитов рядом, как-то спокойнее. Мотя из головы не шел. Чтобы придать себе бодрости, я под душ встала и даже спела что-то, а когда к двери повернулась, охнула: была она открыта, прислонясь к косяку, стоял Павел и меня разглядывал. А я так перепугалась, что совсем голову потеряла, заорала, схватила полотенце и стала его хлестать по плечам. Он хохочет, руками машет, бросился от меня, а я за ним.

— Ладно, сдаюсь, — сказал весело. И тут я сообразила, что опять не дело сделала, торопливо в полотенце завернулась и сказала сердито:

— Подглядывать в ванной, гнусность какая, не ожидала.

— Ладно, не злись. Ну, захотелось, каюсь, живой человек. А ты ничего.

— Пошел к черту, — рассвирепела я и в ванную бросилась. Оделась торопливо, но выходить долго боялась. Павел за столом сидел и меня, как видно, ждал.

— А ты отважная, — сказал смеясь.

— Будешь приставать, сбегу. У тебя жена манекенщица, или забыл?

— Да нет, помню. Что жена? Дылда тощая, в башке одни тряпки, что я, что другой, лишь бы баксы.

— Что это ты разоткровенничался? — насторожилась я. — Или на жалость давишь? Так я не пожалею. Сам выбирал, значит, тебе такая и нужна.

— Правильно мыслишь. А тебе, значит, этот хмырь нужен?

— Я о твоей жене не высказываюсь, и ты не смей.

— Все ж таки ты баба чудная, с первого раза не поймешь.

— И понимать нечего. Ты — мужчина, я — женщина, пугать меня — свинство страшное, приставать — того хуже, потому что с таким бугаем, как ты, мне не справиться, а терпеть противно.

— Чем же я так противен?

— Ты к словам не цепляйся. Мужик ты умный и понял все, что я сказать хотела.

— Неужто правда своего хмыря любишь?

— Конечно, люблю. Он человек хороший, добрый, серьезный. И Роланду будет хорошим отцом, а мальчику отец необходим, особенно в таком возрасте.

— Ага, будете вместе книжки разглядывать, романсы слушать и помидоры на даче сажать.

— Дачи пока нет, но обязательно купим. Скажи-ка лучше, что делать будем? — решила я сменить тему.