Тот, кто не спит

– Вас-то, Нина Ивановна, каким ветром сюда занесло?

– Все в правлении дежурят, по графику, чем я лучше?

– Да, действительно. Позвольте стул предложить, а то неудобно - два мужика сидят, а дама…

– Не подходите, - зрачок пистолета смотрел прямо в лицо Петрову. Ученический кошмар - педагогическая хунта захватила власть.

– Странные вы какие-то. Пришел человек, пусть и незнакомый, а вы - облавы устраиваете, шпионом объявляете.

– Военное время, - пожала плечами учительница.
– Разберутся. Не виноват - выпустят.

– Военное время? О чем это вы?

– Как - о чем?
– озадаченная Нина Ивановна забыла про пистолет.

– Слава Богу, с сорок пятого года мирно живем.

– Ах, мирно, - учительница вновь прицелилась.
– Нет войны, говорите? Нам только кажется, да? И похоронки - обман? И бомбу на нас не бросали?

– Бомбу? Какую бомбу?

– Такую! Атомную, семнадцатого июля одна тысяча пятьдесят второго года, - она подошла ближе, глаза сверкнули отраженным желтым пламенем.
– Два села исчезли, испарились, из тысячи сто выжило.

Пора. Петров качнулся на стуле назад, упал шумно, громко, но не громче пистолетного выстрела. Пуля прошла выше, годы есть годы, а повторить не придется.

Он выбил ТТ из руки учительницы, выскочил в коридор и, мимо ошеломленного дежурного, - на улицу.

Небо на востоке посветлело, но на земле - потемки.

Он перешел на быстрый шаг, позади запоздало хлестали винтовочные выстрелы, часовому для отчета.

На сереньком фоне показались высокие стойки ворот. Самих ворот нет, ограда - проволока на кольях. Отделение МТС, машинно-тракторной станции. Сеялки, веялки, жатки… Пахло ржавым железом, старой прогоркшей смазкой.

Чу! Бензином потянуло!

Он подошел ближе. Спецмашина, за кабиной - цистерна, массивная, толстостенная. Хочешь - ядохимикаты разбрызгивай, хочешь - удобрения. Все, что хочешь, можно. Исключительно практичная вещь.

Он приоткрыл дверцу кабины. Поедем, нет? Мотор завелся сразу, будто ждал. Только - кого?

Дорога тряская, не разгонишься. Он попробовал включить фары. Нет, не вышло. Пустяки, сейчас солнце встанет.

От медленной, почти на ощупь, езды машина скрипела, потрескивала. Старушка, работящая непраздная старушка. Ничего, расходится - удержу не будет. И солнышко краешком показалось.

В зеркале заднего вида - замутненном, со сколотым уголком, показались всадники. Погоня? Могут и догнать, машину в карьер не отправишь, плетется рысью как-нибудь. Могут, но не хотят, держатся поодаль. Пять-шесть, не больше. Не стреляют, зачем свое добро портить, дырявить?

Дорога подобрела, ухабы затянулись, и Петров прибавил скорости. Ходу, ходу, в Староскотинное больше ни ногой. Если повезет.

Дорога шла посреди поля, всадники потерялись в пыли. Начихаются вволю.

Высокое, до свербежа зубов дребезжание стекол перекрыл тяжелый рокот. В груди заныло, защемило. Что за музычка?

Он притормозил, открыл дверцу, выглянул. Над полем завис вертолет - давешний, с красной звездой. Плохо. Шуточки кончились. Одной рукой держа руль, Петров выворачивал зеркало, пытаясь поймать отражение вертолета. Мотор перегрелся, скоро закипит вода.

Едут и смеются, пряники жуют!

Полоса лесопосадки приближалась, но вертолет рос на глазах, вздувался, вспухал. Десять километров и проехали, если спидометр не врет. Четыре девятки выстроились рядом. Знаменательное событие, юбилей. Сейчас откроется счет второй тысячи километров. Всего второй.

Машина подъехала к проходу в посадке и, чуть запоздав, полыхнуло вверху. СНРС. Самонаводящийся реактивный снаряд.

Петров выпрыгнул из кабины, сжавшись, ничего наружу не торчит, но земля твердая, что рашпиль, я колобок, колобок, рядом грохнуло, сквозь зажмуренные глаза коротко вспыхнуло, а дальше - тьма.

6

Милостивые государи и государыни!

Мое сегодняшнее сообщение целиком и полностью посвящено одной единственной теме - судьбе проекта Опытная Делянка.

Немного истории. Появление атомного оружия поставило перед правительством нашей страны вопрос: что будет с ним, правительством, после взрыва, когда, переждав положенный срок, члены выберутся на поверхность? Кто и как встретит их? Сохранится ли общественная иерархия, или их ждет неуправляемая одичавшая стая? Согласитесь, обидно решительным ударом сокрушить противника, а в награду остатки своего же народа вдруг забросают камнями или, того хуже, съедят? Стоит ли затеваться, кровь проливать?

Сценарии теоретиков не внушали доверия взыскательным заказчикам: они знали истинную цену исполнителям, их стремление угадать желаемый результат и подогнать ответ. Критерием истины признан опыт, его решили поставить, так и родилась Опытная Делянка.

Порожденная атомным проектом, она зажила своей, особой жизнью, представляя собой секрет секретов, знание которого было знаком доверия исключительного, как мера наказания.

Место подобрали без труда - в стране практически отсутствовали, да и по сей день отсутствуют правдивые крупномасштабные карты местности, обладание же топографической картой расценивалось как тягчайшее государственное преступление. Огромные площади вообще не показывались на картах, искажения практиковались повсеместно с целью введения в заблуждение вероятных противников, шпионов и диверсантов. Порой нежданную выгоду получал и народ - колхозы распахивали неучтенные площади, чем и кормились. Но это так, к слову.

Опытную Делянку наметили разбить в тогда еще Меньжинской области. Среднерусская полоса, плодородие почв и климат близки к Подмосковью. Район вокруг Делянки пропололи, часть жителей по оргнабору вывезли на стройки, другим просто дали паспорта и отпустили в город счастья искать, третьих сослали, четвертых посадили, пятых… Предлог для выселения нашли простой - великая стройка. То ли завод секретный вырастет, то ли море рукотворное.

Село, особенно село сороковых-пятидесятых годов - тот же трудовой лагерь. Работы много, тяжелой, изматывающей, дисциплина казарменная, выходной - слово неизвестное, и что происходит за двадцать-тридцать километров, никого особенно не интересует. Не до того.

Заселили Делянку простым проверенным способом: похватали крестьян семьями из Московской, Тульской, Калининской областей, за анекдоты, недоперевыполнение трудодней, кулацкие настроения, проживание под немцем, да и просто так - контингент требовался среднестатистический и состоять должен был в основном из законопослушных граждан. Объявили амнистию, лагеря заменили коротенькой ссылкой, да не в Сибирь, не в Казахстан, а рядышком, поблизости. Наверное, радовались мужики, что отделались испугом - привезли не на голое место, а почти домой, колхоз, он и везде колхоз. Через месяц, перезнакомясь и пообвыкнув, и не смогли бы, поди, сказать, отличается ли новая жизнь от старой хоть чем-нибудь. Разве что письма к ним не доходят, так и не пишут их, верно, кто же пишет осужденным?