Тот самый
Шрифт:
Во всяком случае, у «Данаи» они стояли довольно долго, о чём-то негромко переговариваясь на пушту, которого я почти не знал… Полотно же Матисса «Танец» повергло иранцев в ступор. Но их дамы, по-моему, развлеклись. Впрочем, хиджаб — это такая штука… М-да.
Приплёлся домой без задних лапок, и тут же рухнул в кровать — обедать и пить чай я отказался.
Что-то подсказывало, что ночь опять будет весёлой, и я старался урвать сна, сколько было возможно.
Удивительно, но я довольно быстро перешел на такой ненормированный режим. Два часика-тут, пятнадцать минут — там… Словно
Что характерно: у меня перестала болеть печёнка. После ранения, в правом боку я всё время ощущал жернов — в госпитале сказали, что предциррозное состояние для меня теперь — норма. Не пить, не курить, ничего сладкого, солёного острого… Словом, трезвенник и язвенник.
В последние несколько дней я выпил больше, чем за весь прошлый год; о табаке и говорить нечего. Но мой изношенный организм, будто бы очнувшись от крепкого сна, работал не за страх, а за совесть. Сколько такая благодать продлиться, я не знал. Но решил пользоваться на всю катушку…
И когда вечером, спустившись в кухню, застал там всю честную компанию — Алекса, девочек, селёдку под шубой, исходящую паром молодую картошку «в мундирах», грибы, капусту, и хрустальный лафитничек, кочевряжиться не стал и сразу хлопнул рюмашку.
Мы очень мило посидели. Алекс рассказывал неприличные анекдоты в стихах:
Иной имел мою Аглаю
За свой мундир, за чёрный ус.
Иной за деньги — понимаю…
Другой за то, что был француз.
Клеон — умом её стращая,
Дамис — за то, что нежно пел.
Скажи теперь, мой друг Аглая:
За что твой муж тебя имел?
Девчонки краснели, и стесняясь, хохотали в голос.
Но ближе к десяти вечера шеф строго сказал, что им пора, и Антигона повезла остальных по домам.
Мне же уходить было некуда. Впрочем, я чувствовал, что сейчас Алекс не будет против моей компании.
Шеф был пьян. Не в стельку, но изрядно: на стуле он сидел очень прямо, уставив глаза на блестящий кран кофейного агрегата. Как танцор, который, крутясь как волчок, вынужден смотреть в одну точку, чтобы не упасть…
Раньше я заметил, что Алекс почти ничего не ест. Салат, картошку и грибы уплетали мы с девчонками, он же только пил, занюхивая горбушкой.
Мысли о танцорах напомнили о несчастной одержимой Ангелине, а через неё — о вчерашней девчонке, которую забрали помощницы отца Прохора.
Интересно, какой выбор сделал Алекс в её случае?
— Можно спросить? — решился я. Шеф медленно перевёл на меня взгляд — голова повернулась, как орудие на лафете — и милостиво кивнул.
Я намазал хлеб маслом, положил сверху кусочек селёдки, откусил, прожевал, запил сладким чаем… И наконец у меня в голове сформулировался вопрос.
— Семьдесят лет?
— А что такого?
— Как вы могли видеть что-то, что произошло семьдесят лет тому? И более того: про Варю Селёдкину. Вы сказали, купец построил дом сто пятьдесят лет назад. Как вы могли знать о Варваре Селёдкиной и несчастье в семье купца Послякова?
Шеф молчал. Я уже упоминал: молчать он умел совершенно особенно. Так, что собеседнику непременно хотелось заполнить пустоту…
— Верно, вы об этом прочли в интернете? — высказал
я догадку. — Кто-нибудь мог опубликовать архивные списки купцов — особенно, первой гильдии. А случай с Варей Селёдкиной мог широко освещаться в прессе того времени. И тоже попасть на просторы интернета из сохранившейся в библиотеке газеты. Что до преступления на Гусарской…— О нём я тоже прочёл в интернете? — невинно спросил Алекс.
— Ну да, — я развёл руками. — А где же ещё?
— Вопрос к тебе, кадет. На засыпку: как я мог узнать почерк преступника, спустя семьдесят лет после совершенного им преступления?
Алекс поднялся и направился к прихожей.
— Но ведь имитатор как-то узнал? — крикнул я ему вслед. — Не может же такого быть, чтобы…
— Ну конечно не может, — мягко улыбнулся шеф с порога. — Однако есть.
— К тому же, случай пока всего один, а вы говорили о…
— Уже два, — оборвал меня Алекс и кивнул в окно. — Ты что, ничего не слышишь?
— Ну, машина подъехала. Наверное, Антигона решила оставить «миника» в гараже… Или клиент. На «ночную экскурсию» — я сделал кавычки в воздухе.
— Вот именно «клиент», — невесело рассмеялся Алекс. — Это майор, кадет. Они нашли еще одно тело.
В этот момент в дверь позвонили…
У нас не было новомодных домофонов или камер слежения. Особняк располагался в собственном небольшом парке, к крыльцу под портиком, обрамлённому псевдоримскими колоннами, вела каменная дорожка. Ворота же, чугунные, двустворчатые, никогда не закрывались.
Кошки, собаки, а в одном случае — улетевший от хозяйки попугай, — бродили по нашему саду невозбранно. Но ни разу я не видел, чтобы сквозь ворота прошел случайный человек. Ни заблудшие туристы, ни мальчишки, ни бродяги, которых в этой части Петербурга хватало, ни разу не преступили невидимую черту, охраняющую особняк.
— Где? — спросил, едва открыв дверь, Алекс.
— На Пушкарской, — запыхавшись, выдохнул Котов.
— Большой или Малой?
— В Пушкарском саду. Аккурат рядом с детской площадкой, подлец. Мы, конечно, всё оцепили…
— Едем.
Алекс стремительно скрылся за своей дверью, я бросился наверх. На ходу скинул пижамные штаны и майку, впрыгнул в джинсы — чистые и даже поглаженные, они лежали на кровати.
В голове звякнул звоночек: когда я спускался, мои единственные джинсы были закинуты в угол, скомканы и прикрыты разворотом Большой Медицинской энциклопедии — на них были пятна крови, и я собирался замочить штаны на ночь, в холодной воде…
Амальтея, которую я считал своей личной благодетельницей и доброй феей, сидела на кухне, ни на минуту не отлучаясь.
Алекс, правда, несколько раз выходил, и даже помнилось, что слышен был скрип ступенек… Но не стал бы шеф заботиться о моём скудном гардеробе?..
Мысленно пообещав выбрать время, зайти на сайт магазина, адрес которого давно уже болтался у меня в закладках, и прикупить одежды, я ссыпался по лестнице и как раз успел влететь в Хаммер перед тем, как шеф завёл мотор.
— Ну что ты копаешься? — мрачно буркнул он. Хаммер развернулся, разбрасывая шинами гравий.
Мигалки Котовского Фольксвагена маячили впереди.