Тот самый

— Крепко и безмятежно, — честное слово, я устал от того, что меня держат за дурачка. — Потому что в мистику, которой напичканы эти ваши «мемуары» — я сделал кавычки в воздухе — я не верю.

Антигона с интересом переводила взгляд то на меня, то на шефа. По выражению её лица было видно: если бы тут было, с кем заключить пари — она бы заключила.

— Не веришь, — уточнил Алекс.

— Не верю.

— А как же вилия, которую я показал тебе в первое утро?

Я вспомнил кошкоголовую тварь у помойного бака.

— В тумане чего только не примерещится.

— Дух покойной жены Германа?

— Наркотик. Мне в чай подсыпали ЛСД.

— Диббуки перед кладбищем?

— У нас в армии такие коктейли кололи, — усмехнулся я. — Там не просто на культях. С оторванной головой вальс танцевать можно.

— Ну ладно, господин скептик, — видно было, что Алекс несколько обескуражен. — А как же жертвы, которых охраняет отец Прохор? Как же твоё собственное ухудшение самочувствия?

— Маньяки ещё и не такое вытворяют, стоит «Лентуру» почитать. А насчёт настроения… Я бы крепко опасался за свою психику, если бы при виде чужих страданий мне делалось не плохо, а хорошо.

Алекс почесал макушку. Затем сунул нос в кружку с кофе и затих. Мы с Антигоной переглянулись, и девчонка показала мне большой палец.

— А что ты тогда думаешь про Лавея? — вдруг спросил шеф.

— Я думаю, что он обычный террорист. Мистификатор и террорист, — Алекс смотрел на меня выжидающе, и я продолжил. — Я тут погуглил… Церковь Сатаны, перевернутый крест — ну это же детский смех. В наше просвещенное время. Кто этому будет верить?

— Ну, не скажи…

— Да нет, я не так выразился, — я горячился. — Все эти тайные ложи. Масоны-розенкрейцеры. Это для чего? Власть, — я торжествующе обвёл взглядом свой лекционный зал. — Круговая порука, омерта и всё такое. Я что хочу сказать: за такой завесой ОЧЕНЬ УДОБНО обделывать грязные делишки. Притворяясь мистиками и хранителями тайного знания, завлекать легковерных толстосумов и заставлять раскошеливаться. Или возьмём подростков: они ведь всегда недовольны. Школой, родителями, воспитанием, окружением… Так вот: предложи им воображаемый рычаг, с помощью которого можно опрокинуть Землю — и они ухватятся за него обеими руками. Просто в знак протеста. И ваши мистики доморощенные этим пользуются. Дёргают за психологические рычаги. Для того, чтобы…

— Для чего? — Алекс впился в меня глазами.

— Ну не знаю, — я смутился. И выдохся. — Деньги, власть, влияние на умы… Это ведь тоже рычаги, с помощью которых можно вертеть миром, как вздумается.

Я опять вспомнил религиозных фанатиков Аль-Каиды. Самым диким образом то, что происходило сейчас здесь, в Петербурге, напоминало мне Кейруан. Забитую камнями девчонку. Детей, прибитых к глиняным стенам деревянными гвоздями… Их застали за самым классическим занятием подростков: курением. И прибили к глиняной стене школы — в назидание остальным.

— Это просто террорист, — тихо сказал я. — И поступать с ним нужно соответственно. Без всякой мистики.

— Что ты предлагаешь? — если во взгляде Алекса и была толика насмешки, относилась она не к моему образу мыслей, а скорее, ко мне лично.

— Террорист — в первую очередь человек, — пожал я плечами. — Извините, если я сейчас излагаю банальные истины, но человек должен где-то жить. Когда-то спать, чем-то питаться. Это не бесплотный дух. Так что с ним однозначно кто-нибудь контактировал. Продавцы, дворники, таксисты… Скорее всего, у него есть приспешники — террористу чужд принцип безвестности. Ему нужен театр, публика. Кто-нибудь, кто прославит его подвиг в веках. А еще те, кто будут таскать за него каштаны из огня. И те, на кого всё можно свалить в случае неудачи… Так что террорист — это такой король со свитой. Если знать, куда смотреть, его трудно не заметить.

Я вспомнил лекции нашего полкового инструктора Вани Непейводы. Его уже нет в живых, подорвался на мине… Но знания, что он вдалбливал в наши одуревшие от жары и зверств фанатиков головы, спасли немало жизней.

— Браво, кадет, — шеф хлопнул в ладоши. Звук получился насмешливым. — Ты правильно рассуждаешь. А теперь послушайте старого дядюшку Алекса, — Антигона заняла позу примерной ученицы. — Помнишь, нам звонил Автандил? — я кивнул. — Не потрудишься также припомнить, о чём у нас с ним шел разговор?

— Он сказал, что за вами кто-то охотится, а вы в ответ попросили его… — Алекс поднял кустистые брови. А я упал лицом на руки и застонал. — Я круглый идиот, так ведь? Вы всё это и без меня знали.

— Да нет, не совсем, — меня похлопали по плечу, дали стакан воды… — Мне понравилась твоя метафора. Лавей — действительно террорист. И сегодня днём мне дали наводку, где его можно отыскать. Во всяком случае, кого-то из его присных — точно. В худшем случае, удастся побеседовать с кем-то, кто его видел.

— Когда выступаем? — я поднялся, всем видом выражая готовность действовать. Есть до сих пор не хотелось. Спать — тоже. Утренний кофеёк Антигоны и впрямь был волшебным. — И… Куда?

— Ночной клуб «Хабал Гармин», — объявил Алекс. — Собирается высшее общество. Бомонд. Номенклатура. В программе: чтение эзотерической поэзии, обнаженные танцоффщицы и крещение козла.

— Козла? — переспросил я. — А, понял. Опять Бафомет.

— Натурально, — похвалил шеф. — Эх, давненько я не лицезрел обнаженных танцоффщиц, — он повернулся к нам. — Выступаем за тридцать минут до полуночи.

— Но Алекс…

— Антигона, тебе поручаю кадета. Приведи его в божеский вид.

— Но Алекс! Вы же сидите в тюрьме!..

— Разумеется, сижу, — рассердился шеф тем, что перебили его художественную мысль. — Сижу. Поэтому вы с Антигоной пойдёте без меня. Так что подготовьтесь.

И он упорхнул. Ни инструкций, ни наставлений. Я в очередной раз поразился двойственности натуры Алекса: вот он серьёзен, как Медный Всадник, мечет глазами молнии и не принимает компромиссов… А в следующий миг — светел и бодр, и щебечет, как утренний жаворонок.

Я ему искренне и совершенно открыто завидовал.

Увидев Антигону, которая зашла ко мне, чтобы, по настоянию шефа «привести в божеский вид», я начал икать.

Начну с того, что я её попросту не узнал.

Стянутый по обыкновению узел волос перекочевал с макушки на затылок, почти в основание шеи, и отливал уже не медью, а благородной бронзой. Лицо пряталось за громадными роговыми очками, а макияж был сделан таким образом, что искусно старил девчонку лет на пятнадцать. Одета она была в растянутый коричневый свитер поверх чёрной водолазки, и длинную глухую юбку, которую я бы смело окрестил бабушкиной. На ногах — неизменные скинхедские ботинки.

— Одевайся, — бросив в меня ворохом одежды, Антигона проследовала в ванную. Погремела там стеклом, и вернулась с расчёской и машинкой для стрижки волос.

— Эй, ты чего? — я на всякий случай отошел подальше.

— Спокуха. Налысо брить не буду. Но хаер надо подровнять. Ты вообще когда стригся в последний раз?

— Не помню, — честно ответил я. — По-моему с тех пор, как комиссовали…

— Ладно, горе луковое. Садись на табурет.

Антигона была из тех девчонок, которые с детства со всеми мужиками обращаются, как с детьми малыми. Снисходительно и покровительственно.