Товарищ Сухов или хроники бесполезного попаданца

Вылеты на разведку вещь тяжёлая и довольно опасная. Я вылетал с закреплённым на груди автоматом ППС. Его рожки были уложены в нашитые карманы на бедрах. Потом Вершинин подарил мне свой маузер-автомат на 20 патронов. К нему подходили немецкие патроны от 'шмайсера' и 'Парабеллума'. И на спине, в специальном кармане крепился аварийный паёк, прямо на парашюте. На такой высоте холодно, кабина кобры не герметичная, поэтому у меня был комбинезон с подогревом. Самую большую опасность представлял кислородный прибор. Если с ним что произойдёт, то... Ты даже этого и не заметишь. Как уснёшь. С утра, после пробежки, зарядки и завтрака, идёшь к 'колдунам' — метеорологам за сводкой. Там собирают данные отовсюду и имеют, хоть и очень приблизительное, представление о погоде в районе. Дальше тащишься в штаб и связываешься с разведуправлением фронта. Они ставят приблизительную задачу и ряд запасных вариантов. Начинаешь планирование операции и подготовку карты полёта. Эта карта — секретна, поэтому готовишь её один, без штурмана полка. Идёшь к секретчику, он её кодирует и переправляет в штаб на утверждение. Оттуда дают только номера маршрутов и порядок предпочтений. После этого идёшь к 'Кобрёнку', и начинаешь его осматривать и готовить. Вооружение с него почти всё снято: нет пушки и 4-х пулемётов. Только два носовых синхронных браунинга. Потом появляется Дашенька. Мы с ней целуемся. Она очень красивая девушка и мечтает стать моей женой. Она — укладчица парашютов. Мой парашют ежедневно переукладывается и просушивается, так положено из-за высотных полётов. Потом приходится идти к врачу, мерить давление и проходить медосмотр. Особенно внимательно он осматривает органы дыхания. Перед посадкой в самолёт подходит приборист КИПа с журналом, что проведена проверка кислородного прибора, влага удалена 99% спиртом. Оба ставим свои подписи. Для него, если я уйду со связи без предупреждения, то есть потерял сознание из-за отсутствия кислорода, автоматом штрафбат. Этот спирт хранится отдельно от остальных и выдаётся под роспись. После прохождения всех процедур, запускаю двигатель, и 'кобрёнок', помахивая вверх-вниз хвостом на неровностях, занимает место на старте. Добро на взлёт получено, взлёт и набираю высоту. Так как один, постоянно приходится осматриваться до высоты в 10000 метров. Выше немцев обычно нет. Они все машины с высотными движками держат на западе. Лишь иногда такие встречаются. В основном — 'фоккеры'. Они представляют для меня самую большую опасность. Мужики в полку посмеиваются, не верят. Им завалить 'фоккер', как два пальца об асфальт, он на малых высотах вялый и не манёвренный, только пушек много. А здесь... Здесь они — короли! Кобра уступает им по манёвренности, но превосходит по высотности и скорости. Поэтому приходится постоянно крутить башкой. Сегодня я иду к Севастополю. Набрал 11000, 'кобрёнок' характерно потрескивает топливными баками. За бортом -минус 55. Включил костюм и перчатки на обогрев. Помогает мало, но без этого совсем холодно, и увеличивается расход кислорода. Время от времени оглядываюсь. Как только появляется земля между облаками, нажимаю на спуск камеры. Прошёл над заданным районом, всё снял. У Херсонеса появляются два пыльных следа. 'Фоккеры' взлетают. Начинают бить зенитки. Маневрирую, но помогает это мало. Бьют довольно точно, приходится постоянно менять скорость и высоту. Всё! Проскочил, набираю опять 11 тысяч. Но вот 'фоккеров' я потерял из виду. Ищу их глазами. Наконец появляется инверсионная полоса сначала одного, потом второго 'фоккера'. Что-то они больно резвые. Прибавляю скорость. Оба на! А один забрался выше меня! Быть такого не может! Тем не менее. Второй пока ниже, но впереди меня! Скорее всего: А3/U7. Смотрю по таблице и ввожу в прицел его данные. Он тоже максимально облегчен, у него только две пушки. По дистанции стрельбы я его даже превышаю моими 50-калиберными браунингами. У них короткоствольная пушка. Произвожу захват цели. Заморгали кольца: даю длинную очередь, и смотрю за трассой. Есть, 'фоккер' потерял часть обшивки и повалился вниз. Минус один! Теперь всё внимание назад. Давай, 'Кобрёнок', тяни! Лапушка, солнышко! Змеёныш ты мой ненаглядный, ещё 20 км и можно будет сбросить ПТБ! Дистанция медленно, но всё-таки сокращается. Чуть наклонил нос. Скорость сближения ещё упала, но теряю высоту. Зажглась лампочка ПТБ, переключился на внутренние баки, нажал кнопку сброса. 'Бах' — сработал пиропатрон! Самолёт рванулся вперёд. Я начал вновь набирать высоту. Бачок жалко!!! Такой обтекатель был! У, фриц чёртов! Опять выклеивать! Немец отстаёт, смотрю: он пошёл вниз. 'Кина не будет!' Всё это слышал Вершинин. У меня приказ: разговаривать по рации, чтобы все знали, что я ещё жив. Поэтому в наушниках звучит его голос:

— Сокол, Горе'! В точке М6 иди вниз. Тебя встретят! Молодец!

До неё ещё полчаса лёту! Прошёл над точкой, пошёл вниз. На несколько секунд оторвал маску от лица и вытер пот. Надо же, вспотел! А вот и наша восьмёрка! Ты смотри, сама сотка встречает!

— Сокол, сотке! Привет! Как оно?

— Бак пришлось сбросить.

— Понял! Там тебе баньку соорудили!

— Отлично, а то у меня всё изморозью покрылось. — Когда снижаешься с негерметичной кабиной вниз, всё заволакивает изморозь, приходится некоторое время идти по приборам, почему разведчиков и встречают. В этот момент мы ни хрена не видим и можем пропустить атаку. Всё! Касание, рулёжка, тормоз. Ласковые губы Дашеньки, забирающей парашют. Живой!

Банька!!! Промёрз я до костей! Лежу на средней полке, сил нет. Отхожу после полёта. Звал с собой Дашу, но она похихикала и не пришла. Дверь открывается, входит тётя Поля в длинной рубашке и шапке ушанке. В руке два веника.

— Костенька, давай я тебя попарю, сынок! Что за мытьё в одиночку!

— Ой, спасибо, тётя Поля!

Вот это да! Парит она просто профессионально! Куда там турецким мойщикам! Распарила меня до изнеможения, потом холодной водой окатила, перевела пониже, там намылила, растёрла мочалкой, всё смыла, а потом сделала мне просто потрясающий массаж. Растянула все мышцы, все суставы повыворачивала, шею мою бедную промяла так, что никаких хрустов не стало. Через час мы выползли на привалок у баньки. Она помахала кому-то рукой и нам принесли четыре бутылки ледяного темного 'Бархатного' и раков.

— Ой, тётя Поля! Это просто сказка! А я звал Дашу из ПДС с собой, не пошла.

— Да дура она! Не понимает, что тебе не то самое нужно, а согреться да кости промять. Я слышала, как девчонки хихикали. Назвала их дурами, и пришла. Зелёные, ничего в этом деле не понимают. А у меня у самой Сашенька, сынок, сейчас на Севере летает. Да и самой приятно. Это вам, мужикам надо всё и сразу. А мы, бабы, и без этого можем своё дело сделать. Вон, пока тебя мыла да мяла, раз пять кончила, трусы пришлось менять! А спать с кем-то при живом муже — грех и грязь!

Я улыбнулся и поцеловал её за ухом.

— Щас как дам, охальник! А ты такой крепкий, с виду и не подумаешь. Одни мышцы! Мужик! Ладно, Костенька! Пойду я, надо закладку делать! Смотри, осторожнее там! — она показала на небо. — Ведь по ниточке ходишь. И с Дашкой осторожнее. С дерьмецом девка. Только, что красивая.

— Я знаю!

Дарью Михайловну я знал в другой жизни. Она была женой одного из крупных политначальников в ВВС. Вон он идёт, и даже не подозревает о своей судьбе. Но, на Дарью он и сейчас засматривается. Рогов у него будет! Как только за провода не цеплялись. Она была притчей во языцах всей воздушной армии. За что она с ним так жестоко поступала — не знаю. В те годы, меня это мало интересовало. Просто слышал разговоры матери, отца и других офицеров. Мы с ней познакомились в момент, когда я приехал из Ессентуков. Больше никого из лётчиков в полку не было. Мне понадобилось кое-что пришить к новой форме и новому комбинезону, и я, естественно, пошёл в мастерскую ПДС (парашютно-десантная служба), где были швейные машинки. Там и разболтался с ней. Отношения были цветочно-конфетные, я не сразу узнал в ней Дарью Михайловну. Она здорово изменилась впоследствии. При переходе к более серьёзным отношениям, мне была рассказана потрясающая по трагизму и слащавости история про несчастного погибшего лейтенанта, унёсшего с собой её девственность. На самом деле, она была ППЖ командира 66 полка, но, когда она перешла в атаку, и потребовала у него развода с его женой, он отказался. Возник небольшой скандал, который разрешил Вершинин, переведя её в наш полк. Если бы она сказала правду, я бы к ней по-другому бы отнёсся. Но, она предпочла ложь. Да и бог с ней. Ореол героя-разведчика скоро рассеется у неё в голове: мы не сбиваем машины сотнями, у нас приказ любыми средствами избегать боёв, даже, когда мы видим, что противник слаб и находится в невыгодном положении. Поэтому награды и денежные премии нам с неба не сыплются. А вокруг будет много молодых, способных и быстро продвигающихся по службе Героев Советского Союза. Всё-таки, лучший полк ВВС. 'Старики', а их совсем немного в полку, понимают, каким делом я занимаюсь, и почему нахожусь на особом положении, а молодёжи этого не объяснить. А у молодых один вопрос: а сколько у него сбитых? Всего семь? Тоже мне — 'старик!' Эти разговоры начались после очень удачного для полка периода освобождения Донбасса. На полк просыпался просто дождь наград, многие получили звания Героев. А я получил самый дорогой мне орден: Отечественную войну 2 степени. Уж слишком дорого он мне достался: в разведке, на 'Кобрёнке'.

В начале ноября, в Днепропетровске, меня атаковали свои. Инициатором выступил будущий муж Даши. Я не входил ни в одну из эскадрилий, и у меня другая норма питания: высотная. Там всякие витамины, кобальт и прочие прибамбасы, и она существенно больше. Кислород выжигает жир очень эффективно, его необходимо восстанавливать. Поэтому у меня в столовой был отдельный стол. Захожу вечером в столовую, за моим столом сидят четыре летчика и курят. Три пепельницы, а я — некурящий. Скандала не получилось, хотя вырубить 4-х 'щенков' для меня раз плюнуть. Но, мгновенно, при возникновении скандальной ситуации, подошёл Речкалов, зам командира полка, Клубов, командир 2 эскадрильи и Голубев, ведомый Покрышкина. Двое — старики. Они укоротили 4-х Героев:

— Это стол Константина Васильевича. Курилка — на улице. — сказал Голубев. Стоящие рядом Речкалов и Клубов не дали возможности скандалистам продолжить историю. Но, уходя, будущий выдающийся политработник и рогоносец успел пробурчать: 'Ходют тут всякие, 'стариков' из себя изображают, с семью сбитыми'.

Гоша, видимо, рассказал об этом Покрышкину, потому, что на следующее утро ко мне прибежал посыльный: 'Товарищ лейтенант! Вас командир полка просил прибыть в тактический класс на занятия!' Захожу в тактику, прохожу в последние ряды: 'старики' сидят там, поздоровался со всеми 'стариками', пожав им протянутые руки. В воздухе — напряжённость. 'Свои' решили дать бой молодым.

— Товарищи офицеры!

Входит майор Покрышкин, дважды Герой Советского Союза. Объявил тему занятий: тактические учения. После этого сказал:

— Лейтенант Сухов, большой! — нас разделили по росту: я — 'большой', а младший Костя — 'маленький'. Я встал.

— Я звонил в разведуправление фронта, мне сказали, что сегодня у Вас не будет вылета. Вы не могли бы нам помочь, так как тема занятий: 'Уничтожение разведчика противника'? Товарищи! Вы все в курсе, что и у нас, и у противника, в качестве разведчиков летают не совсем простые лётчики, и не на самых простых машинах. Поэтому, я и хочу провести учения: Перехват и уничтожение разведчика противника в составе звена'. На перехват пойдут... и называет 4 фамилии вчерашних моих 'оппонентов'.

— Товарищ майор, все четверо — ведущие пар, они не слётаны. Побьются.

— Мне кажется, что они сами хотят это сделать. Пусть попробуют! — и он широко улыбнулся. — Только, Константин Васильевич! Ваш 'кобрёнок' ходит на 11 тысячах, а у них самолёты выше четырёх с половиной подняться не могут. Вы не могли бы сыграть в поддавки с четырьмя 'Героями', пройдя на этой высоте в квадрате р-2?

— Хорошо. Начальная высота 4000, скорость 520 км. Так устроит?

— Да, конечно.

— Теперь о выбытии из боя! Если я фиксирую и уверен, что поразил 'противника', я называю его номер, и он идёт на посадку, так как постоянно крутиться против 4-х противников достаточно тяжело, но, если кто-то из перехватчиков сможет сделать тоже самое, то он говорит, что я сбит. Фотокинопулемёты на всех машинах должны быть. Идёт?

— Без вопросов! Товарищи, Вам условия понятны? — Они помотали головами.

Я взлетел первым, затем взлетела эта четвёрка. Я, четко по заданию, шёл на высоте 4000 метров. Заданным курсом. При попытке сблизиться со мной, уклонился и обстрелял ведущего первой пары. Саша, последнее время, довольно часто брал 'Кобрёнка' на охоту над морем, и пользовался моим, очень хорошо пристрелянным, прицелом. Поэтому, когда я сказал, что обстрелял ведущего, и он сбит, сказал по рации: 'Жердь, ты убит, на посадку!' Тот попытался побурчать и не поверить, но командир был непреклонен: Седьмой, вам посадка. Не мешайте остальным!

Я удерживал юнцов на максимальной дистанции и ловил их на выравнивании и зависании. Ещё двое четко зафиксированы в ФКП. И пошли на посадку. Остался герой-любовник. Он полез на вертикаль, идиот. У меня 'кобра' легче, и двигатель мощнее. Он полз наверх, а я сдерживал 'Кобрёнка'. Наконец, он совсем потерял скорость и свалился в штопор, а 'кобра' из него очень плохо выходит. А у меня было почти треть оборотов в запасе. Я прибавил и ушёл на разворот. Вдруг слышу:

— 26-й, прыгай! — 'Ох, блин, в плоский штопор свалился!' Я был уже и не рад, что затеял посмеяться над дураком. Смотрю — выпрыгнул, раскрылся, снижается. Зато повод познакомиться с Дарьей у него появился!