Трансцендентальный эгоизм. Ангстово-любовный роман
Шрифт:
– Здравствуйте, Евгения.
Рука в белой кожаной перчатке подхватила ее руку – в кружевной. Женя обрадовалась в миг поцелуя, что между ее кожей и губами Василия оказалась эта ничтожная преграда.
“Словно он способен укусить меня!..”
– Здравствуйте… Василий…
Женя едва не добавила отчество. Василий ощутил дрожание ее руки, увидел страх в ее глазах и истолковал это, должно быть, по-своему. Улыбка его приугасла, зато во взгляде появилось удовольствие.
– Вы хотели объясниться со мной. Пойдемте сядем на скамейку, под деревья, - пригласил
“Он почти прав…”
Женю пришлось подвести к скамейке, точно хромую или ослабленную болезнью – ноги вдруг одеревенели.
Василий ловко, но деликатно усадил ее на скамью и опустился рядом.
Женя сидела, вцепившись в свою сумочку, как в спасательный круг, и не глядя на своего кавалера. Сказать, что она была в смятении, означало не сказать ничего.
Василий ничуть не подурнел за этот год с лишним – напротив, стал еще лучше: он загорел на юге, темные волосы посветлели от солнца, но…
“Загорел! На юге!”
Женя вскинула глаза, пораженная этой мыслью, и во взгляде Василия мелькнуло изумление. Он даже привстал. Не такого поведения он ожидал от влюбленной барышни.
– Что вы? Что вы хотели мне сказать?
– Василий…
Нет, никак невозможно было называть его “Васей”, даже при близком знакомстве. Только полным именем, царственным именем.*
– Василий, вы отдыхали недавно в Одессе?
Юноша улыбнулся с удивлением.
– Да, Евгения, я только что оттуда, - сказал он. – Мне казалось, что вам это известно.
“Игорь рассказал, что я давно добивалась встречи, предатель!”
– Видите ли, Василий…
И тут Женя осознала, что нельзя перейти к сути дела, не предъявив самого порочащего этого молодого человека документа. Ведь то, что произошло, не принадлежало к сфере сознательного, теперь можно было не сомневаться в этом!
Женя зажмурилась на мгновение, потом решительно отомкнула сумочку и полезла в нее своей тонкой, в белых кружевах рукой. Сейчас она достанет этой рукой такую грязь…и на лице Василия появится отвращение, а возможно, и гнев. Он может выйти из себя! Он может…
– Вот, взгляните.
Женя чопорно подала Василию письмо, как самую обыкновенную вещь. Она покраснела и застыла, будто проглотив аршин.
Девушка не смела взглянуть, с каким выражением Василий читает собственную записку к ней. Она некоторое время ничего не слышала; и вот наконец шорох сминаемой бумаги показал ей, что Василий все прочел.
“Хоть бы провалиться сквозь землю!..”
– Женя, что это такое? – наконец прозвучал тот же вопрос, что она уже слышала из уст Саши – только произнесенный мужским голосом.
– Я вам не Женя!
Женя, не сознавая этого, отпрянула от своего кавалера в самый угол скамейки, прижав к груди сумочку.
– Никогда не смейте меня так называть! – звенящим от страха голосом крикнула она. – Поняли? Извольте говорить со мной почтительно!
Василий несколько мгновений сидел, как-то непонятно глядя на нее своими прекрасными
темными глазами. А потом он покраснел, губы дрогнули. Юноша привстал, в обтянутом белой перчаткой кулаке хрустнул и окончательно погиб позорный листок.Василий взмахнул этой рукой, точно нанося удар, и Женя пискнула от ужаса, сжавшись на самом краю скамейки, не смея встать. Прохожих не было – ни души.
– Нет, теперь уж вы извольте мне объяснить, что это значит! – приглушенным, каким-то даже придушенным голосом воскликнул молодой человек. – Что это за аноним? Что за низкие шутки?
Его всего трясло от негодования. Глядя на своего бывшего поклонника, Женя с легкостью могла поверить, что Василий и в самом деле мог учинить над ней все то, о чем говорил в своем письме. Пусть даже не подозревал, что сочинил его.
– Василий, позвольте мне все объяснить, - сказала Женя. От страха она странным образом обрела спокойствие.
Василий резко кивнул. Сложил руки на груди.
– Я вас слушаю, - сказал он, точно обвинитель на суде.
– Я обнаружила это письмо две недели назад, у подножия чердачной лестницы. Я спала там – на чердаке, - стыдясь и страдая, начала Женя. – Я не знаю, каким образом эта записка попала ко мне. Знаю не больше вас! – воскликнула она торопливо, пытаясь угадать, что означает выражение лица ее слушателя. В сумерках становилось все труднее разглядеть его.
– Дальше, - произнес Василий.
Он не менял позы и продолжал смотреть на Женю.
А та вдруг начала сердиться сама. Да что же это такое, в самом деле!..
– Сначала о том, что было прежде. Я была разбужена стуком в чердачный люк, - сказала Женя, чувствуя, как глупо звучат ее слова. – Ну а в другую ночь… кто-то стучался ко мне в дверь спальни…
Василий саркастически кивнул.
– И вы уверены, что это был я, - сказал он.
Женя хлопнула себя по колену. Дурак! Павлин!..
– Да нет же, нет! – зашипела она. – Как вы не поймете? Я думаю, что мы вступили в сферу сверхъестественного…
– Я не верю в сверхъестественное, - холодно ответил Василий, как будто не видел в происшествии с Женей ничего удивительного, только грязь.
– Извините, мадемуазель, мне пора, - Василий вдруг поднялся, точно действительно счел, что разговор окончен. – Я понял вас, и больше, полагаю, здесь говорить не о чем, - договорил юноша, оглядываясь, точно ища место, куда выбросить клочки записки, все еще зажатой у него в кулаке.
Женя стиснула кулаки сама.
Еще чего вздумал, бежать!..
И девица, которая до сих пор дрожала при одной мысли о Василии Морозове, вскочила и загородила ему дорогу.
– Никуда вы не пойдете! – страшным шепотом заявила Женя. – Мы сперва разберем этот случай! Меня опорочили, и причина этому – вы!
Она ткнула пальцем в грудь ошарашенного Василия, так что он чуть не сел обратно на скамейку.
– Пусть даже вы этого не знаете!
– Ну… хорошо, - сказал наконец Василий. Кажется, он тоже счел, что один из них двоих – сумасшедший. Молодой человек сел обратно.