Трансильвания: Воцарение Ночи

Не успела я даже ничего предпринять, как Дэнелла Тефенсен застегнула на мне ошейник, цепь которого была вмонтирована в стену, располагавшуюся перпендикулярно от той, к которой был прикован Владислав. Я только вздохнула, а она лишь взбешенно окинула меня презрительным взглядом.

— Это ты тоже оценишь, дорогая подружка. Цепи заговорены для сурового приговора тем, кто патологически не может существовать друг без друга. Сейчас вы познаете боль рикошета кармы. Можно находиться совсем рядом, грызть цепи, выкручиваться, вытягиваться, но расстояние между даже посаженными вплотную всегда будет неизменно равно одному сантиметру. Ощущать тепло ладони, но не смочь прикоснуться. Хотеть избавить его от боли, но даже кончиком пальца не иметь возможности дотянуться. Ни помочь, ни спасти. Грешникам — библейское наказание. Это очищающий огонь для Змея-Искусителя и Евы — его первой женщины. Увидишь, как он подохнет в сантиметре от тебя. Просила наказания для себя? Я и наказываю тебя. Если свою боль ты не чувствуешь или чувствуешь притупленно, его болью тебя резать можно по эмоционально раздерганной душе… Сейчас, мои родные. Я схожу за живительным эликсиром и вернусь. Твой любимый уже на последнем издыхании, Лора. Он не протянет долго, а у меня есть планы на вас и ваше унижение на ближайшее внушительное время. Значит, я буду давать ему эликсир, чтобы он выжил, и снова продолжать окунать тебя в ад, подруга, чтобы ты почувствовала ответную волну предательства.

Дэна исчезла.

— Дай мне руку. — Тихо прошептала я мужу. — Я оттяну эту боль.

Он из последних сил еле вытянул руку в мою сторону, лежа на полу и вдыхая воздух тяжело, с хрипом. Как Дэнелла и сказала. Один сантиметр. Сантиметр от изуродованной и разъеденной серебром кожи его руки. Вытянув свою в его сторону, я закрыла глаза и, сосредоточившись, перекрестила средний и указательный палец в магическом знаке обмена ‘Мутацио’. Вскоре после этого нарывы исчезли на тыльной стороне его ладони, и рука стала выглядеть, как рука, а не как кровавое месиво. Зато в подобное превратилась моя. Я судорожно вдохнула и застонала от боли, прижимая окровавленные шипевшие запястье и ладонь к груди. В этот момент в комнату вошла Дэнелла с розовым флаконом, на дне которого болталась яркая цветная жидкость. Окинув нас взглядом, она улыбнулась. Ненадолго. Увидев на моей руке язвы, она проворно подскочила к Владиславу, схватив запястье его излеченной руки в свою. Демонически улыбнувшись, она вновь отшвырнула его руку на пол и одарила меня леденящим кровь взглядом.

— Как это мило и приторно сладко. Оттягиваешь его раны и боль на себя. В этом никакой пользы. Не теперь, так потом откинется, цепи-то я не снимаю. Хотя, у меня был план сейчас провести эксперимент, поэтому пока подыхать ему рано.

Рванув моего мужа за цепочку к себе, она вылила содержимое флакона ему в рот. В местах, где серебро прожгло одежду, заставляя разлагаться и распадаться с шипением кожу, стало видно, как бледнеют сочащиеся кровью нарывы, как затягиваются раны.

Тогда Дэнелла вернулась ко мне.

— Только подумать. — Она горько усмехнулась. — Я дала ей прелестное тело невинной девочки, а она снова вернулась в обличие распутной девки, к волнующим изгибам, сводящим с ума сластолюбцев. Ну что ж, если ты этого так хотела… И до сих пор хочешь… Сейчас я вам обоим марафон безумия устрою.

Так как мой костюм из латекса, как я и упоминала ранее, висел всего на ниточке, покончить с ним не составило труда. Почувствовав себя неприкрытой, я свернулась в клубок, вжавшись в стену, рукой прикрывая грудь, на что Дэна презрительно рассмеялась. — Разве есть здесь кого стесняться, солнышко? Мы с тобой на соседних кроватях спали почти что полтора года. А уж перед ним-то… Даже комментировать излишне. Хотя, ты, наверняка, чувствуешь себя бессовестно обнаженной перед бывшим на моих глазах и боишься оказаться открытой душой и телом перед любимым в присутствии врага. Боишься, что ваша безумная тяга к чувственным наслаждениям, к гедонизму будет мной наблюдаться со стороны. Согласна. Унизительно. Но унижения — это как раз то, что я тебе и обещала. Дурман сейчас собой окутает все пространство. Кроме единственного сантиметра, на который не дотянуться и не взять то, что хочется. Ну и, финальный аккорд.

Острые когти девушки-дракона нанесли резкий удар мне по шее. Я коротко рявкнула, почувствовав, как кровь быстро зазмеилась от горла к груди. — А вот и тест на любовь, как я и обещала. Так же будет твой милый любить тебя, если я осушу его вены… Скажем на… Сто процентов? Или останется лишь чудовище, которое всеми фибрами души желает рвать человеческую глотку на куски?

— Нет, Дэна, не смей! Не смей лишать его человечности! — Взвизгнула я, натягивая цепь до упора.

— Она у него весьма сомнительная. Так что ты ничего не потеряешь. И излечила я его как раз для этого. Может, хотя бы вид багровых глаз и вертикальных зрачков остановит тебя от этих бабских потоков слюны, слез и соплей.

Рванув Владислава за цепь к себе и поставив на колени, она коснулась ладонью его виска. Тефенсен вытягивала энергию жизненных сил, которую он получал от крови все последнее время, через знак поглощения. И когда она закончила, осталась лишь мумия, едва обтянутая кожей. Широко открыв глаза, он жадно воззрился на мою шею всеми багровыми оттенками и вертикальными зрачками. Склонившись к нему, она прошептала на ухо. — Взгляните на нее, Ваше Величество. Открытая, нежная и вкусная пища всего в сантиметре. Когда-то ты сказал, что реки вспять ради нее повернул бы, так что значит сейчас порвать цепи, вцепиться в эту дохленькую шейку и напиться до последней конвульсии ее тела?.. Унимая боль в осушенных венах. Эта пища даже не против грубого и гнусного изнасилования, пока жива. Давай. Порви цепи, и твоя девочка с открытой шеей, грудью и бедрами целиком твоя вместе с ее воющей в венах кровью, изнемогающей с ней напополам, желающей, чтобы ее господин осушил ее до последней капли. Наконец-то, полтора года спустя, я отдаю ее тебе, потому что она — конченная неизлечимая дрянь.

— Ну что. — Дэнелла присела рядом со мной через доли секунды на пол, касаясь моей головы рукой. — Только попроси, и я заберу тебя отсюда, оставив вампира гнить. Но останешься, и он порвет цепи. Хочешь стать закуской для того, кому в вечной любви клялась? Все еще хочешь свободы для него? Доберется до тебя и уже не остановится. Может, и повоешь еще в экстазе какое-то время до полного иссушения, но потом наступит конец. В таком состоянии не тело твое ему нужно, а только кровь. Так прими же вновь мою сторону и мою силу. Идем со мной. Мы окончим процедуру превращения в Хранителя Архивов снова. Я никогда от тебя не откажусь, Лора. В то время, как он думает о том, как быстрее тебя сожрать.

— Гори в аду, чудовище. — Зажимая все еще кровоточившую рану, я смерила ее презрительным взглядом и снова уткнулась лбом в стену. — Пусть берет мою жизнь ради крови. День, в котором я не увижу тебя, даже если это случится, потому что я умру, станет для меня избавлением и первым днем моей свободы.

— Хорошо. — Дэнелла скрежетнула зубами. — Будь по-твоему. Тогда отдыхайте, дорогие мои. Проверим, действительно ли выживают только любовники. Или, все-таки, сильнейший, по каноническим законам природы. Может, нападение откроет тебе глаза и, в нежелании умирать, даже ты используешь магию против нападающего. Просто помни, что твой муж, когда голоден уже целых два года, учитывая сколько сил и энергии я вытянула, просто существо, движимое инстинктом голода. От того мужчины, который играл тебе на озере на гитаре, который вел тебя в ритме танго перед публикой и который забрал твою девственность в зарослях осоки ничего, кроме оболочки не осталось. Я тебя предупреждаю, что он тебя прикончит. Вперед, если дура настолько. Передумаешь — зови. Я вытащу тебя и прикончу этого паразита. Иначе сдохнете оба, потому что хищник сожрет добычу, а серебро сожжет хищника заживо.

Вернувшись к нему, она взяла его за руку, глядя, как сызнова цепи на коже разъедают ее до шипения и кровавых язв. — Хорошо работает.

Улыбнувшись и подмигнув мне, Дэнелла Тефенсен вышла из потайной комнаты, и дверь за ней закрылась. Едва это произошло я рванулась к мужу, насколько позволяли цепи. Он отпрянул в свой угол с безумным взглядом кровавых глаз и оскаленными клыками. — Не приближайся ко мне. Цепи меня не удержат. Я есть хочу, и это сильнее меня. Я не хочу, чтобы ты умирала. Я ждал тебя почти шесть веков, но твоя располосованная шея… Я хочу жрать и насыщаться, жажда огнем полощет протравленный серебром организм, а кровь всего в сантиметре. Уйди в свой угол. Не провоцируй…

В слезах от боли и сострадания, моя рука все равно непроизвольно тянулась коснуться черного, как ночь, шелка его волос.

— Тупая сука. — Прошипел он, яростно рыча и сворачиваясь на полу, хрипя от боли, причиняемой ему серебряными цепями. — Чего непонятного? Я сказал: проваливай в свой угол. Я не жрал два года. Я хочу тебя покалечить и если доберусь, я это сделаю, хоть потом и волосы на себе вырву и с собой покончу. Хватит! ХВАТИТ КО МНЕ ТЯНУТЬСЯ!!! Не время, мать твою. Хватит мелькать красной тряпкой перед бешеным быком. Я разорву твою шею, разорву твое тело на лоскутки. Лора… Лора… Теплокровная, милая моя девочка… Я голоден. Я смертельно хочу есть…

Срываясь на грубость, рыча, и снова усилием воли затыкая голодного зверя, он молил меня не приближаться. Лоб Владислава покрылся испариной, а голос хрипел все тише и тише. Полубезумный, он то метался, натягивая цепи так, что я думала, что он вот-вот уже точно порвет их, то забивался в угол и вновь умолял меня уйти с Дэной, спасти себя и оставить его умирать. Угрюмо прижавшись к стене, напополам от горя, напополам от страха, я отключалась все эти мучительные часы на цепи на несколько минут, чтобы снова открыть глаза и увидеть багровый ненавистный взгляд, взиравший на меня в упор и желавший разорвать меня в клочья.