Трансильвания: Воцарение Ночи

Я очнулась от рассказа охотника. Пока он повествовал, картины минувшего восставали одна за одной в моей памяти, собираясь в единый паззл. Я даже вспомнила то, чего он не мог видеть собственными глазами. Как убегала от Владислава, признавалась ему в любви, целовалась с ним, а потом танцевала. По окончанию рассказа, когда все заблокированные от меня воспоминания Хранителями Баланса Измерений: двух прошлых жизней, памяти рода королевской династии эльфов, ночь в подземелье и стертый две тысячи третий год, вернулись ко мне, выстроившись в единую картину жизни, я коротко выдохнула. — Не знаю, что и сказать. Ты был прав. Я — эгоистичная дрянь. И я дважды причинила тебе боль одним и тем же способом. Нет мне прощения…

— Просто чувства к тебе — мой крест. Мой тяжкий крест нести их в одиночку из жизни в жизнь, находя хороших девушек, но все равно понимая, что тяга к тебе столь сильна, что ни одну из представительниц прекрасного пола не смогу назвать женой. — Тяжело вздохнул Ван Хельсинг, задумчиво глядя в стену.

— Скорее уж не крест. А любимые грабли. — Я обреченно покачала головой.

— А знаешь, я слышал крики. — Внезапно взгляд его подернулся пеленой боли и смятения. — Очищение далось тебе великим трудом. А когда тебе стирали память, стены ватиканского собора звенели от твоих воплей боли. Каждый импульс внутри меня кричал ворваться туда и остановить это безумие, но, скрепив сердце, я думал, что так будет лучше для тебя. Что, может быть, если они сотрут его из твоей головы и жизни, у тебя будет шанс получить образование, достойную профессию, завести семью, родить ребенка и никогда не связываться с чудовищем, с которым тебе предписан всего один путь — на дно. Но судьбы не избежишь. Даже без своих воспоминаний ты умудрилась нарваться на него и снова впутаться в него и его тьму. Что-то просто невозможно изменить… Теперь ты засыпаешь и просыпаешься с ним. А я так хотел жениться на тебе. Надеялся, что хоть в этой жизни, если не в той, нам удастся быть вместе. Ждал твоего совершеннолетия… Но все зря…

— Кстати. — Мысль пришла в голову и осенила меня внезапно, словно ссыпавшаяся горная лавина, прервав воцарившееся на долгие несколько минут тягостное молчание. — Как ты?.. Я вижу, что ты все еще охотник, и снова на задании… Как тебе удалось получить прощение у Джиэнпиро за мой проступок?

— Охотники, которых я вызвал, как и я, владели ключами от порталов в иные миры и заточили твоего мужа в тюрьме для монстров Соединенных Штатов, психиатрической больнице твоего родного мира. Пусть и не ликвидирован окончательно, но граф Владислав Дракула был обезврежен. Так что задание было почти что выполнено. Меня пощадили и оставили при соборе, хотя от нудных фразочек Джиэнпиро типа ‘Я же говорил тебе, сын мой!’, я избавлен не был.

— Понятно… — Больше я не знала, что сказать, поэтому просто тупо уставилась в стену напротив немигающим взглядом.

— Осталось лишь одно незаконченное дело… — Ван Хельсинг рванулся ко мне и сгреб меня в охапку так резко и стремительно, что я, было, подумала, что он собирается меня убить. Но едва коснувшись моих, наверняка, ледяных для него губ, он быстро отстранился и наскоро поднялся с кровати, обернувшись ко мне спиной, наверняка, чтобы я не увидела его в смятенных чувствах. После этого он тихо бросил через плечо. — Я злился. Долго и муторно. Но сейчас понимаю, что не имел на то права. У меня нет права претендовать на чужую женщину. Пусть она и стала любовью всей моей жизни, но она не моя, и ей никогда мне не принадлежать. Теперь я вижу это. И именно поэтому я возвращаю тебе твой поцелуй из вишневого сада. Больше ты мне ничего не должна, и больше ты меня никогда не увидишь. Будь счастлива Лора Уилсон-Дракула и береги себя. Будь покойна. Можешь не волноваться ни за себя, ни за Влада. Я скажу, что не нашел вас в замке, что, скорее всего, вы переехали в какой-то из других миров. Мои глубочайшие извинения за окно…

Расправив свой стальной трос и больше не обернувшись ко мне лицом, нахлобучив шляпу поглубже, самый знаменитый охотник и борец с нечистью в мире исчез в разбитом проеме окна нашего с мужем замка, а я еще долго сидела на кровати в смятении, скрестив под собой ноги по-турецки, касаясь большим и указательным пальцем правой руки нижней губы, все еще ощущая прикосновение к ней человеческих теплых уст…

====== Глава 25 – Звезды падают с небес под финальный аккорд Bella notte ======

VII. ВЗГЛЯНУТЬ НА ЖИЗНЬ СОРОК ЛЕТ СПУСТЯ

ГЛАВА 25 — ЗВЕЗДЫ ПАДАЮТ С НЕБЕС ПОД ФИНАЛЬНЫЙ АККОРД BELLA NOTTE

Ведь для того, кто всегда умел верить,

Просто поверить, что все будет снова.

2010 год по меркам мира без магии.

Маятник моей жизни пришел в движение. В мире без магии, мире обычных людей, прошло всего лишь четыре года с момента воцарения Анны Вольф, как королевы Трансильвании и нашего мира. У нас же миновало целых сорок лет. Рассказывать, в общем-то, нечего. Две тысячи седьмой год по меркам измерения реального мира надломил меня, заставив всерьез задуматься о том, на какой стороне я желаю быть. Я любила Владислава. Я всегда его любила и всегда буду, но мое психическое состояние с каждым прожитым нами совместным днем все больше давало крен, и я не могла это игнорировать. Мы ссорились все чаще и мирились все реже, а потом, в один прекрасный день, я больше не смогла и не захотела выносить подавляющую тьму, в которую он меня затягивал. Ничего во мне не изменилось. Я не хотела уходить от него. Я не хотела жить без него и сопротивлялась всеми силами, но, видимо, сработали какие-то внутренние рефлексы, и мой мир оказал мне услугу, о которой я не очень-то и просила. Одним прекрасным утром я очнулась для того, чтобы начать новую жизнь. В Соединенных Штатах Америки. С другим лицом, иным родом деятельности и именем, которое мне не принадлежало. За годы, начиная две тысячи восьмым и заканчивая началом две тысячи десятого года, опять же по меркам мира без магии, в котором я росла, я сменила три жизни, три внешности, три оболочки, три имени и троих мужчин, за двумя, из которых побывала замужем, от одного из которых родила ребенка. Нелегкая заносила меня в Канзас под именем Дианы, в вечно пасмурный и дождливый Форкс под именем Соланж, и, наконец, в штат Делавэр, в местечко под названием Голубая Бухта, под именем Элис. Живя в новой оболочке, новыми жизнями, я начинала отвлекаться и вспоминать о графе все реже. В первой жизни — жизни охотницы Дианы, получалось даже вполне себе успешно. Родив сына — Дерека, мы с мужем, Дином, воспитывали малыша настоящим крутым борцом с нечистью. Но мой бывший муж так просто не желал дарить мне долгожданный покой и забвение от него. Однажды, после блуждания по зачарованному лесу в Брокенстоуне, зачищая гнездо вампиров в штате Мэн, мы с Дином попали в засаду. И тут появился Владислав. Прикончив всех своих братьев по крови, он вместе с ними чуть не убил Дина. Пытаясь вернуть мужа к жизни и рыдая над его распростертым телом, я услышала холодный голос в голове. — Это последствия твоего бегства, Лора. Или Диана, или как тебя там еще зовут. Беги, прячься, скрывайся, будь женой хорошего парня. Но все мы знаем, что это не жизнь, а симуляция. Рождена ты была под именем Лоры, а не Дианы. Вся твоя жизнь здесь — фальшивка. Признай это. У нас все было по-дурному, по-сумасшедшему, но зато по-настоящему…

Не стерпев обиды, я впервые за всю жизнь, с рассудком, не затуманенным ничьим принуждением, не подавляемым чужой силой воли, кинулась на него с колом. Убить не убила, но, сомневаюсь, что осиновые занозы в сердце терпеть приятно.

В промежутке между жизнью вне Владислава номер один и номер три, про вторую даже рассказать, в принципе, нечего, ибо все было до неприличия приторно и ванильно, я снова каким-то чудом оказывалась в шкуре Лоры Уилсон, и мы с ним урывками проводили время вместе. Я обучала своего бывшего хитрым тактикам стратегии рукопашной, фишечкам, которым меня учила Дэнелла Тефенсен в свое время, но все-таки больше не для обучения, как такового, а для мстительных пинков за то, как он посмел поступить с Дином. Не смотря на закипавшую в моем сердце на тот период ярость, было и что-то хорошее. Иногда мы часами играли на фортепьяно в четыре руки, иногда эти часы проводили в постели, и я выплескивала столько энергии, выпуская зверя из себя, сколько не позволяла себе ни с одним из моих трех мужчин моих трех новых оболочек. Мы могли заниматься чем угодно, но я не обещала вернуться за все последние двадцать лет окончательно, по правде говоря, ни разу. Мне нравилось быть во тьме отстраненно. Появляться на короткое время, смотреть ему в глаза, делить ночи любви и огня на двоих — двоих ненасытных, озлобленных на весь мир любовников, но к жизни с ним изо дня в день я была не готова, попробовав, что есть обычные светлые человеческие чувства, и как это прекрасно — без подчинения девушки, как рабыни; без извращений и БДСМ; без зверских пыток во время секса; с нежностью и любовью, в которой тебе боятся причинить боль; в которой носят на руках. В две тысячи восьмом году, по меркам мира человеческого, мой рассудок, клейменный и зараженный им, немного очистился, и я, наконец, увидела, каким рабским было иго самой мучительной и настоящей любви моей жизни. Вновь вернуться в клещи, сдавливавшие мне горло и лишавшие силы воли, кто бы как ни осудил меня за это, я не могла. Мне хотелось жить дальше. Жить, а не существовать через силу, чувствуя скованность по рукам и ногам, за годы утерявшую любые намеки на шарм. Видимо, природное жизнелюбие пробилось через пелену тумана, заволочившего мне мозги. Я хотела узнать, что такое нежная любовь. А с Владиславом мне этого почувствовать было не суждено никогда… Наконец, когда я переступила через вторую жизнь без моей истинной любви, связав свою судьбу с преступным лицом, участвовавшим в экспериментах над людьми и впутавшимся в долги у мафии Якудза, в той самой вышеупомянутой Голубой Бухте штата Делавэр, я встречала Владислава лишь мимолетом. Дважды. Роберт Лайл, мой муж из третьей жизни, хоть и был человеком, но, отнюдь, не робкого десятка. Свыкнувшись с тем, что перед ним стоит наглый и ухмыляющийся вампир секунд за сорок, он коротко пустил ему пулю в лоб, и пока граф приходил в себя, я, под именем Элис, и Роберт скрылись с места происшествия.

И все же… Порочный круг не мог и не желал развязываться. Мне будто чего-то в них всех не хватало. То ли, как и говорил Владислав, себя под настоящим именем; то ли потребительского отношения мужчины по отношению к себе, к которому я привыкла, разделяя жизнь с таким, как мой бывший. То ли дело было в том, что его руки, губы, лицо и тело снились каждой ночью, не давая забыться даже с новыми мужьями, которые, словно королеву, носили меня на руках. Ни у кого из моих трех избранников не было желания стегать меня плетью и снимать с моей спины кожу живьем, используя серебряный хлыст. Чувствуя исходящие от них любовь, нежность, заботу, ощущая себя защищенной с ними, я все равно тянулась к своему мрачному гребаному садисту. То сильнее, то слабее, но тяга отказывалась пропадать, чем я ее, как говорилось в одной юмористической программе, только ни пробовала. В своих отношениях Лора Аделла Луиза Уилсон и Владислав Конрад Вильгельм Дракула ходили вновь и вновь по замкнутому кругу. И, если к моменту моей смены оболочки номер три, первых двух избранников я уже не встречала на своем пути, потому что, уходя единожды, они исчезали из моей жизни навсегда, то он… Он отравлял мое существование все эти двадцать лет, что я тщетно пыталась выкинуть его из головы, даже не позволяя мне этого. Грешна перед избранниками, но даже перекинувшись в иные оболочки, сменив тела, как змея кожу, я все равно с ним изменяла своим мужьям и бойфренду… Наверное, я бы даже Господу Богу с ним изменила. Бывают люди, которые становятся твоим крестом и проклятием по жизни. Граф Владислав Дракула стал моим. Быть может, ибо вся моя жизнь на период его появления была отягченной. Сначала издевательства Дэнеллы, когда я ползала перед ней на коленях, умоляя ее о пощаде, будучи безвольной куклой в ее руках, просившей лишь за его жизнь, затем смерть Изиды Шиаддхаль, моей бабушки. Нас с ним связали не просто чувства. Нас с ним связала боль и горечь. Постоянной утери друг друга, моей потери близкого мне человека. Я вцепилась в него, как в спасительный плот, ведь в жизни не было стабильности ни в чем, а он… Владислав был моей константой. Терзая мою плоть и душу, он всегда был рядом; поддерживал; говорил то, что я хотела слышать; давал то, что я хотела брать. А с теми тремя… Все у нас было хорошо, приторно, ванильно, без ужасов бытия и его боли. И как бесследно все это шло, так бесследно и сгинуло. Все равно ведь, как Вы уже поняли, вращаться мне в системе координат и Вселенных было суждено с тем одним, вокруг которого я даже сумела построить целый мир, вырвав силой кусок энергии из Дэнеллы Тефенсен и практически уничтожив себя в тот момент. А когда все те три жизни сгинули насовсем, примерно, по меркам человеческого времени, в две тысячи десятом году, я вернулась. Не обещая ‘навсегда’, как и ранее, но уже зная, что какой бы проклятой ни была моя жизнь с ним, без него она никакая, и ее нет вообще. Бездарно тикают часики, пока Роберт покупает тебе мороженое, Эдвард играет колыбельную, а Дин катает на колесе обозрения. А тебя флешбэками возвращает в то самое подвальное подземелье, где тот, кто заставил впервые почувствовать себя женщиной, неприглядно насилует тебя, а ты — всего лишь двенадцатилетняя девчонка. И вот парадокс. Среди всего хорошего только подвал и имел значение…

Наше временное воссоединение началось кроваво. Как первый раз, после первой брачной ночи, в две тысячи четвертом, мы вырезали целую церковь, так в две тысячи десятом, когда мы сошлись, и мир не выдержал бурного сплетения душ, сталкивавшихся и до этого пророчеством о воцарении Ночи, от которого проснулись замершие некогда землетрясения, смерчи, пожары и наводнения, мы на славу оторвались в местном маленьком театре, еще не зная, какой резонанс это событие впоследствии вызовет. Дэнелла Тефенсен показала мне потом на пальцах, доподлинно, как выглядит куськина мать, разукрасив мне физиономию за нашу дикость и несдержанность, но потом и она на меня плюнула. Все в нашем мире, и она уж особенно, видели, что со мной происходит, когда я с ним, и знали, почему я бегу от него на скорости самой быстрой кошки на земле, пусть и возвращаюсь потом вновь и вновь. С ним я становилась бесконтрольна, потому что его не ограничивали рамки морали и приличий. С ним я становилась дикой неконтролируемой животной тварью, желавшей только крови смертных, да побольше — желательно, чтобы на роспись стен хватило — да его, своего господина, который через нисхождение и растаптывание моей воли заставлял меня чувствовать себя богиней, имевшей право дарить жизнь и забирать ее, когда ей угодно. Парадокс был и еще в том, что сбегая от его безумия и сумасшествия, которым я заражалась от него, я бежала по круговой траектории к нему назад, в его цепкие лапы с когтями. Неумолимо. Я никому, наверное, не смогу высказать, что этот мужчина со мной делал; какие потоки рек из моего сердца неслись к нему, сшибая на своем пути и рай, и ад… Никогда более в жизни я никого так не желала… И не любила.

Этим утром я проснулась в своей постели, шестьдесят с лишним лет спустя после первого в ней пробуждения, в одиночестве. Анна и Константин, чета Вольф, вполне успешно занимались делами государственной важности, поэтому моему экс-мужу не было необходимости вставать так рано. Всей кожей ощутив тревогу, я подскочила на кровати. Да, сейчас мы были временно вместе, ничего друг другу не обещая, ни в чем не клянясь, но это, по сути, ничего не меняло. Я не желала постоянно пребывать в его тьме, но научиться любить без надрыва и не переживать за его жизнь я так и не сумела. Сейчас его отсутствие я ощущала каждым импульсом в моем теле, ощущала кожей, и внутри меня даже, кажется, все мои органы сдавило мучительной болью от ощущения паничеcкой тревоги и безотчетного страха. Я пока не знала, как работает схема перехода души из оболочки в оболочку. Поставив паузу на третьей оболочке четвертой жизни и вернув себе внешность Лоры Уилсон, я снова оказалась вампиром, пусть Элис Паркер-Лайл и была человеком еще недавно. Накинув на себя бордовый шелковый халат, я выскочила в коридор и кликнула Роберта. Дворецкий, явившись с опозданием на пару минут и страшно извиняясь, после расспросов сказал, что Его Величество он не видел со вчерашнего вечера. После стольких лет в услужении Владислава, наш верный и преданный Роберт все равно не мог называть королем ни Константина Вольфа, ни кого-то другого. При вышеупомянутом он все же обращался к нему по титулу, который тот удачно заполучил, так что теперь у нас в замке было два короля. Официальный и негласный… Не прибегнув к опросу других слуг и друзей, я сразу кинулась к шкафу на вампирской скорости одеваться.

Потому как солнце до сих пор оказывало на мое тело разрушающий эффект, я надела полупрозрачное кружевное черное платье до колена, черные туфли на высоком каблуке и темные очки, собрав волосы в тугой и высокий хвост на затылке. Было не до смеха, честно говоря, когда у опушки леса я почувствовала тягучий и вязкий черно-лиловый запах вампирской крови, но все же, летя, как выпущенная из лука стрела, я на долю секунды позволила себе замечтаться и вспомнить, как сразу после обращения, в день первой охоты с Владиславом, бежала на вампирской скорости сквозь глубокий и темный, дремучий лес, любуясь освещающими собой неприветливые деревья светлячками… Словно гончая, взявшая след, я неслась быстрее выстрела, а деревья и дома мелькали перед глазами, сливаясь в неясные смутные серые блики… Почуяв место, где обрывается след, я резко затормозила и чуть не влетела в стену каменного грязно-серого здания где-то на отшибе, стоявшего обособленно от деревень и других построений. Не обнаружив в гладких стенах, обойдя здание по кругу, дверей, я чисто интуитивно коснулась пальцами серой кирпичной кладки в том месте, где она была неровной и, будто бы, вдавленной внутрь, поспешно отскочив, когда стены с протяжным скрежетом начали разъезжаться в разные стороны. В помещении оказалось темно, на удивление, даже для вампирского сверхострого зрения, а пол был стеклянным. Посмотрев себе под ноги, я почти что ужаснулась, увидев шахты и тоннели прямо под собой. Одно неверное движение, и я сверзнусь в пропасть, не успев даже расправить крылья. Каблуки стучали по стеклу, отдаваясь эхом в каменных стенах, а я проклинала свою пагубную страсть и приверженность к дорогим и умопомрачительным туфлям.