Трансильвания: Воцарение Ночи
Шрифт:
— Возмутительно! Это ни в какие рамки не вписывается. — Де Обер грязно выругался по-французски, и вышел, громко хлопнув дверью. Через пару мгновений раздался стук, и в комнату-кабинет вошла принцесса…
Меня поразили глаза этой дочери Востока, пустынь и миражей: глубокие, кофейного цвета, завораживающие, они смотрели насквозь. В душу. Половина лица девушки была закрыта чадрой нежного персикового цвета, хиджаб в таких же тонах скрывал полностью ее тело, руки и ноги. Таким образом, для взгляда извне оставались видны только глаза. И как удивительно то, что глаза одного человека могут сказать о себе больше, чем можно сказать о других, глядя им в непокрытое лицо. В эту комнату-кабинет вошла волевая, независимая девушка с тяжелой судьбой. Омраченный взгляд свидетельствовал о том, что в жизни ей приходилось нелегко. И, помимо этого, я лицезрела одну из самых красивых женщин во всех мирах. А, быть может, и самую красивую… Человеческую женщину. Осознание того, что она человек, ее гулкое сердцебиение и учащенный пульс повергли меня в глубочайшее удивление.
Барон де Обер был вампиром. Запах его разложения был достаточно сильным, чтобы достигнуть моего обоняния и дать понять природу его
— Ас-саляму алейкум, госпожа Лора-ханум. — Девушка склонила голову в дань уважения, но лишь едва. Поступи так кто-нибудь другой, я восприняла бы это, как отсутствие уважения, но в каждом жесте дочери пустынь было столько изящества и красоты, что даже это легкое движение можно было принять скорее за ее признание меня в качестве своей королевы, нежели нанесение оскорбления.
— Алейкум ас-салям… — Я вопросительно подняла брови, намеренно делая паузу.
— Дизара. — Ответила девушка, немного помолчав. Мою протянутую в качестве приветствия руку она то ли намеренно проигнорировала, то ли не заметила. О восточной культуре я знала мало, поэтому, решив проигнорировать игнорирование, я указала ей на стул, садясь напротив.
После минутного молчания Дизара начала свою речь, и я не смела даже словом попытаться перебить это восьмое чудо света.
— Я уже обращалась к Вашему мужу, храни его Аллах. Мы заключали сделку о покупке поместья, граничащего с Совереном. Я провела там незабываемые моменты своей жизни, и замок мне дорог, как память, поэтому решила просить у Вас разрешения выкупить поместье. Конечно, мои возможности, не безграничны, и я пойму, если Вы откажете мне из-за цены, но, надеюсь, что Вы так не поступите. Потому что мне необходимо туда вернуться. Всего три года назад мой отец владел поместьем, и я могла там жить, но потом он умер, и Соверен перекупили. А сейчас, улучив возможность после смерти нового хозяина, я прошу Вас разрешить мне умереть в том месте, где я была счастлива. Это место — рай на всей Земле, благословленный Аллахом. Мне необходимо туда вернуться. Умоляю… — Голос Дизары задрожал, и, в немой мольбе, она схватила меня за руку. Когда это случилось, тут же произошло три вещи. Просторный рукав хиджаба сполз вниз до локтя вместе с бинтом, обмотанным вокруг ее руки, в ноздри мне ударил резкий головокружительный запах гниения, и я увидела то, что увидела. Средневековая проказа вернулась и царила в наше время безнаказанно. Прелестная тонкая и изящная рука принцессы пустынь была покрыта гниющими тошнотворными пузырившимися ранами. Из вскрывшихся от резкого движения некогда сухих корост сочилась алая кровь с гноем, пеной и звуком шипения. Я резко отдернула руку, почувствовав тошноту и головокружение. Я убивала. Я отрывала головы голыми руками, но даже я не могла на это смотреть. Это было омерзительно. Не оставалось теперь никакого сомнения, почему Дизара не страшилась войти в дом к убийцам. Она знала, что умирает. И больше не боялась. Страх ушел, и, наверняка, она предпочла бы смерть от рук вампира, быструю и молниеносную, многолетнему разложению.
— Как Вы можете думать о каком-то поместье в такой момент? Вам нужна медицинская помощь. Я могу позвать лекаря прямо сейчас. И посмотрим, что он скажет. — Я находилась в состоянии ступора, от шока глядя себе под ноги.
— Он не скажет ничего такого, что бы мне уже не сказали в свое время другие. — Девушка горько и болезненно усмехнулась, издав тихий стон. Каждое движение причиняло ей невыносимую боль. Это объясняло, почему переступив порог кабинета, каждый шаг ее сопровождался глубоким свистом, вырывавшимся из легких, о природе которого я поначалу и не задумывалась. — Я умру, но умру там, где чувствовала себя более дома, нежели за всю жизнь, которую я прожила на востоке. Я молю Вас позволить крышке моего гроба закрыться надо мной в Соверене…
Дизара закрыла лицо руками от бессилия. Рукава и бинты сползали все ниже, открывая моим глазам все новые ее раны. На девушку было больно смотреть. Она разлагалась заживо. Такая молодая и красивая. И сгоревшая в самом расцвете.
— Если болезнь неизлечима, есть и другой способ выжить. — Я внимательно посмотрела на нее, пытаясь намекнуть ей на то, что имею в виду, без слов.
Дизара же лишь рассмеялась. Страшно и дико. И как-то даже надрывно. — Мы ценим нашу бессмертную душу, госпожа. То, что предлагаете Вы — не жизнь. Мне уже немного осталось, и я получу свои подушки в раю. Буду лежать на них, вкушая виноград и не заботясь ни о чем. Лучше умереть, чем быть проклятой всю жизнь. Я не осуждаю Вас за то, что Вы сделали иной выбор, но это скорее разница во взглядах и религиозных убеждениях, менталитете. Западные люди всегда выбирают жизнь и заботятся, в основном, только о себе. Они забыли, что такое душа, и для чего она дается им Аллахом и готовы продать ее за еще один день бытия. Они одиноки, их страшит смерть и посмертие. У нас не так. Нам нечего бояться. Мы отдаем себе отчет в том, что жизнь — всего лишь короткий луч солнца, а загробная жизнь — это все солнце целиком. И чтобы достигнуть солнца, нужно пройти по лучу и покинуть его. Душа важнее. Ее непорочность важнее жизни. А жизнь после смерти только начинается. Для тех, кто жил праведно, будет и рай.
Поэтому нас не страшит то, что за завесой. Но это не единственная причина, по которой я ни за что не согласилась бы стать нежитью… Три года назад в моей жизни появился он. Он приходил ко мне каждой ночью. Он был так красив и умен, что я теряла рассудок, когда он снова оказывался рядом. Его голос, глаза, губы… Он так манил меня, что я сделала то, чего стыжусь больше всего на свете, и за что плачу перед лицом Аллаха уже три года. Я должна была выйти замуж… Но мой ночной посетитель был так настойчив, что одним вечером я не смогла ему сопротивляться. Он был нежен и жесток… Его двойственная натура ангела и демона в одном лице всегда сбивала с толку, потому что не имеешь ни малейшего представления о том, чего от него можно ожидать в ту или иную секунду. Я была маленькой, невинной девственницей, принцессой. А после этого стала опороченной принцессой. Муж от меня отказался. Я осталась с отцом, на голову которого свалила несчастье быть опозоренным. Тогда-то он и привез меня сюда, в Соверен, из маленького городка под названием Фес, в Марокко. Но мой ночной гость не перестал меня навещать. Он говорил мне, что все будет хорошо. Что мне не придется всю жизнь жить опозоренной, что он женится на мне. И я ему верила. Еженощно мы занимались с ним любовью, но однажды он просто исчез. А через два месяца со мной начало происходить это. Тогда-то я и узнала сразу о двух вещах. Тот, кого я полюбила настолько, чтобы потерять голову, был мертвым вампиром. Нежитью, приходящей из ночи. Его мертвая плоть, соприкоснувшись с моей, убила меня кадаверином, бактериями, сотнями штаммов микроорганизмов, уже не причиняющих неудобств живым мертвецам, но смертельных для обычных людей. И теперь я гнию заживо, потому что демоны ночи ядовиты, и даже их тела источают смертельный яд. Но я надеюсь, что эта болезнь, съевшая мое тело, муками очистила мою душу, и мне не придется гореть в пламени ада. Аллах, прости меня. Я виновата лишь в том, что полюбила, будучи столь глупой и неопытной…— Какое чудовище могло сотворить подобное… Он же знал, что это убьет Вас. Почему он не попытался спасти Вас, Дизара? — Я ошарашенно смотрела на нее, и у меня просто не хватало слов для описания омерзительности злодеяния этого вампира.
— Потому что я была трофеем, и когда он наигрался, ему стало скучно. А на вопрос о том, какое чудовище… Вы знаете его не хуже меня. Его Королевское Величество, граф Владислав Дракула…
— Нет… Он… Не может быть. — Лихорадочные мысли в голове роились, как растревоженные осы, хватаясь за соломинку, чтобы оправдать того, кого любила больше жизни. Хотя я без оправданий знала все, что нужно было знать. Это он. Это его почерк. Это на него похоже. Любая женщина была его игрушкой, для удовлетворения его потребностей, даже я в какой-то мере. И выбирал он самых красивых. Дизара вполне соответствовала вышеизложенному описанию.
— Мой муж сорок лет был заперт в тюрьме для монстров в моем мире. — Наконец, уверенно выдохнула я. — Это не может быть он.
— Да уж. — Дизара горько усмехнулась. — Я и не рассчитывала, что его жена отнесется с пониманием или хотя бы поверит. Ее муж — алчное, ненасытное чудовище. С особым вниманием к красивым девочкам. Его манит их невинность так сильно, что он одержимо берет ее любой ценой. А потом с улыбкой на лице со стороны наблюдает, как они гниют и ложатся в гроб. Его забавляет, что подобных мне настигает кара в виде гниения и разложения, потому что он считает, что за ночь с ним нужно платить непомерно высокую цену. Потому что он влюблен только в себя и в то зеркало, что может его отражать. Но Вы ведь это и так знали, не правда ли? Вы и исправлять его не хотите, потому что Вам нужен господин. Черствый, мрачный, бездушный садист. И только в безумных душевных страданиях Вы видите смысл, потому что выстроенные им, они — часть его идеологии, и позволяют быть ближе к нему. Если он еще не бил Вас, значит, Вы еще не до конца его знаете. Рано или поздно он поднимет на Вас руку. И Вас жаль даже больше. Потому что, когда шрамы зарубцуются, Вы захотите еще. И еще. Он приучит Вас к боли и свяжет ее со своим присутствием, и Вы сойдете с ума, умоляя его о причинении большей боли, чтобы чувствовать его ближе. И ближе. И ближе. И процесс деградации и падения будет вечным. Западным женщинам без Бога в душе всегда хочется острых ощущений. Но они за это дорого платят.
То, что случилось с Дизарой, мысленно вернуло меня к событиям полугодовой давности. И к словам заведующего четырнадцатой Психиатрической Больницы Алана Стэнфилда.
— …Как думаешь, что с тобой станет после физического контакта с мертвецом? С ядом, который источает его мертвое тело, его мертвая плоть? Ты сгниешь. Ты уже начинаешь разлагаться, ему и убивать тебя не нужно. Маленькая глупая идиотка!.. — Он говорил что-то еще. Что?.. Я напрягала память, пытаясь заставить всплыть в воспоминаниях важный фрагмент, за который зацепилось мое подсознание, вернув меня во времени с декабря к маю… Вот оно. Нашла… — …Самый могущественный и ужасающий зверь, которого мы держим здесь уже практически сорок лет, вырвался на свободу. Он уже совершал подобное дважды. Три года и почти что семнадцать лет назад. Он бежал, его гнали, но все-таки поймали и вернули сюда…
Три года назад он бежал. По всей видимости, запутывая следы, сначала он прятался в Фесе, в Марокко, а потом, даже не Дизары ради, просто вернулся домой. Чудесным совпадением оказалась ее остановка в Соверене, и он снова смог ее посещать. Девушка не врала. На мучительную гибель ее обрек мой супруг. И почему-то это отличалось от массовой резни в церкви. В смысле… Да. Мы с ним убили двадцать шесть человек. Но умерли они практически моментально, ничего не почувствовав. А эта девушка гнила три года. Я бы так ни с кем никогда не поступила… Просто не смогла бы.
— Я могу помочь Вам окончить мучения. Вы хотите этого? — Теперь я предлагала ей другой вариант избавления от мук. Смерть.
— Я бы хотела сначала попрощаться. С Совереном. С короткими минутами счастья, за которые сейчас плачу жизнью. Каждый миллиметр замка напоминает мне о моем Владиславе. Не о том чудовище, что обрекло меня на смерть, но о том мужчине, который подарил мне страсть, любовь, приключение, надежду. И веру в светлое будущее. Можете передать ему, что я не злюсь. Я отпустила злобу, чтобы уйти в мире.