Трансперсональный проект: психология, антропология, духовные традиции Том II. Российский трансперсональный проект

3) диагональный – между исследовательской (академической) и практической психологией. Конечно, в структуре психологического знания можно разглядеть и немало других разрывов и «белых пятен», однако именно три обозначенных разрыва представляются основными, порождающими общую дезинтегрированность психологии, и, соответственно, их преодоление или хотя бы сокращение выглядит как основные направления ее интеграции».

Далее А.В. Юревич раскрывает все три направления интеграции психологии.

ГОРИЗОНТАЛЬНАЯ ИНТЕГРАЦИЯ

То, что психологическая реальность поделена между тремя наиболее влиятельными психологическими «империями» – бихевиоризмом, когнитивизмом и психоанализом, а также их «колониями» на территории специальных разделов психологической науки, например, социальной психологии (в виде трех глобальных социально-психологических ориентации – бихевиористской, когнитивистской и психоаналитической, привело к «натягиванию» на нее определенных категорий – соответственно поведения, образа и мотива. В рамках бихевиоризма психика виделась как поведение, в рамках когнитивизма – как трансформация образов, в рамках психоанализа – как игра мотивов. Подобные попытки интеграции психологического знания можно назвать редукцией по горизонтали или горизонтальной редукцией, т.е. сведением всей психологической реальности к чему-то одному, что объявляется в ней главным.

Богатый исторический опыт подобных попыток дал два фундаментальных методологических результата. С одной стороны, он показал несостоятельность попыток обозреть всю психологическую реальность из какой-либо одной точки, свести ее к какой-либо одной психологической категории, т.е. категориальный монизм потерпел в этой науке полный провал, естественной реакцией на который явились системный подход к построению психологического знания, выстраивание комплексных систем равноправных психологических категорий и др. С другой стороны, психологическая реальность показала себя как многомерная, но не безмерная, а ее когнитивные, аффективные и поведенческие компоненты зарекомендовали себя как основные составляющие психического, что породило представления о так называемой фундаментальной психологической триаде. Эти два результата слились в «умеренную» интегративную установку, состоящую в том, что на психологическую реальность надо смотреть не из одной точки (поскольку так ее нельзя обозреть), а из разных точек (при этом не из всех, а только из ключевых, поскольку из всех точек сразу невозможно смотреть). Набор таких ключевых точек варьирует в зависимости от тех факторов, которые определяют разнообразие методологических установок в любой ситуации их проявления. Например, в фундаментальную психологическую триаду иногда включают или к ней присоединяют волю, душу или что-либо еще. Но все же, как правило, именно когниции, эмоции и поведение – во всех их разнообразных проявлениях – рассматриваются в качестве основных слагаемых психологической реальности, и именно на опорных точках, сформированных совместно, хотя и в конфронтации друг с другом, бихевиоризмом, когнитивизмом и психоанализом, выстраивается интегративная перспектива.

Соответствующий вид горизонтальной интеграции давно провозглашен (и не только провозглашен, но во многом и реализован), хотя и в несколько других терминах, на уровне базовых методологических принципов отечественной психологии, таких как принципы единства сознания и деятельности, аффекта и интеллекта и др.), причем, наверное, давно пора осуществить взаимное наложение этих принципов и призывать не к «парным союзам» соответствующих локусов психологической реальности, а к их объединению в триаду, т.е. провозгласить единство когнитивных, аффективных и поведенческих процессов. Еще чаще это единство проявляется не в провозглашаемых общих принципах психологической науки, а в траекториях и результатах изучения конкретных психологических феноменов.

Здесь, конечно, можно возразить, что не все в нашем существовании сводимо к действиям, мыслям и переживаниям (например, воля, что, возможно, и служит одной из причин настойчивых попыток вообще элиминировать ее из категориального репертуара психологической науки, объявив иллюзией или артефактом). Однако, во-первых, все зависит от способа сведения или выведения: личность, например, которая привычно «возвышается» над «триадой» и всеми прочими психологическими конструктами, за исключением разве что души⁸, можно представить как уникальный для каждого человека результат соединения трех базовых психологических компонентов, снабдив этот результат всей характерной для разговоров о личности патетикой. Во-вторых, все-таки любая интегративная методология должна обладать «минимально необходимым уровнем сложности» (вспомним бритву Оккама), превышение которого делает ее эффектной, но невыполнимой – как желание объять необъятное или построить систему психологического знания, включающую все более или менее значительные психологические категории. Кроме того, ни к одной интегративной перспективе не следует относиться как к окончательной, интеграция любой науки – постоянный (пока наука развивается, она интегрируется) и многоступенчатый процесс. На первом шаге интеграции психологии, который ознаменован «триадическим» видением психологической реальности, решаются лишь первые, а далеко не все проблемы интеграции, попытки же вскочить сразу на верхние ступени «лестницы интеграции» чреваты опасностью с нее свалиться. В результате обозначается такой наиболее простой и естественный вариант горизонтальной интеграции психологии: «наверху», т.е. на уровне общей картины психологической реальности, она видится как единство когнитивных, аффективных и поведенческих компонентов, а «внизу» (да простят психологи-эмпирики такую «топографию»), т.е. на уровне исследовательской практики, в каждом изучаемом феномене вычленяются когнитивная, аффективная и поведенческая стороны.

Надо отметить, что подобные методологические установки уже давно реализуются в исследовательской практике и пустили в психологическом сообществе глубокие корни. Да и вообще в данной связи уместно подчеркнуть, что «форсированные методологии», предписывающие научному сообществу делать то, что оно еще не делает, мало жизнеспособны и выглядят как методологические мифы. Жизнеспособные же методологии, как правило, формируются путем обобщения и вынесения на методологический уровень того, что уже давно вызрело и существует в реальной исследовательской практике, а не предписывается ей.

Даже самый поверхностный взгляд на эту практику не оставляет сомнений в том, что «горизонтальная» интеграция уже достаточно давно реализуется в психологической науке.

Все реже можно встретить психолога, который считал бы себя (и реально был бы) «чистым» бихевиористом, когнитивистом или сторонником психоанализа, равно как и, скажем, теории деятельности, да и какой-либо другой психологической теории. Большинство из них не являются адептами какой-либо «одной отдельно взятой» теории, а реализуют комплексный взгляд на психологическую реальность, впитавший в себя элементы разных концепций. Эта отчетливо проявляющаяся в психологии тенденция характерна для всей современной науки, переживающей как социальную, так и когнитивную глобализацию. Последняя состоит в том, что «замкнутые на себя» и самодостаточные системы знания (или заблуждений), подобные истмату и диамату, уходят в прошлое, и даже такие его глобальные системы, как западная наука и традиционная восточная наука, ассимилируют элементы друг друга.

Соответствующую тенденцию любой психолог легко может уловить в себе, задавшись вопросом: «Кто я – бихевиорист, когнитивист, адепт психоанализа, теории деятельности или какой-либо другой психологической концепции?» Наверняка большинство из нас выберет характерный для подобной постановки вопроса ответ «другое», осознав себя как не принадлежащего ни к одной из психологических школ, а реализующего более общую «надшкольную» перспективу. Большинство из нас, будь они психологи-исследователи или психологи-практики, наверняка используют в своей работе знания, добытые и бихевиористами, и когнитивистами, и психоаналитиками, идеи и Л.С. Выготского, и С.Л. Рубинштейна, и A.H. Леонтьева, и других выдающихся отечественных психологов, опираются на разные концепции и применяют разнообразные методики. Да и в тех случаях, когда психолог тяготеет к определенной теории или объявляет себя ее адептом, он неизбежно реализует исследовательскую перспективу, выходящую далеко за пределы этой теории. А «чистого» бихевиориста, когнитивиста, представителя теории деятельности или психоанализа, который вообще не использовал бы знания, наработанные в рамках других концепций, можно представить себе разве что в абстракции, да и то для этого надо иметь чрезмерно богатое и оторванное от реальности воображение.

Соответствующим образом построено и психологическое образование, предполагающее ознакомление обучающихся психологии с разными концепциями, снабжение их знанием, полученным на основе самых различных концептуальных оснований. «Чисто» бихевиористское, когнитивистское и т.п. преподавание психологии тоже трудно себе представить, а если можно – то только как систему подготовки «профессиональных кретинов». Любой современный психолог – это своего рода стихийный интегратор психологического знания, а первый шаг к горизонтальной интеграции психологической науки уже давно сделан и запечатлен в знании, которое мы получаем в психологических вузах, в его строении и отображении в мышлении каждого психолога.

Практика изучения конкретных психологических феноменов, как было показано на примере социальной установки, тоже неизбежно порождает интеграцию, в данном случае имеющую когнитивный, а не социальный источник – внутреннюю логику изучения соответствующих психологических проблем, хотя разделять когнитивные и социальные источники интеграции тоже можно лишь в абстракции.

Таким образом, хотя единая психологическая теория, о которой психологи прошлого вожделели как о главном интеграторе психологического знания, так и не создана и едва ли будет создана, по крайней мере, в обозримом будущем (еще раз подчеркнем, что такой теории нет ни в одной науке), существующие в психологии теории не так уж непримиримы и «несоизмеримы» – в терминах Т. Куна – друг с другом, нынешнее психологическое сообщество не поделено на фанатичных адептов этих теорий, большая часть исследований строится на кросстеоретической основе и воздает должное различным аспектам психического. Все это – проявления естественной горизонтальной интеграции психологического знания, которая в отличие от его искусственной интеграции путем декларирования объединительных программ и попыток создания соответствующих теорий выглядит неброско, происходит незаметно, но обусловлена внутренней логикой развития психологического знания и дает зримые плоды.

ВЕРТИКАЛЬНАЯ ИНТЕГРАЦИЯ

И все-таки, наверное, самая заветная мечта и одновременно главная методологическая проблема психологической науки – это объединение различных уровней проявления и детерминации психического. В ее истоках – попытки найти взаимные переходы между этими уровнями, например, путем установления количественных соответствий между физической величиной стимула и интенсивностью вызываемой им психической реакции, что дало бы возможность вписать психическое и физическое в единое «пространство». Малоудовлетворительные результаты подобных попыток породили представление о «параллелизмах» – психофизическом, психофизиологическом, психосоциальном – как об одном из главных свойств предмета психологии и одной из главных головоломок (вновь в терминах Т. Куна) психологической науки, над которой психологи до сих пор безуспешно ломают головы.