Трасса "Юг". Парни из 90-х

Аслан усмехнулся:

– Не знаешь, да? Может, твой друг знает? Может, он покажет? Ты смотри, хорошо смотри.

Он что-то сказал своим. Жирный тоже услышал, отбросил бутылку из-под минералки, подошел поближе, чтобы все видеть. Двое бандитов взяли под руки Макса, оттащили в сторону. Шериф подался вперед, Аслан внимательно поглядел на него и нехорошо прищурился. У одного из темных, стоявшего ко мне боком, в руке что-то блеснуло.

– Деньги нет? – спросил Аслан еще раз.

Двое держали Макса за руки, третий молча ударил ногой в живот. Макс согнулся, его подняли.

– Говори, сволочь.

– Нету у нас ничего, идите на […], – простонал Макс.

– Ах ты, […]. Посмотри, какой крутой. А если так?

Аслан щелкнул пальцами. Макса ударили куда-то, я не видел, куда. Он вскрикнул, но тут же умолк и только согнулся еще ниже, повиснув на руках у темных. Я впервые увидел, как человек плачет от боли. Жирный смотрел на всё происходящее с интересом. Он улыбался.

– А если так? – повторил Аслан. Один из его подручных достал ножик-выкидуху и щелкнул лезвием.

– Аслан, – сказал я.

– Ну, что? – обернулся он ко мне.

– Не трогай его. Пожалуйста.

– Вот молодец. Подождал, пока другу […] отбили, и заговорил. Подожди, сейчас совсем отрежем, – издевался Аслан. – А потом мальчика твоего спросим. А потом уже тебя.

Я видел краем глаза, что Костик выпрямился и как будто стал выше ростом. Макс корчился на земле. Тот, с ножом, напоследок пнул его ногой и замер, ожидая инструкций.

– Отпусти пацанов, Аслан, – произнес тут Шериф за моей спиной. – Я с тобой поеду. Буду работать, как договаривались. Я тебе всё верну. За брата.

– Мне твои деньги не надо, – проговорил Аслан. – Купи себе мороженое.

– Отпусти их, – повторил Шериф.

Сжимая кулаки, Аслан поглядел на Шерифа в упор, как будто хотел прожечь взглядом дыру в его броне. «Там, откуда расползаются по земле такие люди, – вспомнил я, – для этой цели используется огнемет «Шмель».

Шериф молчал. Он казался невозмутимым и спокойным, совсем как тогда, после смерти брата.

– Ты свое дело сделал, – выговорил наконец Аслан. – Теперь к другу твоему вопросы будут.

Медленно повернувшись, он сделал шаг в мою сторону. Его рожу перекосило от злости. Он прошипел:

– Деньги нет. Аслан будет ждать, да? Аслан лох, значит? – и выплюнул еще несколько слов, почти понятных.

– Придется подождать, – ответил я угрюмо.

Он обернулся к жирному. Тот презрительно усмехнулся и сказал что-то такое, от чего смуглое лицо Аслана даже не побледнело – оно посерело, как обгоревший кирпич:

– Последний раз спрашиваю. Ты всё мне сказал, козел?

– Козлы все в горах, – ответил я. И тогда он резко, с ноги, заехал сапогом мне в живот. Я перестал дышать и сполз по стене; больше ничего не помню.

Эпизод36. Я лежал на боку, как упал. Болело плечо и шея. Похоже, когда падал, я ушиб руку.

Вокруг было темно. Повернув голову, на фоне черного свода я увидел яркий светлый круг с неровными, как у луны, краями. Свет только слепил глаза и ничего не освещал.

– Макс? Костик? – позвал я.

Рядом раздался стон. Потом – еле слышное ругательство. Значит, жив наш Макс, подумал я.

– Ничего не сломал?

– Вроде нет.

– А ты, Костик?

– Плохо мне. Голова болит.

Макс поворочался в темноте и спросил:

– А что это за чмо тут было налито?

– Пес его знает. Мазут, что ли.

Действительно, воняло мазутом – но еще больше какой-то гнилью, прелыми листьями, – в общем, чем-то невообразимым. Я поковырял пальцем поверхность, на которой лежал: за долгие годы вместо высохшего мазута на дне резервуара образовалась толстенная слоистая корка. Хорошо, что в сгустившейся вокруг вонючей тьме я не видел, что еще, кроме нас, влипло в эту древнюю субстанцию. Впрочем, она была мягкой, как рубероид на крыше сарая, и даже пружинила. Иначе мы переломали бы себе все кости.

Под ладонью что-то хрустнуло, и я отдернул руку.

Память начинала возвращаться. Я вспомнил последнее напутствие Аслана (Шерифа уже увели к машине):

«Сдохнешь – не жалко. Сын пойдет за отца».

А жирный главарь непонятно усмехнулся и сказал:

«Посидишь. Подумаешь. Скучно не будет».

И добавил еще что-то специально для Аслана – что-то важное и, как мне показалось, неприятное.

Почему-то стало темнее. Я поглядел наверх. Кажется, солнце скрылось за облаками. «Погода меняется», – подумал я.

Макс сел, нащупал в кармане свой фонарик, включил. Тут стало ясно: свет из открытого люка ничего не освещал просто потому, что все вокруг было чертовски черное.

Я попробовал подняться. Сделал пару шагов. Под ногами что-то потрескивало.

– Хорошо, что тут сухо, – сказал Макс. – Прикинь, если бы тут солярка была?

– Разъело бы все мясо до костей, – откликнулся я. – А так ничего страшного.

Костик встал и тут же закашлялся.

– Надо выбираться отсюда, – сказал он, сплюнув.

И верно, нужно было выбираться. От вони начинала болеть голова. Не только у Костика, но и у меня. А что, если тут выделяются какие-нибудь особо вредные газы? Так и сдохнешь тут, надышавшись. И насмотревшись вдоволь на далекое и недоступное небо.

«Какая страшная смерть», – вспомнил я фразу из фильма.

– Должна быть где-то лестница. Как-то ведь залезали сюда, чистили? – предположил Макс.

– Поползли к стене. Пройдем по кругу.

Так мы и сделали. Осмотрели и ощупали каждый метр. Нашли патрубок, через который когда-то сливали нефть. Потыкали туда палкой: узко, пролезть нельзя. Посадили батарейки, но никакой лестницы не нашли.

– Какая-то, […], фашистская цистерна, – проворчал Макс. – Душегубка.

Он был совершенно прав. Я вспомнил, как отец что-то рассказывал про нефтехранилище на окраине города, которое немцы приспособили под свой склад горючего. После войны хранилище еще пытались использовать, потом забросили и даже охраняли вполглаза. Они мальчишками туда лазили, играли в гестапо, и некоторые доигрались. Вот, значит, куда мы угодили, идя по следу отца. Прямиком в прошлое.

– Да, парни, – сказал я, заставив себя не думать лишнего. – Похоже, мы реально влипли.