Трасса "Юг". Парни из 90-х

Может, и не врал Семен насчет своей должности. В его каптерке даже было электричество: под потолком висела тусклая лампочка, засиженная мухами. На полу были аккуратно разложены самые разнообразные трофеи, захваченные на ближайших свалках – детали каких-то машин, блок цилиндров от старого запорожца (так шепнул мне Макс), почти новый дорогой ботинок и много других либеральных ценностей. Увидев ботинок, я толкнул Макса локтем.

– Да... А тот мужик так и не выбрался, – задумчиво сказал Макс.

– Вы про кого? – спросил Семен, закрывая аптечку. – С вами еще кто-то был?

– Был. Но не совсем с нами, – объяснил я. – Он нам только свой ботинок одолжил.

– А что такое с ним произошло?

– Он типа умер, – сказал Макс. – И решил мумифицироваться. Как Ленин.

– Ленин-35, – вполголоса заметил Костик. – Страшно даже подумать.

– Вы там его нашли? Пересрались, наверно?

– Чего мертвых бояться, – пожал плечами Макс. – Живых надо бояться.

– А второй его ботинок – вот он, – показал я пальцем.

Тут Семен нахмурился.

– Так-так, пацаны, – сказал он. – Вы мне уже рассказали, кто вы и откуда. Но кое-что, как я вижу, вы рассказать забыли. А это довольно важно. В цистерне лежит труп в одном ботинке.

– Уже босиком, – вставил Макс.

– Неважно... А второй я нашел недели две назад на рельсах. Какие делаем выводы?

– Труп не сам туда пришел, – сказал Костик. – Он сопротивлялся.

– Следовательно, надо сообщить?

– Надо сообщить, – сказал я.

– А если мы сообщим, к нам сразу возникнут вопросы. И меня, кстати, могут... снять с должности. Оно мне надо?

– Не надо.

– Тогда что мы делаем?

– Берем бензин и поджигаем эту цистерну на хрен, – предложил Макс.

– Нифига, – сказал я. – Там человек. Хоть и мертвый.

– Вариант второй. Если там лежит человек в хорошем – пусть и в одном – ботинке, что из этого следует?

– Что у него могут оказаться родственники, – сказал Костик. – И друзья, которые его ищут.

– И за сведения о нём нам может обломиться награда, – уточнил Семен. – Только чтобы понять, какого сорта будет эта награда, надо сперва выяснить, кто там лежит.

– Я не пойду, – быстро сказал Макс.

– Ты готов поделиться призовыми? – несколько церемонно осведомился боцман.

– Да забирайте хоть все, – буркнул Макс.

– Никто не против? – оглядел нас Семен.

Мы помотали головами.

– Тогда я, пожалуй, пойду гляну. Скоро вернусь.

Он взял с полки фонарь (довольно хороший, на аккумуляторах), прикрыл за собой дверь и отправился к цистерне, к которой нам и подходить-то было противно. В окно мы видели, как он зажег фонарь, взял его в зубы и очень ловко полез вверх по трапу. «Похоже, он и правда бывший боцман, – подумал я. – Но какой-то пиратский».

Прошло минут двадцать. Чайник согрелся, и мы разлили чай по темным фарфоровым чашкам, оставив самую лучшую для хозяина; нам всем страшно хотелось жрать: мы же не ели с утра.

Наконец мы увидели, как Семен не спеша выбирается из люка, все так же зажав фонарик в зубах. Вытягивает трос, отвязывает и идет к дому.

– Ну да, я его видел, – доложил он. – Перевернул кое-как. В лицо посмотрел. Налицо тяжелый случай... Да вы чай пейте, пейте... У меня где-то даже хлеб белый оставался...

– Почему... – Макс попробовал глотнуть чаю, но рука предательски дрогнула. – Почему же тяжелый случай?

– Да потому, что недолго он там жил. Ноги-руки перебиты. Несколько ножевых. Помер от потери крови.

Макс поставил чашку на клеенку.

– Но все же жил сколько-то, – хладнокровно продолжал Семен. – Ползал, мучился. Уж я-то такие случаи видел.

– Какой кошмар, – Костика даже передернуло. Есть уже никому не хотелось.

– И, кроме того, я догадываюсь, кто он такой... Да. Но сдается мне, что премию получить будет очень непросто.

– Так кто же он такой? – спросил я.

Мальцев помолчал, раздумывая. И не ответил. Потом оглядел нас и вздохнул:

– Эх, парни. Зачем вы только в эти игры взялись играть?

Когда мы втроем покидали сторожку Мальцева, опять начался дождь.

Черные крыши нефтяных танков заблестели, как моржовые спины. Грязь мерзко хлюпала под ногами.

Мы вернулись к автобусу. В салоне все было перерыто, но на вещи никто не позарился, и – что было совсем уж странно – глубоко под сиденьем отыскался наш старый револьвер «наган». Костик с удивлением извлек его оттуда, задумчиво повертел в руках и спрятал на прежнее место.

– Пригодится когда-нибудь, – заметил он.

Пораненные руки болели. Страшно хотелось жрать. На ходу мы жадно грызли копченую колбасу, завалявшуюся в чьей-то сумке. Уже стемнело. «Куда же они увезли Шерифа?» – думал я.

Эпизод 38. Где-то на окраине выли и выли сирены. Наш автобус стоял на центральном проспекте, недалеко от трехэтажного здания легкомысленного канареечного цвета, но с решетками на окнах – в нем помещался хворостовский горотдел милиции.

Полчаса назад я вошел туда, желая сделать несколько заявлений.

Дежурный сержант поначалу даже не заметил меня. Он говорил по телефону. То, что я услышал, встревожило меня не на шутку. «Скорая» первой пришла? – спрашивал он у кого-то, кто кричал в трубку на том конце провода. – В горбольницу? (Шкрт-шкрт). Сколько, сколько? (Шкр-шкр). Нихрена себе! Ладно, разберемся».

Он прикрыл трубку ладонью и вопросительно посмотрел на меня: «а тебе чего здесь?» Я смутился и затряс головой, как будто хотел сказать: «продолжайте, продолжайте». Сержант нахмурился, но я уже выскользнул обратно за дверь, чувствуя себя полнейшим идиотом.

И вот теперь мы сидели в автобусе и с тревогой слушали, как где-то далеко, на краю города, завывают сирены.

– Я боюсь, у Шерифа с урюками не получился разговор, – проговорил наконец Макс.

– Вот и я о том же думаю, – признался я.

И вдруг очень ярко представил себе тело, лежащее навзничь на обочине, под проливным дождем. Вот рядом останавливается пугливый частник, смотрит, уезжает. Вот уже шумно подваливает милиция с мигалками, и неряшливый толстый мент, сгорбившись под мышиной плащ-палаткой, расстегивает на потерпевшем промокшую куртку. Достает документы. «Из приезжих, – говорит он остальным. – Всё, […], этот уже приехал». А молнии всё сверкают, и на ментовском «уазике» мигают лампочки.