Траурный эндшпиль

Но мне нужен Роман, владеющий немецким языком, чтобы разговорить эту вероломную тварь и узнать, как избавиться от этого воздействия.

Нахожу Романа в трюме, рядом с оружейкой.

— Вставай, — сказал я ему и вдруг почувствовал лёгкую слабость.

Разворачиваюсь и от души бью Хайнрику прямо в его искажённую болью морду. Значит, сука, притерпелся к боли и начал концентрироваться на своей способности… Ну-ну.

На всякий случай, херачу его по морде ещё пару раз, после чего поднимаю на ноги экзоскелета. В результате падения вывалившийся кишечник намотался на одну из деревянных ног, но так даже лучше — скоро он натянется и начнёт причинять старикашке максимум боли.

Рывком поднимаю застывшего Романа и начинаю бить пощёчинами по его лицу. Безрезультатно.

Несу Романа в камбуз, где вытаскиваю из холодильника ледяную минералку и начинаю поливать парализованного бедолагу водой.

Это возымело какой-то эффект, ведь Роман начал моргать и морщиться.

— Быстрее! — потребовал я. — Я очень хочу поговорить с этим старым педерастом!

Вот даже как-то не задумались над тем, что надо будет разговаривать с неанглоязычными иностранцами. Я-то думал, что тут вообще все вымерли поголовно, в ходе последствий ядерных ударов, но оказалось, что выжило очень много всяких мудаков. В тяжёлые времена, на краткосрочную перспективу, всегда выживают именно мудаки. Лично выгодно быть мудаком, если происходит что-то плохое, но на долгосрочную перспективу это губительная тактика.

Община — это самая устойчивая форма существования человечества, самая дремучая и самая древняя. Древнее общины только первобытное человеческое стадо. В общине все действуют с учётом интересов окружающих, не потому что все такие хорошие и добрые альтруисты, а потому что иначе община не выживет.

Даже если в общине будут появляться мудаки, пройдёт время и их постепенно «отменят», как до недавних пор любили делать у наших «уважаемых партнёров». «Культ отмены» — это очень древнее явление, берущее начало даже не в Древнем Риме, а с зари истории человечества.

У древних римлян была процедура «Damnatio memoriae», когда очень нехорошего человека «отменяли» посмертно, когда он уже не мог с этим ничего поделать. Но аналоги этого были и других народов, а вообще эта процедура взялась не с пустого места — она исходит из сути общины.

Тот, кто признан общиной мудаком, точно не будет желанным гостем торжеств, при дележе общинного урожая ему попытаются дать меньше, от мытарей его никто покрывать не будет и во время набора рекрутов многие скажут, что у этого мудака есть три сына, и он сейчас прячет их на делянке в паре километров.

Это, необязательно справедливое, общественное мнение позволяет выделять вредных или неполезных для общины индивидов, которым только и остаётся либо побыстрее задобрить всех, либо свалить с участка на новую территорию, от которой непонятно чего ждать.

Собственно, если в Коммуне формируется полноценная государственная власть, сохранённая благодаря тому, что моя бабуля сумела перехватить власть уходящих военных и присвоить её, чтобы зарождающаяся Коммуна смогла пережить самый тяжёлый период, то у других будет иначе.

Профессор Побожий как-то сказал мне, что многие относительно спокойные и пригодные для жизни места, преимущественно в сельской местности, станут источником генерации классических общин. Это сейчас есть возможность для существования «чистых» боевиков, то есть тех, кто ест за счёт трофеев с тел врагов и мародёрки, а вот когда всё будет разграблено и выедено, настанет период, когда надо будет каждый день кушать за счёт чего-то другого.

Тогда многие суперы и развитые обычные люди сами осядут на землю и начнут её обрабатывать, а чтобы это было более безопасно, сколотят крупные группы по интересам. Кто-то пойдёт по пути рабовладельчества, скорее всего, большинство, но оно менее продуктивно, ведь за рабами надо пристально следить, а это скучно, поэтому гораздо выгоднее будет обрабатывать землю семьёй.

Техника, скорее всего, не сохранится, поэтому с каждым поколением инструменты начнут становиться всё примитивнее и примитивнее, пока не опустятся до уровня Ренессанса или раннего Нового времени…

Размышляю над этим и продолжаю хлестать Романа пощёчинами и поливать его ледяной водой.

На чём я остановился? Ах, да, общины…

Короче, рабовладельчеством наше разрозненное общество, в основном, переболеет, сохранив лишь незначительные его признаки, а потом всё скатится к наиболее устойчивой форме общественного устройства — к сельской общине.

А дальше всё пойдёт по уже известному мне сценарию — общины начнут покоряться самыми отбитыми и жестокими ублюдками, начнут объединяться в маленькие общественные союзы и так вплоть до первых полноценных государств.

Кто первым сумеет сформировать обширное государство, тот и получит затем всю власть, ведь с самой большой и самой сильной рыбой в океане будет просто некому конкурировать.

Суперы на эти естественные процессы не повлияют, а лишь добавят им больше динамики…

— А-а-а… — издал Роман первый звук.

— Говорить можешь?! — сразу же взял я его за ворот. — Переводить можешь?!

— Могу… — ответил он.

— Переводи! — потребовал я. — Быстрее, пока он не сдох!

Хайнрик уже посерел кожей, видно, что ему осталось недолго, поэтому надо поторопиться с допросом.

— Давай… — проморгался Роман.

— Как избавиться от паралича? — спросил я у немца, а Роман перевёл.

— Он говорит, что это само пройдёт, постепенно, — перевёл он мне ответ. — Просит пощады, говорит, что может быть полезен.

— Нахрена он устроил всё это? — спросил я.

— Говорит, что ты взял его с какой-то целью, — ответил Роман. — Он боялся, что мы сожжём его, как тех негров.

— Ложь! — отрезал я и надавил на один из гвоздей.

Хайнрик захрипел, после чего медленно замотал головой.

— Говорит, что он всегда так делал, — перевёл Роман. — На остров приходили всякие, грабили его землю, как остальные. А ещё он хотел попасть на Майорку, где можно было встретить старость.

— Я тебе не обещаю Майорку, — усмехнулся я. — Но обещаю местечко погорячее…

— Всё? — спросил Роман, держащийся только на моей руке, сжимающей его воротник.

— Всё, — ответил я, усаживая Романа к коридорной стенке. — Это всё, что я хотел знать. Дуболом, за мной!

Хайнрик начал что-то говорить.

— Что он там пролепетал? — спросил я.

— Говорит, что это всё Зандменьшен, — ответил Роман. — «Дрёма» или «Песочный человек» — это из германского фольклёра. Утверждает, что не виноват.

— Ага, Рафик не уиноуат, ха-ха, — усмехнулся я. — Дуболом, не отставай!