Трав медвяных цветенье

– «Бедный я путник одинокий в странствии своём… На стезю небосвода не ступит нога дерзновенная…»

Всплеснулся лёгкий хохоток:

– Что за чепуха! Ты чего притащил, Азарие?

– До конца читай!

– «Лалу, Лалу… Звезда моя в ночи недосягаемая… Лалу, Лалу… Звезда моя в ночи несгорающая…». Вот заумь! Эк, нелепость! Откуда такое?

– Несуразица какая-то! Кто это накарябал – не поленился?

– Лала… Сестрица, что ль, твоя, Зару?

– Глянь! А, вроде, рука-то знакомая!

– Младшой, никак?

– Стах?

– Он самый! – резко выкрикнул Азарий – и сразу быстро и отрывисто заговорил:

– Узнайте же, други-соседи, о том, что свалилось на обе наши семьи, и чего не расхлебать нам отныне вовеки! Моя сестра исчезла после обедни! Моя сестра не ночевала дома! А на полу вот это найдено! – он с омерзением поддел помятый лист. – А я о прошлом месяце двух голубков разлучил: больно миловались! А я не люблю, когда мне в дом про мою сестру женатые мужики таскаются!

И отец, и братья замерли, точно их громом пришибло. Потом послышались растерянные обрывки:

– Быть не может… часом, не ошибся? чтоб наш – да… Мужик-то – честный!

Зар с болью рыкнул:

– Золотой! Только что ещё тут можно подумать? Как – ошибиться? Если девка пропадает, да мужика еле выгнал, да звёзды появляются всякие несгорающие!

– Однако, – с сомнением высказался Иван, – не такой парень Стах – чтоб девицу погубить.

– Да и девушка не такая, чтоб с хахалем убегать, – согласился Никола.

– Убегать! – зло поддел Азарий, – да ты посмотри, что пишет! «…сровняюсь с землёй… меня нет и не будет более… снизойди на последний призыв… пригубить тебя в предсмертный миг…» Это что? Это – глупая девка выдержит? Надо ж придумать! «…пригубить…» Где пригубить – там и погубить! А вон ещё! – ядовито хохотнул он, – «…упаду за ребристые кряжи»! Рёбра бы покорёжить! На что упирает, тать! Щас! Помер! Жив-здоров – и девку выкрал!

– Вроде… – пожал плечами Василь, – впрямь было что-то такое… пришлось Стаху за Полоческое дело взяться… не по своей воле. И девка – это верно – смурая сидела. Это сам заметил…

– Нет, ты смотри, смотри, что пишет! – продолжал клокотать Азарий, – «…к дальней звезде единственной – молитва моя последняя»! Видел я его молитву! Кабы не зашёл – невесть до чего домолились бы! Ух! – в конец зашёлся он от возмущения, – вон… нацарапал! «Ты, моя неведомая»! Ну, да. Неведомая. А его, вишь, такое дело не устраивает! Ему, вишь, любопытно! Руки распускает – с познавательными целями!

Трофимычи нахмурились. Гомон поднялся. Пошли суды-пересуды. Пополз под потолок сизый махорочный дым.

Припомнились тут долгие Стаховы сиденья у ворот. Да и сама скамья, вдруг молодцу вздумавшаяся. Да ярмарка, и невзначай ускользнувшая парочка. Подарки, пляски, внимание.

Упали духом братцы. Неужто – правда, украл? Гназдов оскорбил? Против Бога пошёл? С Василем не посчитался? Сиротку обидел? Их младшенький? Стах?

– По пятам за ним не угонишься, – жёстко проговорил Иван, – надо порыскать, ребята. Поспрашивать, поискать. Где у него дела завязаны – там… Заранее худого утверждать не буду. Помалкивать придётся. А проверить – надо.

– Надо, – мрачно согласился Никола, – труд тяжкий да хлопотный. Быстро не управишься. Потому – шарить предстоит вкупе со своими делами. Заодно – промыслы выправим. Так что – ребятки, давайте делиться. Кому куда. В ближнее время – покоя не будет.

– Да уж не до покоя, – крякнул Пётр, – думали ль когда – что на родного брата пойдёт охота!

Вздохнули братья:

– За грехи нам такое горе. Ан – делать нечего. Придётся мыкать. Ты-то что скажешь, батюшка?

Все разом обернулись к Трофиму Иванычу. Он недвижно сидел, понурив голову. По щеке на седую бороду ползла слеза.

Поутру Зар и пятеро Трофимычей простились с семьями. О тех санях, что выехали из восточных ворот вслед за Лалой и где правил чужой человек, расспросили Гназды у сторожа со всей подробностью. У разъездов узнали о дальнейшем их беге. Потому – взяли поначалу верное направление. Смущало – не было в тех санях Евлалии-девицы. Оно, конечно – спрятаться могла. Не было Стаха? Тоже не оправдание.

За пределами Гназдовыми, поделив меж собой белый свет и промыслы – разъехались, кто куда. Связь установилась – два старших погодка – Ивановых сына, да третий – Николов. Подросли ребятки – пусть приглядываются. Поначалу – новости доставляя. А там – мир поглядят, уму-разуму научатся. А потом – глядишь – в дела войдут. А грамоте – с младых лет обучены, псалтирь-то вычитывая.

Всё заметает позёмка. Никаких следов не оставит. И там, где свернули разбойничьи сани на лесную тропу – снежная скатерть легла без единой заминки-складочки. И проехали Гназды мимо, глазом не отметив. Дальше полетели. И верно. Зачем Стаху лес морозный? Стаху бы – людных мест держаться.

А ведь – глянул Азарий на подёрнутые серебристой дымкой ели, прикинул: что, де, там, за лесами, в той стороне? Получалось – если всё сложить и путь исчислить – в стороне той, где-то далеко – Кремечского владенья. Только на что нам Кремечский? Тут, понимаешь, меньшого Трофимыча изловить острая необходимость!

Рассыпались Гназды по свету. Не ловится Стах! Все места возможные изъездили, все тихие приюты-убежища, какие знали прежде, и какие новые нашлись. Нету молодца! К красоткам его прежним, ясно, не заезжали: с девкой до красоток, а вот постоялые дворы да знакомых верных прощупывали. И порой только плечами пожимали.

– Нет, ну, ты подумай, – случалось, говаривал Фрол Ивану, – такое место пригожее – и тут его не видали! Экое славное убежище пропустить! Что за дурень! Чего можно лучше найти? Я б на его месте… А? Ванику! Где б ты залёг на его месте?

– Дома на печке… – угрюмо пробурчал Иван.

Брат вздохнул:

– Это верно… на печку… к жене… вон уж весна – всё мотаемся по свету! Что за мужик неуловимый?! Эк… смотри… Не в Баже, не в Кроме – нигде о нём не знают! А ведь приметный! Вот мы в Ясте всю сетку купецкую прошарили… оно, помнят Гназда – ан, больно давно! вовсе не так, не с того конца, не в том составе, и мельком, с налёту! Да как же можно с девкой – и с налёту! Странные следы оставляет. Как ветер буйный – пронесётся – и нет его!