Требухашка

— Всё у неё есть. Просто я вижу, а ты нет.

— О, — говорит деваха и вращает глазами, ухмыляясь, — я же говорила. Я чувствую их, чувствую как они растут.

Он смотрит на меня внимательно. Смотрит и о чем-то думает, что-то решает. Я выпрямляюсь и пытаюсь расслабиться.

— Ну, так что мне передать?

Стараюсь говорить громко и уверенно, но голос, падла, выдаёт.

Он молчит, я вижу как пляшет кончик лезвия, нарезая дуги из воздуха. Напарница нетерпеливо подпрыгивает и смотрит то на меня, то на него. Пауза затягивается, и я теряю уверенность, капля за каплей.

— Дядя Юра, я закурю?

— Заткнись. Много кудахчешь, дура.

Он смотрит. Я смотрю. Напряжение можно черпать ложками просто из воздуха. Девчонка лезет в портфель и грязно ругаясь отбрасывает пачку в сторону.

— Эй, парламентёр Мишка! Закурить не будет?

— Не курю.

— А, ну да. Ты говорил.

Она нервно осматривается по сторонам и плюет под ноги.

— Курить охота. Дядя Юра, давай в город смотаемся. Ты Жигуленка спрятал у кладбища, как всегда?

— Заткнись, дура, — не выдерживает он и говорит со мной. — Как же я домой вернусь? Что жене скажу? А с этой что делать? Её сразу менты примут, она охранника в торговом центре убила.

(Я в курсе)

— А что? Он сам полез, — возразила Лизка. — Нечего руки распускать было.

— И что с ней делать?

— Мне всё равно, — говорю, — делай что хочешь.

Он вдруг резко выбрасывает руку, и нож кувыркается в воздухе. Я бы даже не успел ничего понять, если бы целились в меня. Не успел бы среагировать, но на этот раз хрипы не мои.

Бедная девчонка схватилась обеими руками за горло, пытается что-то сказать и падает на колени. На секунду я вижу маленькие крылья, одинокое перо на холодном бетоне и потом только кровь заливает всё у её ног. На моих глазах еще никогда не убивали человека. Так нельзя! Да какая бы она ни была. Я поворачиваюсь, но поздно. Первый удар в кадык, так что захлебывается дыхание и красный поток крови в глазах, следом несколько толчков в живот, тяжелый удар по затылку и я обнимаю темноту.

* * *

Опять сон. Я понимаю что это он, но всё так реалистично и я внутри всеми четырьмя чувствами. Это сон, но управлять им я не могу, как и выйти в реальность.

Чертово подсознание. Вспоминаем еще один страх, ты — глубинная тварь? Начали с боязни воды, продолжили боязнью высоты и что на очереди? Опять эпизод из детства?

Я иду по школе. Это холл. Слева раздевалка, справа классные комнаты и музей ВОВ. Впереди центральный вход (или выход, с какой стороны смотреть) я следую туда.

На мне белая рубашка, пиджак тесный в плечах и наглаженные брючки. Сегодня 5-й А дежурный по школе и я должен стоять у входных дверей. Проверять сменную обувь. Записывать опоздавших, здороваться со всеми и помогать родителям советами. Всегда хотелось попробовать, покрасоваться перед девчонками, и вот я здесь.

Я очень ответственно отношусь к обязанностям дежурного. Учителя хвалят меня. Классная хвалит меня. Даже техничка улыбнулась и потрепала по голове, а я всё проверяю и проверяю «сменку». Заставляю переобуваться тех, кто не сделал этого, отправляю домой тех, кто забыл сменную обувь. Всё по правилам. Сегодня мне не нужно идти на первый урок, потому что я нужен на посту.

Играет звонок, сначала один раз, потом второй и третий — «школота» бежит по классам, расходятся учителя и холл понемногу пустеет. Я остаюсь, чтобы записать опоздавших и передать списки техничке. Она улыбается и тоже скрывается на втором этаже.

Дежурный всегда остаётся один. Я прикрываю двери, чтобы не гулял по этажу сквозняк, когда вижу как приближаются опоздавшие. Они идут через школьный двор не спеша, смеются и машут пакетами с парочкой учебников. Старшаки. Местные второгодники. Длинного зовут вроде Слава.

Я возвращаюсь на пост полный решимости и целеустремленности.

— Ты чего малой? — спрашивает Слава, и друзья его округляют глаза и ржут, некрасиво, как кони.

— После звонка нельзя, — говорю я, придерживая двери.

— Чего?

Они ржут всем стадом, и Славка толкает дверь. Я упираюсь ногами и пыхтя удерживаю первую атаку.

— Ты чего? — дальше он наворачивает такую матерщину, что у меня мелкого даже не остается воспоминаний, я просто не знаю этих слов на тот момент.

— После звонка нельзя, — говорю я, представляя себя как минимум неуловимым мстителем среди белых офицеров. Если бы у меня были очки на носу, я бы их сейчас лихо поправил, как Валерка в кино.

Стадо вдруг ухает и втроём налегает на дверь, я пытаюсь удержать и отъезжаю в сторону как на коньках вместе с ней. Пацаны пробегают мимо, не обращая на меня внимания, спешат в раздевалку. Только старший остаётся и я иду к нему с гордо поднятой головой.

— Мне нужно записать твою фамилию и класс.

Он молча толкает меня обоими руками в грудь и я лечу на пол, спиной вытираю там, где наследили десятки школьников и прошлась мокрой тряпкой уборщица. Второгодник подбегает и добавляет пару раз с ноги. Я пытаюсь увернуться, закрыться руками и один удар попадает по пальцам. Слезы унижения перемешиваются со слезами боли. Старшак уходит, а где-то вдалеке ржут его друзья.

Весь в слезах и всхлипывая поднимаюсь, мокрый и грязный от пыли — стараюсь отряхнуться и не по-мужски плачу, не могу остановиться.

А мимо проходит шестой «Б» на музыку, и они смотрят на меня. И я прячу взгляд, но никак не могу остановиться. И хоть я знаю, что она тоже идет в тех рядах, я знаю, что нельзя так себя вести — она же увидит, я все никак не могу остановиться.

Страх номер три.

Унижение. Слабость. Невозможно дать сдачи. Почему этот сон вернулся? Что послужило толчком?

И чем это так воняет?

Глава 11

1.

Потому что есть Алешка у тебя!

Бумц! Бумц! Бумц!

Каждый удар ритм-секции поп-песенки отдает ударом молота в голову.

«Потому что есть Алешка у тебя!» — подпевает несколько мужских голосов. Языки у бедолаг заплетаются и слышно «Патамуста Алёска тебяааа!»

«Об Алешке ты мечтаешь зря!»

… продолжает «фонограммить» артист сейчас уже преклонного возраста и большого веса, но искусство оно ведь вечно.

«Об Алешке ты мечтаешь зря!» — пищат пьяные женские голоса.

Бумц! Бумц! Бумц!

«Зряяяя! Бляяя!» — подпевает мужской хор имени Буханецкого. Вокруг темнота и только назойливая мелодия готовится засесть в голове. И начинает болеть голова — это хорошо. Болит, значит есть чему болеть.