Тренировочный день 2

— Нет, уж, погоди, Полищук. Ты мне как мужчина пообещал, что поможешь. Что будешь со мной пару изображать, а сам что? При первых трудностях — хвостом вильнул и в сторону? — она откладывает вилку и упирает в него немигающий взгляд: — ты мужчина, или кто? Дал слово — уж будь добр.

— Мда. — Виктор смотрит на нее. Много раз он видел вот такие уловки со стороны женского пола и не только. Сперва — попросить об услуге. Потом обвинить в том, что «не держишь слово». Ах, да — еще сделав выполнение «легкой услуги» невыполнимым. Вогнать в чувство вины и долга и постоянно этим тыркать. И конечно же типичное «что ты за мужик такой». Можно тут конечно все объяснить и разложить по полочкам. Кто первый подошел и попросил о помощи? Она. Кто потом стал выкобениватся, делая весь этот спектакль невыносимым? Тоже она. Саботаж чистой воды. Чего она ожидала — что он все проглотит и будет изображать обычного поклонника великолепной Мэри Поппинс из средней школы номер три? Или — она специально все так сделала, чтобы в дальнейшем иметь более высокую моральную позицию, вынуждая его бегать перед ней на цыпочках, чтобы задобрить и искупить свою вину? Можно было показать, насколько такой подход не конструктивен и почему рядом с ней всегда только такие мужчины и остаются — тряпочки. Которых она сама потом презирает. Сперва — на голову залезет, сделав из человека тряпку, а потом еще и носик морщит — «фи, какой слабак!».

Можно было много чего сказать… но Виктор понимал, что толку от этого не будет никакого. Вполне вероятно, что Альбина это все и сама понимает, не дура же она в конце концов, очень умная женщина, пять языков знает, университет свой с красным дипломом закончила, в партии уже. Так что Виктор выбрал привычный путь повышения ставок и эскалации.

— Хорошо. — говорит он: — вот такой я человек. Ладно. Не проблема. Считаешь, что не мужчина — ну и ради бога.

— И ты… даже не возразишь?

— А зачем? Ты уже вынесла свое мнение. — Виктор не стал добавлять, что ему плевать на ее мнение, зачем человека зря обижать? Она и сама все понимает. Когда таким тоном говорят про «мнение» — сразу всем понятно, что ему плевать. Слюной. Как плевали до эпохи исторического материализма.

— Ты… да что ты за человек? Ты же обещал!

— Я обещал, что помогу тебе «изображать пару». Это да. При этом я ожидал что это — нужно тебе самой. Твое отношение тут важно. Если ты меня просишь ну скажем помочь тебе двор подмести, а сама в этом дворе тут же сорить начинаешь — то я тебе помогать не буду. Это нужно тебе. Ты и должна стараться больше меня. А ты — открыто саботируешь и взваливаешь на меня ответственность за все. Нет, так дело не пойдет.

— Но… ты же дал слово! И ты не говорил, что «делай вот так, иначе я не помогу», — указывает Альбина: — так же было?

— Это и было моей ошибкой. — кивает Виктор: — впредь в общении с тобой я ее не допущу. Мне нужно было уточнить условия помощи. И конечно же — а что я с этого получу?

— Что ты получишь?! — прищуривается Альбина: — да как у тебя язык поворачивается…

— Слушай, я стараюсь не поссориться с тобой. — говорит он, поднимая руку: — говори потише, а то возбужденные школьники все твои слова ушами как локаторами ловят. И да, — ты можешь считать, что я не сдержал свое слово. Что я — просто балабол. Трепло. Не мужчина. Какие у тебя там еще эпитеты есть?

— И тебя это устраивает?

— Нет конечно. Сегодня вечером я буду плакать в подушку. Переживать катарсис. — он вздыхает и наклоняется к ней поближе: — вот не хотел я, видит бог не хотел. Альбина, мне придется говорить клером, без шифра в открытом эфире. Я уважаю тебя как коллегу, ты очень умная и привлекательная женщина, но характер у тебя не сахар. Ты вот просто не можешь удержаться от того, чтобы не продемонстрировать свое превосходство над окружающими. Отдаю тебе должное, у тебя есть основания собой гордится. И все тебе об этом говорят. Так чего тебе от меня нужно? Я — не ровня тебе, отстань уже. У тебя полгорода поклонников, каждый за тобой побежит, только пальцем помани. А у меня — мятая спортивка, чужой костюм и даже часы мне Светка поносить дала. Так что никто и не поверит в то что мы с тобой пара, зря мы это затеяли.

— Это ты так пытаешься меня отшить, Полищук? — глаза у Альбины сужаются: — меня так еще ни разу не отшивали.

— Все в жизни случается в первый раз. — вздыхает он: — и потом у нас ничего реального и не было. Бутафорские отношения, бутафорское расставание. Была без радости любовь, разлука будет без печали. Но я всегда готов сохранить с тобой дружеские отношения, ну или на худой коней — как коллега с коллегой. Как я уже говорил — я восхищаюсь тобой… некоторыми аспектами в тебе. Некоторыми — нет, но ты не обязана мне нравится. Как и я тебе.

— Почему-то ты меня сейчас бесишь, Полищук. — говорит она: — вот не знаю почему, но бесишь. Так и охота тебя вилкой в глаз ткнуть.

— Это общее предубеждение. Всем меня охота вилкой ткнуть. — кивает он: — люди такие жестокие.

По ее лицу скользит легкая улыбка. Виктор мысленно ставит себе пять. Этот разговор мог закончится по-разному. Они могли стать врагами, нет врага страшнее чем отвергнутая женщина, особенно такого калибра. Как именно она воспримет то, что он больше не желает играть с ней в поддавки? Некоторые такое принимают очень близко к сердцу.

— Кстати — анекдот в тему. Знаешь, однажды скорпион попросил черепаху переправить его на тот берег широкой реки. — говорит он, превращая их разговор в обычный треп за обеденным столом: — а она ему говорит — да ты же меня ужалишь! А он ей — да не в жизнь! А она — ну смотри, если ты меня ужалишь, мы оба умрем — я от яда, а ты — утонешь. Так что вроде сотрудничество, мир, дружба, жвачка и решения XXVI съезда КПСС в жизнь. Но вот они плывут, а скорпион не утерпел и ужалил черепаху. Она тонет и слабым голосом ему — Ты же обещал! А он — смотрит по сторонам, понимает что вот сейчас и сам утонет и за голову хватается — Да-да, вот такое я говно!

— Смешно. — говорит Альбина: — я так понимаю это ты про себя?

— И про себя тоже. — кивает он. Анекдот скорее про нее, но он надеется быть подальше от нее в тот миг, когда она это поймет.

Глава 7

Глава 7

Обед прошел без происшествий, если не считать за таковое неожиданный разговор по душам с Альбиной Николаевной, которая втянула свои коготки и убралась со своим классом не солоно хлебавши. Соглашаться играть в непонятные матримониальные игры Виктор не собирался, у него и так голова болела, своих проблем хватало. Самая главная заключалась в том, чтобы расширить свое влияние и обрасти связями в этом городе, а может и за его пределы вырасти. Сейчас же он тут никто и звать никак, права Альбина Николаевна, ой как права. Ему нужны ресурсы, деньги, связи, влияние… и даже скорее связи и знакомства, чем деньги. Деньги в СССР не значили почти ничего и скорее могли принести неприятности разного калибра — от мелких до вот прямо огромных. Да, можно было купить хорошее мясо на рынке, где оно стоило в разы дороже чем в магазине, но в магазине его либо не было, либо были уже обрезки такого свойства, что из такого мяса только котлеты накрутить. И то, мясорубку по ходу процесса придется несколько раз разбирать и вытаскивать оттуда всю эту болонь и жилы, накрученные на винт…

Точно так же по государственным ценам автомобиль «Жигули» стоил девять тысяч сто рублей, но ты его просто так в салоне не купишь. Что за буржуйские замашки — прийти в магазин и купить что-то сразу, если деньги есть. Неет, тут такой фокус не прокатит. Чтобы купить автомобиль — нужно в очереди на покупку автомобиля стоять. Записываться заранее, а эта самая очередь могла годами тянутся. Без всякой гарантии что когда-нибудь и до тебя дело дойдет. Более того, очередь за такими «востребованными товарами народного потребления» формировалась не на заводе по производству машин и не в салоне по продаже, а на предприятиях и фабриках. Проще говоря на работе. И вот одно дело если ты работаешь где-нибудь на крупном предприятии, где крупные квоты и директор пробивной, да еще и в профсоюзе на хорошем счету… и совсем другое если это даже не завод и не партком, а… ну скажем местная городская газета с коллективом в двадцать пять человек плюс уборщица. Никакой квоты на вас и не положено вовсе.

Однако и мясо, и «Жигули» можно было купить в обход подобной системы. Конечно, переплатив в несколько раз. «Жигули» и вовсе можно было у спекулянтов за пятьдесят тысяч купить. То же самое и с мясом. Черный или серый рынок — существовал всегда. Вот только в СССР такое называлось не предпринимательством, а спекуляцией и за такое запросто и срок могли дать. Как там — «от двух до пяти с конфискацией имущества». И конечно же клеймо «барыга» на зоне. За что сидишь? Барыжничал, вот и весь сказ.