Тренировочный день 2

— Ну ты даешь, Нарышкина, — с восхищением говорит Инна: — ты вот прямо преследовательница. Как эти сумасшедшие женщины, которые знаменитостей преследуют! Ты даже знаешь кто там с ним живет!

— Если у тебя настоящая любовь, то ты прикладываешь настоящие усилия. — Лиза переворачивается на живот и прижимает трубку к другому уху. Телефонная трубка уже горячая на ощупь: — лучше скажи — точно высокая? Какие особые приметы?

— Высокая. Выше Ростовцевой я же говорю. Да что там — выше даже чем сам Попович, он на нее снизу вверх смотрел!

— Значит точно не Самира Абдулаева. — прикусывает губу Лиза: — что за девка? И откуда нарисовалась? Тц… теперь выяснять придется.

— И все-таки ты сумасшедшая. — говорит Инна: — а знаешь, я тебе даже завидую. Ты вот точно знаешь, что тебе нужно, а я…

— Не знаешь, нужен тебе Борисенко или нет? — Лиза болтает ногами в воздухе, рассматривая обложку журнала «Крестьянка».

— Не знаю. — признается Инна: — вот порой он мне нравится, сил нет. Красивый и умный же. Но порой бесит так, что тоже сил нет! Вот чего он к Лермонтовичу цепляется постоянно? И все время такой высокомерный и подбородок как задерет! Порой кажется, что он и разговаривать не умеет, а только фыркает. И чего это он на Баринову заглядывается, а?! Нет, хорошо, что ты с ней дружить решила, так мы хоть в курсе будем…

— Я не поэтому с ней дружить стала. Она нормальная девчонка и вообще… — Лиза отставляет журнал в сторону и переворачивается на спину, сладко потягивается.

— Говори мне, ага. — слышится голос в трубке: — сперва ты ее подставила со своим купальником, а потом — жалко стало. Да и Попович к ней как-то по-особенному относится, так же ведь? Ко всем — как обычно, а на нее порой смотрит так… задумчиво. Говорят, что она — дочка его знакомых каких-то. Слушай, как думаешь, а может быть она — дочка его бывшей возлюбленной? А он на нее смотрит и вспоминает свою первую любовь, а?

— Дура ты, Коломиец. — припечатывает ее Лиза: — ну что ты говоришь? Бариновой уже пятнадцать лет. Что ее мама в десять лет ее родила?

— Да погоди ты! Ты же сама говорила про разницу в возрасте! Что если они как Есенин и Айседора Дункан? То есть ее маме сейчас лет сорок, а Попович в нее влюбился… ну скажем в пятнадцать? А потом они расстались, а она вышла замуж и родила дочку. А он на нее смотрит и думает — как же она похожа на мою первую любовь… и вздыхает.

— Вот ты… слов нет. Глупости выдумываешь! — сердится Лиза: — что ты несешь вообще?! Все, хватит на эту тему говорить. Оставь его в покое. Лучше расскажи про Ростовцеву и ее парня-студента.

— Так я и говорю… — начинает было Инна, но в этот момент Лиза слышит мамин голос из коридора.

— Лиза! Кажется, я говорила — не утаскивать телефон в комнату! Сколько можно на проводе висеть! Я же тебе говорила, папа сейчас позвонить должен!

— Хорошо, ма!

Глава 9

Глава 9

Альбина Николаевна Миронова, «англичанка»

и Мэри Поппинс, само совершенство и богиня красоты

— Альбина Николаевна! Мы уже все сделали! — раздается рядом громкий и восторженный голос и она — приходит в себя, очнувшись от своих размышлений.

— Да? — говорит она, вставая со своего места за учительским столом: — хорошо. Ну-ка покажите. Да, все верно. Вы молодцы. Мальчики справились немного быстрее. — она смотрит в блестящие глаза старшеклассника, в которых плещется восторг и… сдерживает себя от того, чтобы поморщиться. Не ее вина, что она так выглядит. Не ее вина, что все эти мужчины в нее влюбляются без памяти. Сколько она себя помнит — так было всегда. Еще со школы за ней вечно увивались какие-то мальчишки, хотели помочь донести портфель, решить задачку, проводить до дома и сводить в кино. Да что там мальчишки — даже у взрослых парней при виде ее спирало дыханье, и они смешно менялись. Начинали краснеть, бледнеть, теряться, говорить какие-то несусветные глупости.

Однако настоящих, глубоких отношений так и не было. Ее младшая сестренка уже себе какого-то жениха нашла, а ведь она только на первом курсе университета! Средний брат так и вовсе уже женился, в прошлом году свадьба была. А у нее все никак не получалось. И не то, чтобы ей эти отношения сильно нужны были, просто если уж выходить замуж, то до двадцати пяти. Как положено по Совершенному Плану Жизни.

— Раз уж вы выполнили это задание, сейчас вам будет следующее. — говорит она: — откройте учебник на странице тридцать три. Упражнение номер восемь. Вставьте пропущенные слова. Начали… — она обводит всех взглядом и снова садится за учительский стол. Опускает взгляд. Перед ней лежит журнал посещения летней площадки, лист бумаги в клеточку и три карандаша. Две ручки, одна красного, а другая синего цвета. Зачем? Да потому что оценки ставятся красным цветом, а для работы нужна синяя. Что же касается карандашей, то все они — разной твердости. От конструкторского карандаша для чертежей и до мягкого карандаша для рисунков. Все карандаши отточены и блестят своими остриями словно иглы, все — выровнены по линиям в листочке. Расстояние между каждым — полтора сантиметра. То есть три клеточки в тетрадном листке. На каждой линии — острие карандаша. И наконечники двух ручек. Не шариковых, она всегда писала перьями авторучки. Потому что так вырабатывается тот самый летящий почерк, кроме того, писать пером сложнее.

Она вздохнула и без нужды поправила крайний правый карандаш. Он и так лежал идеально, но она все же поправила его. Вспомнила разговор с Виктором и нахмурилась. Вроде все прошло так, как и должно было. В тот вечер у ресторана она действительно вспылила, а как тут не вспылить, если этот вот — уже отпечатком губной помады на морде щеголял! И ведь видно было, что не просто так ему эту печать поставили, а специально. Что-то вроде послания. Словно кто-то взял и поперек физиономии этого Полищука написал обидное слово. Персонально для нее, для Альбины.

Она стиснула карандаш в руке. Это словно вызов какой-то! Сам по себе этот Полищук ничего особенного из себя не представлял, весь прошлый год кидал на нее взгляды как побитый пес, когда думал, что она не видит. Все что ей было нужно — чтобы он пару дней повертелся рядом, отваживая одного особо упертого ухажера. Не более того. А теперь… получилось как-то не очень. Как будто бы зуб скололся или выдернули его — вроде все, как всегда, а язык так и норовит именно в эту дырку где зуба нет… неприятно.

— Обратите внимание на неправильные глаголы. Если это возможно — не заглядывайте в конец учебника, попробуйте сперва сами вспомнить. — она повышает голос, привлекая внимание класса. Класс согласно гудит. Альбина — складывает пальцы рук и окидывает взглядом учеников, одновременно проследив за своей осанкой (плечи развернуты, спина выпрямлена, подбородок чуть поднят, доброжелательная улыбка на лице). Она должна всегда быть совершенной, самой лучшей, все должны отмечать какая она хорошая. Красивая, умная, сдержанная, интеллигентная, правильная и совершенная — вот такой она и должна быть. Всегда. Никто не должен видеть ничего другого, только эту Альбину.

Она поерзала на стуле и едва не поднесла руку ко рту, чтобы прикусить ноготь, но тут же спохватилась! Нельзя. Ни в коем случае нельзя дать им понять, что она — может грызть ногти! Отвратительная привычка!

Контролируя каждый мускул в теле и на лице — она неторопливо опустила руку на стол и положила ее рядом с выстроенными в ряд карандашами. Рука казалось чужеродной, не принадлежащей ей, не принадлежащей этому классу, этой школе. Она сглотнула. Чертов Полищук. Своим идиотским поступком он снова разбудил в ней сомнения, ее жизнь только-только выстроилась как надо, в этом Мухосранске никто не знает какой она была, никто не скажет ей что она сильно изменилась и нос задрала. Здесь — ее новый старт, новая реальность, все изменится. Она — сможет. Все вокруг замечают ее, говорят ей комплименты, на прошлой неделе ей признался в любви один десятиклассник, она до сих пор помнит его дрожащий голос. Паренек переезжал с семьей в другой город, вот и решил открыться, просил «подождать» его. До тех пор, пока он не вырастет и не станет героем, изменившим мир. Все как обычно.