Третьего не дано

– Господин Стодольский, вероятно, ждет, что его встретят аплодисментами?
– язвительно спросил Савинков.

Сухой, нервный Стодольский растерянно передернул тонкими губами казалось, он не может их разжать.

– Не угодно ли будет, Борис Викторович, вначале полюбопытствовать, в чем причина?
– прерывисто выпалил он.

– Отчего же, угодно.

– Господа, я шел сюда, соблюдая все правила конспирации.
– В голосе Стодольского звучала тревога.
– Я прибыл бы в точно установленное время. Но стряслось непредвиденное.

– Не тяните, ради бога, - не выдержал Новичков.

– За мной увязался какой-то странный человек. Он посмотрел на меня совершенно дикими глазами и сразу же спросил, не смогу ли я свести его с...

– С кем?
– словно выстрелил Савинков.

– С вами, Борис Викторович...

– Что?!
– вскочил Савинков.
– Вы притащили за собой хвост?! Как вы посмели после этого идти сюда!

– Но он так внезапно... И умолял меня... Так искренне...

– Преступная беспечность!
– взревел Савинков.
– Он назвался, этот тип?

– Да...
– подавленно бормотал Стодольский.
– Штабскапитан... э... э... Штабс-капитан...

– Фамилия?
– прошипел Перхуров.

– Фамилия... Помилуй бог... Только что вылетела у меня из головы... Клянусь, только что...

– Вы в своем уме?
– уже тихо, но грозно спросил Савинков.

– Вспомню... Сейчас вспомню. Штабс-капитан Вениамин Сергеевич...

– Вениамин Сергеевич? Штабс-капитан?
– переспросил Савинков.
– Уж не Ружич ли?

– Он!
– облегченно выдохнул Стодольский.
– Именно он! Но... как вы можете знать его?

– Штабс-капитан Вениамин Сергеевич Ружич, - почти торжественно провозгласил Савинков, - погиб геройской смертью под Гатчиной в августе прошлого года. Вот что мне известно, господин Стодольский, и, следовательно, тот Ружич, о котором вы изволили сообщить, по всей видимости, агент Дзержинского!

Стодольский застыл с открытым ртом. Перхуров и Новичков угрожающе уставились на него.

– Где он?
– выпалил Перхуров.

– Внизу, - с трудом обрел дар речи Стодольский.

Савинков подал знак Флегонту. Тот легко выбрался из глубокого кресла.

– "Внизу", - передразнил Флегонт.
– Точные координаты!

– В ресторане, третий столик от входа, - пояснил Стодольский.
– Курит трубку.

– Конспирация - профанация, - презрительно процедил Флегонт. Иногда он любил говорить в рифму.

Мягко, по-кошачьи Флегонт вышел за дверь.

Наступило грозное молчание. Савинков пружинисто ходил из угла в угол. Темное, как от стойкого загара, лицо его было непроницаемым и загадочным. Он вспоминал о Ружиче. Ведь Корнилов утверждал, что Ружич погиб.

Впрочем, сам Корнилов в Гатчине не был. И может, Руншч выкарабкался из лап смерти? А если нет? Тогда "под Ружича" работает чекист. Сейчас все прояснится...

Савинков внутренне подготовился к встрече и с Ружичем настоящим, и с Ружичем мнимым. Он даже рассчитал свои движения: в тот момент, когда на пороге появится подлинный Ружич, ему, Савинкову, останется сделать до него всего два шага. Эти два шага нужны, чтобы, отдавая должное нежданной встрече и радуясь ей, в то же время не вынуждать себя бежать навстречу гостю. А если в номер войдет не Ружич, а человек, выдающий себя за Ружича, этих двух шагов хватит для того, чтобы погасить свет и в темноте наброситься на самозванца.

Наконец в коридоре послышались шаги.

– Господа, - негромко сказал Савинков, - рекомендую снять курки с предохранителей.

Дверь отворилась, и в номер быстро вошел высокий поджарый человек в черном костюме. Ничто не выдавало в нем офицера. Он пристально посмотрел на Савинкова и негромко, с радостным изумлением произнес:

– Борис...

– Вениамин...
– прошептал Савинков.

Ружич нервно выпростал руку из кармана брюк и рванулся к Савинкову. Тот шагнул к нему навстречу, и они обнялись.

Потом с минуту молчали, вглядываясь друг в друга, словно хотели прочесть по глазам то, что каждый из них думал сейчас.

– Я помчался в Гатчину, - словно оправдываясь, заговорил Савинков.
– И там узнал, что ты ушел в иной мир. А ты воскрес!

Ружич молча кивал, спазмы сжимали ему горло.

– Петроград...
– Савинков расчувствовался.
– Петра творенье.
– В словах его звучала искренняя взволнованность, и все же было такое впечатление, будто он произносил их со сцены.
– Пора надежд и разочарований. Помнишь, Вениамин?

– Да, да...

– Весьма кстати ты возвратился на землю. Весьма!

Давно здесь?

– Скоро уже две недели.

– Где же скитался?

– Не поверишь...

– Тебе?

– В "доме анархии)).

– Неужели? Он же разгромлен чекистами!

– И от чекистов можно скрыться! Прыжок со второго этажа - и здравствуй, свобода! Кстати, предупреждаю заранее: ушел до того, как чекисты ворвались в дом...

Ружич говорил это, и на душе было мерзко. Ложь причиняла ему страдания. Но он понимал: скажи сейчас этим людям правду, и судьба его будет решена.

Стодольского ободрил исход встречи Савинкова с Ружичем. Радость омрачалась лишь тем, что Савинков снова вырвал у него инициативу. Стодольский напряженно смотрел на Ружича, ожидая, когда тот наконец поблагодарит его.

– Я признателен вам, очень признателен, - сказал Ружич, подходя к Стодольскому, который торжествующе взглянул на Савинкова.
– За то, что вы помогли мне вновь обрести друзей.

– Да, да, - закивал чахлой бородкой Стодольский.
– Но как вы догадались, что я смогу свести вас с Борисом Викторовичем? Ведь вы, помилуй бог, подвергали свою жизнь немалому риску.

– Счастливый случай, - ответил Ружич.
– Я остановился в "Юпитере" и неожиданно увидел Бориса Викторовича, когда он входил в подъезд. Я все понял. Потом увидел вас и как-то подсознательно догадался, что вы идете на конспиративную встречу.

– Это не комплимент, а обвинение, - нахмурился Савинков, обернувшись к Стодольскому.

– Нет, нет, - попытался смягчить атмосферу Ружич.
– Я, конечно же, шел на громадный риск. Но иного выхода не было. Разумно ли было предположить, что Борис Викторович еще когда-либо вновь появится в этой же гостинице? Я слишком хорошо знаю его.