Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945
Шрифт:
Даже бывший адъютант Гитлера от сухопутных сил полковник Энгель, теперь командовавший 12-й пехотной дивизией близ Дюрена, по собственной инициативе договорился с противником о выносе с поля боя раненых в периоды затишья. Неразумно было бы рассказывать о подобных соглашениях в Ставке, ибо я на собственном опыте убедился, что Гитлер расценил бы их как «слабость». Он часто с пренебрежением отзывался о так называемых рыцарских традициях прусского офицерства, зато превозносил твердость и непреклонность обеих воюющих сторон на Восточном фронте, что укрепляло боевой дух солдат и подавляло любые проявления гуманизма.
Мне вспоминается один-единственный случай, когда Гитлер весьма неохотно согласился, вернее, не стал возражать против переговоров с противником. Поздней осенью 1944 года британский флот отрезал от материка немецкие войска, базировавшиеся на греческих островах. Несмотря на то что британцы почти полностью контролировали морские пути, немецким войскам разрешили погрузиться на корабли и отплыть на материк. Некоторые немецкие суда проходили на расстоянии прямой видимости от британских
В сентябре 1944 года фронтовые генералы, промышленники и гауляйтеры западных регионов ожидали, что американские и британские армии, используя свое подавляющее превосходство, с ходу подавят сопротивление наших почти безоружных и измотанных в боях войск [279] . Никто уже не надеялся остановить их. Те, кто сохранил способность реально оценивать ситуацию, уповали лишь на нечто подобное «чуду на Марне», только с фортуной на нашей стороне [280] .
279
Согласно отчету о моей поездке на фронт в сентябре 1944 г., 1-й армии, дислоцированной вокруг Меца, приходилось защищать участок протяженностью 140 километров, для чего у нее оставалось 112 полевых орудий, 53 танка, 116 тяжелых противотанковых орудий и 1320 пулеметов. Для обороны Аахена с его важными промышленными предприятиями у 81-го армейского корпуса было всего 33 полевых орудия, 21 танк и 20 тяжелых противотанковых орудий. Тогда же я сказал Гитлеру: «Нехватка тяжелого вооружения такова, что линия фронта может быть прорвана в любой точке. Сотня танков с экипажами по пять человек легко может сломить сопротивление десяти тысяч солдат, у которых нет тяжелой артиллерии».
280
Второе Марнское сражение 1918 г. – последняя и неудачная попытка германского командования нанести поражение союзным армиям. (Примеч. пер.)
Подготовка к уничтожению промышленных объектов различного назначения на территории рейха и оккупированных территориях входила в сферу полномочий моего министерства. При отступлении из Советского Союза Гитлер уже отдавал приказы проводить политику «выжженной земли». Как только армии вторжения выплеснулись с захваченного плацдарма на территорию Нормандии, он издал аналогичный приказ. Поначалу в основе этой политики лежали соображения оперативной целесообразности. Необходимо было сделать все возможное, чтобы враг не закрепился на отвоеванных территориях, максимально затруднить снабжение союзных войск, ремонт поврежденной техники, электро– и газоснабжение, а в перспективе – строительство военных заводов. Пока до окончания войны еще было далеко, такие действия казались мне оправданными, однако они потеряли всякий смысл, как только поражение стало неотвратимым.
Я не испытывал глубокого чувства обреченности, охватившего многих соратников Гитлера, но ввиду безнадежности ситуации, естественно, предположил, что мы будем делать все возможное для выхода из войны с наименьшими потерями, дабы как можно быстрее восстановить экономику страны. Однако Гитлер со все нарастающей безжалостностью настаивал на тотальном разрушении. Мне удалось перехитрить его, воспользовавшись его же собственными аргументами. Поскольку в самых безнадежных ситуациях он всегда утверждал, что потерянные территории скоро будут отвоеваны, мне потребовалось лишь повторить его же слова и подчеркнуть, что предприятия понадобятся для производства вооружений, как только мы вернем эти территории.
Например, я удачно воспользовался этим аргументом 20 июня, вскоре после начала вторжения, когда американцы прорвали нашу оборону и окружили Шербур. В результате Гитлер заявил, что, «несмотря на нынешние трудности на фронте, персонал промышленных предприятий должен остаться на своих местах». Новый приказ позволил военному коменданту проигнорировать предыдущий приказ Гитлера о транспортировке миллиона французов в Германию в случае успешного вторжения западных союзников [281] .
281
В документе Нюрнбергского трибунала RF.71 цитируется предположение Заукеля о том, что еще 26 апреля 1944 г. Гитлер издал следующий приказ: «Главнокомандующему Запада и военным комендантам Франции, Бельгии и Голландии: в случае вторжения все трудоспособное население должно быть любой ценой вырвано из рук врага. Ситуация с производством вооружений в рейхе такова, что в распоряжение руководителей немецкой военной промышленности следует немедленно предоставить максимально возможное количество рабочих. 8 мая 1944 года в официальные протоколы переговоров между Заукелем и французским правительством было включено следующее: «Гауляйтер Заукель заявляет, что предоставил своему персоналу план мобилизации на случай вторжения. По этому плану всю имеющуюся в наличии рабочую силу следует организованно транспортировать в Германию». После совещания кабинета министров под председательством Ламмерса, состоявшегося 11 июля 1944 года, Кейтель информировал
военных комендантов на территории Франции о том, что необходимо предпринять решительные меры для захвата французских рабочих». Я же, напротив, принял решение, «несмотря на вторжение, продолжать производство во Франции, а в рейх депортировать лишь рабочих заводов, производящих стратегическое вооружение, в котором армия испытывает острую нехватку» («Служебный дневник»).Теперь Гитлер вновь заговорил о необходимости полного уничтожения французской промышленности. И все же 19 августа, когда союзные войска еще находились северо– западнее Парижа, мне удалось вырвать у него согласие на консервацию заводов и электростанций, которые вот-вот могли оказаться в руках врага [282] .
Однако фундаментального решения от Гитлера я так и не добился. Я действовал от случая к случаю, притворяясь, что считаю все наши отступления временными. Правда, постепенно мой испытанный аргумент начинал звучать все более и более нелепо.
282
«Протоколы совещаний у фюрера», 18–20 августа 1944 г., пункт 8. В приговоре Международного военного трибунала от 30 сентября 1946 г. в отношении этих и последующих моих действий говорится: «На заключительном этапе войны он [Шпеер] был одним из немногих, кто осмелился сказать Гитлеру, что война проиграна, и предпринял меры для предотвращения бессмысленного разрушения промышленных предприятий как в Германии, так и на оккупированных территориях. Он намеренно саботировал гитлеровскую политику «выжженной земли» в некоторых западных странах и в Германии, безусловно подвергая себя опасности».
Ситуация в корне изменилась в конце августа, когда вражеские войска приблизились к месторождениям железной руды близ Лонгви и Брие: этот район Лотарингии был присоединен к рейху еще в 1940 году, и я практически вмешался в сферу компетенции гауляйтера. Понимая, что убедить его сдать регион врагу без разрушения объектов невозможно, я обратился напрямую к Гитлеру и получил разрешение сохранить шахты и перерабатывающие заводы и передать соответствующее распоряжение всем гауляйтерам, которые могли столкнуться в будущем с той же проблемой [283] .
283
Гитлер лично назначил гауляйтера Кёльна (Грое) ответственным за оборону Бельгии; гауляйтера Мозеля (Симона) – ответственным за оборону Люксембурга и железорудного района; гауляйтера Саарпфальца (Бюркеля) – ответственным за оборону района между Мёртом (притоком Мозеля) и Мозелем. Заручившись согласием Гитлера, я 5 сентября 1944 г. написал гауляйтеру Симону: «Вы должны составить план временного выведения из строя промышленных предприятий на случай перехода в руки врага люксембургского железорудного района и других индустриальных районов. Для этого при отступлении достаточно вывезти различное оборудование, особенно электрическое, не разрушая самих заводов. Мы должны рассчитывать на возвращение железорудного района, поскольку без его производственных мощностей не сможем продолжать войну. Наш опыт ведения военных действий в России доказал, что промышленные предприятия могут неоднократно переходить из рук в руки без серьезного ущерба для них; просто каждая сторона использует заводы для собственных нужд. Руководство угледобывающих и сталелитейных предприятий получит соответствующие инструкции».
Эти инструкции были разосланы со следующим дополнительным требованием: «Те же меры следует предпринять в подвергшихся угрозе захвата угледобывающих районах Бельгии, Голландии и Саара. Насосные станции шахт необходимо сохранить в рабочем состоянии».
В середине сентября Герман Рёхлинг доложил мне, что шахты Саарбрюккена оставлены в целости и сохранности, но электронасосные станции все еще находятся на нашей территории. Рёхлинг осторожно пытался выяснить, следует ли подавать электричество на насосные станции по пока неповрежденным высоковольтным линиям. Я согласился как на это предложение, так и на предложение войскового командования продолжать подачу электроэнергии в госпитали Льежа уже после того, как Льеж был захвачен западными союзниками, а линия фронта пролегала между городом и электростанцией.
Примерно с середины сентября мне также приходилось решать судьбу промышленности на территории самой Германии, поскольку руководители предприятий, естественно, не стремились разрушать их. Как ни удивительно, их поддержали некоторые гауляйтеры районов, оказавшихся под угрозой захвата вражескими войсками. Это был странный период – как в войне, так и в нашей жизни. Окольными путями, с помощью намеков и недомолвок все пытались прозондировать мнение собеседника – формировались группы единомышленников, но любое откровенное высказывание могло привести к гибельным последствиям.
На тот случай, если Гитлер узнает, что заводы в прифронтовых районах не уничтожены, я в отчете о своей поездке 10–14 сентября сообщил ему об их вполне удовлетворительной работе. Например, если завод в Аахене ежемесячно выпускает четыре миллиона патронов для стрелкового оружия, то разумно до последнего момента, даже под артобстрелами, снабжать патронами наши сражающиеся армии. Я убеждал также не останавливать коксовые предприятия Аахена, поставлявшие горючее в Кёльн и в войска. Более того, было бы ошибкой закрыть электростанции, расположенные в непосредственной близости от линии фронта, поскольку от подачи электричества зависит телефонная связь, как армейская, так и гражданская.