Третья половина жизни

Леонтьев передал свою докладную в приёмную горкома партии. Она начиналась так:

«Три года назад я приехал в Норильск с тем, чтобы собрать материал для книги о геологах Заполярья. Знакомство с жизнью города, уникальность его духовной атмосферы, в которой отчётливо видны все лучшие и наиболее характерные черты современного советского общества, значительно расширили рамки первоначального замысла.

За время пребывания в Норильске, где год я работал у геологов, а два года на телестудии, я неизменно сталкивался с гостеприимством и доброжелательностью норильчан, в том числе и руководителей городских учреждений и предприятий, что позволило мне собрать богатый материал для дальнейшей работы.

В свою очередь, это накладывает на меня ряд обязательств. Стремлением хотя бы отчасти выполнить свой долг перед городом и объясняется появление настоящей записки. Цель её – привлечь самое серьёзное внимание к положению, сложившемуся на Норильской студии телевидения. Приводимые оценки и выводы сделаны на основании детального анализа работы студии за последние месяцы».

Далее следовали полтора десятка страниц плотного машинописного текста. Закончил Леонтьев свою докладную следующим пассажем:

«Норильск не только самый телевизионный город страны по количеству телеприёмников на душу населения. Трудно представить себе аудиторию более благоприятную для тележурналистов, чем норильские зрители. И потому крайне несправедливым, непозволительным представляется уровень нынешнего норильского телевидения, особенно если сравнивать его не только с требованиями современного ТВ, но и с возможностями, которые здесь открываются.

Настоящая записка едва ли имела бы смысл, если бы у автора этих строк не было уверенности в том, что существующий сегодня на студии творческий коллектив даже в этом составе способен на решение гораздо более сложных задач, чем те, которые перед ним ставятся. И есть все основания утверждать, что действенная помощь, направленная на укрепление квалифицированного руководства творческим процессом, не замедлит принести свои плоды.

В. Леонтьев, писатель.»

Копия этой докладной сохранилась в архиве Леонтьева. И всякий раз, натыкаясь на неё, он испытывал неслабеющее чувство стыда. И за подпись «писатель», хотя никаким писателем он тогда не был. И за холуйство, которым была пропитана вся докладная записка. А то он не знал, что представляет из себя Савчук. Было верхом наивности надеяться на то, что этот твердокаменный коммунист, с подозрением относившийся к интеллигенции, как и партийные руководители всех уровней, вникнет в конфликт и поддержит членов творческого объединения. Ни Леонтьев, ни его друзья по «Контуру» наивными людьми не были, но они не нашли другого решения. Другого решения не было. Они были обречены на поражение. Это случилось не тогда, когда разогнали «Контур», а гораздо раньше – когда они объединились, веря в то, что смогут оживить телевидение, мёртвое, как вечная мерзлота.

Вечную мерзлоту не берет даже взрывчатка. Они этого не понимали. Им предстояло это понять.

Между тем события развивались своим чередом. Было назначено открытое партийное собрание с присутствием первого секретаря горкома партии. О повестке не сказали, но все знали, что речь пойдёт о «Контуре». В павильоне собралась вся студия, включая бухгалтерию и техников. Приехал Савчук, тяжело прихрамывая прошёл к столу в центре павильона и занял место рядом с директором студии. Члены объединения сидели в первом ряду, как на скамье подсудимых. Карпов объявил:

– Редактор Леонтьев направил на имя первого секретаря горкома партии докладную записку, которую он назвал «О норильском телевидении». Сегодня нам предстоит её обсудить. Попросим диктора Тараканова её огласить.

Эдуард Тараканов, молодой представительный мужчина высокого роста со звучным голосом, приступил к чтению. Те страницы, где критиковался директор студии, он произносил с умелым сарказмом, как бы подчёркивая своё отношение к беспардонной клевете на своего руководителя. Карпов даже вмешался:

– Тараканов, вы не в эфире. Читайте, а не играйте.

Чтение продолжалось минут сорок. Слушали с напряженным вниманием, иногда раздавался гул возмущения. Наконец, Тараканов прочитал подпись: «В.Леонтьев, писатель», положил докладную на начальственный стол и вернулся на своё место.

– Кто хочет выступить? – спросил Карпов.

Выступить рвались все. Будто прорвало канализацию.

Никогда раньше на Леонтьева не выливалось столько помоев.

– Я не знаю писателя Леонтьева, – гремел Тараканов. – Знаю писателя Толстого, знаю писателя Чехова. А писателя Леонтьева не существует!

– У Дмитрия Кузьмича странная кадровая политика, – горячо поддержала его главбух. – Он подбирает всех, кто не прижился в Москве, все отбросы. Кто такой Леонтьев? Алиментщик и алкоголик. Мы помнил, в каком состоянии он появлялся в эфире!

Игоря Шадхана обвиняли в том, что он ворует чужие идеи и выдаёт за свои. Причём обвиняли самые бездарные режиссёры, у которых никаких идей никогда не было. Инна Назарова не способна воспринимать любую критику. Вагунин пьяница и хам. Богданова высокомерна. Недаром Волчков сначала примкнул к этой компании, но понял, что попал не туда, и вернулся в редакцию информации. Валили всё – и что было, и чего не было. Леонтьев понял, что с момента создания «Контура» за каждым их шагом и каждым словом пристально следили десятки глаз, и теперь всё накопленное раздражение яростно обрушивалось на их головы. У кого-то ярость была искренней, у кого-то она диктовалась пониманием ситуации. Не выступить против «Контура» означало проявить нелояльность по отношению к Карпову.

Члены объединения сидели в первом ряду, как пришибленные. Они предполагали, что собрание будет для них нелегким, но такого не ожидали. В их защиту выступила только редактор детских передач Наташа Дроздова.

– Остановитесь, что вы несёте? Ребята хотели делать живое телевидение, а вы клеймите их, как врагов народа!

Говорить ей не дали. Львов отмолчался. Тамара Маслова покаялась:

– Как руководитель «Контура» я была обязана проинформировать дирекцию студии и партийную организацию о нездоровых тенденциях в объединении, но не сделала этого.

Эта казнь египетская длилось восемь часов. Когда поток желающих выступить иссяк, директор студии предложил:

– Хотелось бы послушать членов «Контура». Кто хочет сказать?

– Я скажу, – поднялась Светлана Богданова. – Когда мы решили обратиться в горком партии, я ещё тогда подумала, что это ни к чему не приведёт. Я оказалась права.

– Вы не верите, что партийное руководство города примет правильное решение? – хмуро спросил Савчук.

– Конечно, не верю. Вы пришли не для того, чтобы разобраться в конфликте, а для того, чтобы его приглушить, оставить всё как есть.

– Богданова, вы разговариваете с первым секретарём горкома партии! – одёрнул её Карпов.

– Спасибо, Дмитрий Кузьмич. Теперь я знаю, кем работает наш гость.

– Леонтьев, мы обсуждали вашу докладную записку. Вы что-нибудь поняли?

– Понял главное, – ответил Леонтьев. – Всех устраивает нынешнее телевидение. Что ж, продолжайте. Мы попытались что-то сделать. Не получилось. Но мы всё-таки попытались.

– Какие будут предложения? – продолжил Карпов собрание.

– Предлагаю уволить всех членов «Контура» как противопоставивших себя коллективу, – пророкотал диктор Тараканов. – Это не только моё предложение, многие товарищи так решили.