Третья жена шейха
Шрифт:
Слуховые ощущения тоже воспринимаются острее. От пошлостей мужчины возбуждение достигает пика. Шершавый язык лижет мою шею. Напряжение внутри нарастает с каждым толчком. Мансур быстрее бьет бедрами по моим ягодицам, и меня одномоментно смывает сокрушительной волной наслаждения.
Прихожу в себя на груди мужчины. В волосах гуляет крупная ладонь.
— Ты в порядке, Латифа? — интересуется Мансур грудным баритоном.
— Я не понимаю, в чем тут подвох.
— Ты о чем? — посмеивается мужчина.
— Не может быть все так прекрасно, — кладу руку на грудь, туда, где бьется большое
— Мы сами расцвечиваем красками все события в жизни. Тебе просто пока нравится использовать светлые тона. Какие ты выберешь завтра, решать тоже только тебе, — Мансур чмокает меня в висок.
— Эврика! — торжествующе восклицаю, — вспомнила твой главный недостаток.
— Какой же? — усмехается Мансур.
— Ты эксплуататор трудящихся, — в возбуждении сажусь на колени. — Мансур, это же какое-то средневековье. Как в наше время можно держать в доме прислугу?
— Латифа, уймись. Я был в гостях у вашей партноменклатуры. У них в квартирах тоже была прислуга.
— Я тебе не верю, — потрясенно опровергаю я.
— Как хочешь, — пожимает плечом. — Тогда представь, что ты живешь в советской гостинице. Твой номер убирают горничные, а в ресторане обслуживают официантки. Принципиальной разницы никакой нет.
Ложусь на плечо Мансура и обдумываю предложенную аналогию. Тогда уж не гостиница, а санаторий, учитывая вчерашний вечерний массаж. В общем-то можно принять такую интерпретацию происходящего. Только я должна взять на себя функции профсоюза трудящихся и следить за соблюдением прав.
Глава 29. Свободное время
Мансур уехал по делам с утра пораньше, а я слоняюсь по большому дому. Меня одолевают нерадостные мысли. Пока муж рядом, мое время занято. А что я буду делать, когда он вернется к своей работе?
До диплома я не доучилась. Но вряд ли он мне здесь пригодится. Чем вообще занимаются саудовские женщины, если они не работают?
Задумчиво дохожу до внутреннего дворика, мочу в фонтане руки. Слышу звуки активного движения и выскакиваю в коридор. Какие-то мужчины таскают большие коробки, в одну из комнат открыта дверь. Отпрыгиваю в сторону, чтобы не мешаться под ногами. Ловлю пожирающие взгляды грузчиков искоса.
— Госпожа, — шипит над ухом голос Шакиры, которая утаскивает меня назад во внутренний дворик, — вам нельзя появляться на мужской половине в таком виде. А лучше вообще туда не заходить. Проводите время в своей малой гостиной.
Женщина тащит меня в сторону моей комнаты. По дороге сворачивает в просторный зал. Здесь по периметру расставлены диваны. Видимо, это и есть малая гостиная. Усаживает меня в кресло и включает телевизор пультом.
Смотрю на мужика в саудовском платке, который что-то вещает по-арабски.
— А на английском каналов нет? — интересуюсь с затаенной надеждой.
— Нет, — категорично отвечает Шакира, — эти дети шайтана ничего хорошего показать не могут.
Понимаю, что еще одно развлечение отпадает.
— Шакира, а что делали те люди? — подбородком показываю в сторону двери.
— Госпожа, вы никому не должны говорить, что они видели вас без никаба. Господин будет в бешенстве.
—
А вы не могли бы объяснить, почему такие требования? Мы сейчас не в пустыне, песок и солнце нам не угрожают.— Женщина не должна соблазнять мужчину своими прелестями, — твердо чеканит Шакира.
Впадаю в легкий ступор. Всегда считала себя приличной девушкой. А оказывается, в Москве я только тем и занималась, что соблазняла мужчин. Слабо верю в то, что Мансур будет в бешенстве из-за этого незначительного эпизода. Он же не самодур. Но Шакира такая бледная, что я ей обещаю ничего не рассказывать мужу.
— Вернемся к нашим коробкам, — напоминаю я.
— Господину обустраивают кабинет, — поясняет женщина, — привезли какие-то книги и предметы интерьера.
— А раньше у него кабинета не было? — интересуюсь я.
Шакира как-то странно на меня косится и переводит разговор на другую тему.
— Госпожа, а меню я должна буду утверждать у вас?
Задумываюсь. В местной кухне я совершенно не разбираюсь. Надо узнать, что вообще любит Мансур.
— Думаю, лучше это будет делать мой муж.
— А когда его не будет?
— Можно это делать в то время, когда он дома. Утром или вечером, — пожимаю плечом.
Шакира как-то сконфуженно откашливается и извинившись уходит.
Смотрю в окно на море. С тоской вспоминаю свой купальник, который остался в сумке в гостинице Латакии. Можно было бы пойти поплавать. Хотя бы недолго, чтобы солнце не успело напечь.
Осторожно выскальзываю из дозволенного помещения. Пробираюсь назад в запрещенный сегмент. Постоянно осматриваюсь и выглядываю Шакиру. Вроде чисто. И мужчин тоже не видно.
Прошмыгиваю в кабинет, который пока что похож на склад. Сердце бьется в ушах. Такое ощущение, что пробралась в офис МИ-6 в Лондоне, а если поймают, то грозит казнь. Перевожу дыхание. Книжные стеллажи из какого-то дерева пока стоят пустые. Делать нечего. Придется искать по коробкам.
Заглядываю в одну и отшатываюсь. В нем чучело какой-то хищной птицы. Очередное варварство. Нет слов.
Осматриваюсь и перемещаюсь к другой коробке. Угадала. Она плотно набита литературой. Выдираю несколько томиков. Разочарованно вздыхаю. Все названия выведены арабской вязью. На что я вообще надеялась? Быстро перебираю стопку. О, чудо. Натыкаюсь на заглавие на английском языке, но это Коран.
Дрожащими руками пакую все книги назад в коробку. Прихватив с собой религиозную литературу, спешу покинуть кабинет. Коран — это не то, что я желала бы найти. Но хоть что-то. Направляясь к выходу, утешаю себя тем, что нужно понимать мировоззрение собственного мужа. Да и для расширения кругозора не помешает.
Выглядываю в коридор. Бесшумной тенью возвращаюсь в свою комнату.
Чтение священной книги не задалось. В первых же строках упоминается, что у неверующих на глазах покрывало. Во мне поднимается бурный протест. Ибо покрывало на глазах саудовских женщин, а у неверующих лица вполне открытые.
Не созрела я еще для Корана. Откладываю его в сторону. В досаде покусываю губы. Нужно было покопаться в коробках потщательнее.
Одеваю оба мешка и в этом официальном облачении иду искать Шакиру.