Треверская авантюра

Народ терпеливо ждал на пустой площадке перед околицей, для Игоря было приготовлено возвышение, спешно накрытое какими-то пошарпанными циновками и вполне приличными волчьими шкурами. В общем – подходящий антураж для очередного выступления «Театра Справедливость».

– Она, вот она помогала убивать моего сыночка! – встретила его криками очень неприятная на вид, очевидно, и до сразившего ее горя старуха. – Когда мой сын боролся с мерзким бунтовщиком, эта змея ударила моего кровиночку в спину!

Все это прозвучало еще до того, как хевдинг взгромоздился на свое будущее место. В дополнение к словам докладчицы, сельчане вытолкнули из своих рядов уже далеко не юную, но все еще довольно миловидную блондинку лет 35-40. В Треверской марке белоголовых было заметно меньше, чем, например, среди ивингов. Но у этой женщины явно были именно германские, а не кельтские корни. В ней не чувствовалось какого-то особого вызова, но точно хватало «внутренней уверенности». Может быть из-за этого, а может просто в противовес обвинительнице, женщина как-то сразу и легко вызывала чувство симпатии.

Нет, без каких-то подтекстов, просто широко расставленные зеленые глаза, простое и «честное» лицо не привыкшего лукавить человека… Да мало ли из-за чего нам нравятся или не нравятся люди…

– Ты видела это сама? – невольно поморщившись от неприязни к шумной бабе, уточнил Игорь.

– Да, господин, так и было! – продолжала кричать та, под молчаливое одобрение земляков.

Игорь уже понял, что оскомину у него вызывает родственница погибшего героя, а значит, заткнуть ее не получится. Поэтому смирившись, он терпеливо ожидал, пока фонтан ее красноречия не иссякнет самостоятельно.

Продолжалось все это издевательство довольно долго. Хотя нельзя не признать, что помимо чисто эмоциональных реплик, практически без дополнительных вопросов тетка вывалила и все сведения, которые ему могло прийти в голову выяснять. Судя по молчанию остальных, а временами и одобрительным кивкам, в целом – шумная тетка не сильно погрешила против истины.

Выяснилось, например, что обвиняемая уже года четыре как вдова, все остальные – ее родственники, других претендентов не было, поэтому ее официальное одиночество так и затянулось: всегда было кому помочь, если возникала такая необходимость.

– Зачем ты сделал это, женщина? – спросил Игорь у вдовы, дождавшись паузы.

Все вроде бы было понятно, но просто приговорить человека, и не спросить у него хоть что-то он не мог.

– Староста напал на моего соседа, и стал одолевать, вот я и не смогла остаться в стороне… – вскинула подбородок вдова, отчего стало еще заметнее, насколько она хороша в свои почти сорок лет.

– Но ты знала, что он «староста» и поставлен следить за порядком?

– Да, – не стала увиливать та.

– Получается, что этим ты посмела бунтовать против моей власти и заслуживаешь смерти или продажи в рабство. Сбежать, я так понимаю, ты не успела… или не собиралась? – задумчиво уточнил Игорь.

Женщина обреченно опустила голову возможно не в силах ничего сказать, а может, просто не желая. От горя и понимания неотвратимости беды, ее лицо разом постарело лет на десять.

По всему получалось, что необходимо наказать не только семью, глава которой совершил убийство, и чью голову они привезли, в качестве доказательства участия в бунте, но и вот эту приятную ему бабу с детьми, неизвестно отчего влезшую в мужские разборки.

– Станьте все по семьям! – громко повысил голос судья, так и не дождавшись ответа.

Толпа с готовностью отхлынула и распалась на полтора десятка групп разного размера. Игорь прекрасно понимал, что сейчас должен произнести, и это было справедливо… Но отчего-то одолевало ощущение, как будто бы ему предстояло съесть лопату говна. Не то чтобы он был очень опытен в таких «кулинарных» экспериментах…

На самом деле, Игорь даже не видел повода оставить эту женщину в живых. В голове от всего этого шумела пустота, было муторно и ужасно грустно. Как будто бы судили сейчас его самого. От такого «неудобства» рождались быстрые лихорадочные мысли-ощущения, и становилось еще тоскливее.

«…Гадостно-то как, что же делать-то? Какие б там не были причины, но бунт это не отменит. На семью самого убийцы – плевать, не время для слюнтяйства! Они должны понимать: мятеж – это смерть физическая или «смерть» для семьи, как общности, потому что ее распродадут. Но и эту, помощницу нельзя не наказать по-настоящему…»

Тягостное решение набухало во рту, как последняя капля крови в тяжелой ране. Медленно и неотвратимо… Над селением висело почти физически ощутимое тягостное облако, и избегая мыслей о необходимости объявлять решение, Игорь отстраненным взглядом скользил по лицам стоящих перед ним людей, их одежде, ловил испуганные или просто любопытные взгляды, бросаемые на него исподволь, сам старался почувствовать личные, скрываемые этими людьми даже от себя мысли…

Почти вся толпа разобралась быстро, и лишь в некоторых уголках продолжались всплески непонятной суеты. Вот, например, тоненькая симпатичная девчонка лет 13-14, собравшаяся стать рядом с вдовой и младшими детьми. На мгновение она замешкалась, но тут же ожившая женщина шикнула, и соплячка влилась в стоящую рядом семейную группу. Молодой парень, в лучшем случае на год-полтора старше, неподвижно наблюдавший за этими метаниями, явно обрадовался «финалу» и, просветлев лицом, с готовностью ухватил ее за руку. Та в ответ не сделала, а лишь обозначила попытку вырваться, и он скрепил свое «рукопожатие» второй ладонью. На этом всякое шевеление прекратилось.

В голове у Игоря от этой пантомимы что-то «щелкнуло», и он ухватился за странное ощущение, что ему отчего-то вся эта ерунда важна. За непонятную уверенность в необходимости «разобраться», хотя вроде бы все было понятно еще до того, как он приехал сюда.

– Эй, ты! Да, тебе говорю, выйди вперед! Так, скажи теперь: где же твоя семья?

Игорь почти не сомневался, что вдова заранее ожидала нынешней развязки, и поэтому попыталась спасти хотя бы старшую из дочерей, сделав ее частью чужой семьи и спасти от рабства или даже смерти. Нет, он в принципе не собирался возражать против этого, но нежелание вдовы как-то оправдываться, отвечать на его обвинения, в конце концов, расплакаться и попросить милости… – все это чем-то по-настоящему раздражало бывшего землянина. Отнимало у него уверенность в своей правоте.

«Ну, какое тебе дело?» – мог бы спросить кто-то из прежних знакомых и друзей Игоря, окажись он в курсе дела, и неимоверным стечением обстоятельств имей такую возможность. «Считаешь, что надо поступить по Закону, так поступай! Чего тут институтку изображаешь?! Простое же дело…» И так, и не так…

Обладая почти божественной властью сегодня – над именно этими людьми, вчера – над другими, еще раньше – над третьими, нельзя не начать ощущать себя немножечко богом. У нашего героя ведь за последние полтора года чего только в жизни не было. И как минимум уже почти год, он или отправляет воинов в бой, либо сам идет с ними. И командир над своими солдатами в бою тоже имеет далеко не власть повара над поварятами.