Треверская авантюра

Иногда, правда, очередная смена юных защитников того самого – небольшого форта, – созданного для защиты от возможных вылазок горожан из южных ворот, принималась в охотку ругаться с ополчением, присматривающим за ближайшими башнями. Но происходило это без особого воодушевления. Даже с учетом того, что и большая часть ополчения тоже была или стариками, или такими же салагами-ровесниками. Собственно такие перебранки редко приводили даже к попыткам обстрелять противника из луков или арбалетов.

Поэтому услышав сигнал боевого рожка, один из ополченцев-часовых бесстрашно высунулся в широкую щель между двумя простыми, круглыми зубцами, и без особого интереса уточнил:

– Почто базлаешь, свинорылый?

Сонное лицо, красные пятна на отлежанной щеке и последующий протяжный зевок, внятно обрисовали энтузиазм и оживление, царившие среди защитников Нойхофа. Но уже традиционной беззлобной перепалки не случилось. Всадник вопрос проигнорировал, как и появление вопрошающего, а чья-то рука с недюжинной силой и вовсе задернула «златоуста» внутрь, поставив однозначную точку на возможности именно этим способом оживлять сонливую осадную скуку. Едва слышимый обиженный бубнешь часового, перебил явно сдерживаемый, но категоричный и все равно очень громкий, как призывы боевого рога голос:

– Болван, не видишь что ли? Это посланец ихнего хевдинга со знаменосцем, а не разгулявшаяся мелкота из форта напротив! Ему не по рангу перекликать с сонной курицей вроде тебя! Если он и может, кого обругать, то не тебя долдона, а весь ваш жопастый городской совет в полном составе. Если меньше, то получится урон чести его господина. У, тюря криворукая…

Раздавшийся хлопок и звон прокатившейся через всю боевую площадку ржавой каски, явно поставил точку в чьих-то попытках оправдаться. Не предназначенный посторонним диалог завершился очередным явлением. Правда, на этот раз стало понятно, что некоторые защитники носить броню явно привычны и, скорее всего, прекрасно представляют с какой стороны нужно браться за меч:

– Мое почтение, воин…

Между тех же самых зубцов, где совсем недавно появлялся сонный невежа, выглянул и выжидающе замер 35-40-летний хирдман. Его массивное тело кольчуга облегала, как вторая кожа, а лицо выражало почтительность и безусловное достоинство человека, уже многие годы взирающего на окружающих сверху вниз, но при этом не впавшего в чванство.

…прошу прощения от имени жителей города за невежливость этого болвана!

Хотя, кстати, на самом деле оскорбление «свинорылый» местные воспринимали не совсем так, как, например, современники Игоря на Земле. К началу осады в городе обсудили все общеизвестные подробности из биографии нового претендента, и по единодушному мнению местных «политологов», такая быстрая карьера была связана именно с поддержкой ярла ивингов. А ивинги ведь и правда, считают, что произошли от вепрей, так что такое обращение было ни неким пустым обзывательством, а лишь грубыми словами. Как если бы человека негроидной расы назвать с упоминанием цвета его кожи и зада одновременно.

– Мое почтение, …воин! – выделил последнее слово всадник, подчеркивая, что понимает, с кем разговаривает теперь, и дальше продолжил более громко и торжественно, давая понять, что прямо сейчас вещает не от своего имени. – Мой господин, ярл Ингвар, известный в землях фризов под прозвищем «Чужеземец», хозяин обширных аллодов⁸⁶ «Виндфан» и «Бринмор», чью руку над собой уже признали вожди запада и некоторые рода севера древней Треверской марки, желает говорить с тем, кто достоин его «услышать». Его сообщение обязательно должны узнать за стенами славного города Нойхофа.

– Я сейчас предупрежу старших. Но ты же понимаешь, что все будет не сильно быстро. Даже просто доскакать отсюда и до цитадели – понадобится время?

– О, я хорошо поел, да и коня выбрал не сильно горячего. Он тоже готов подождать, – успокоил посланник с улыбкой и своим прежним голосом…

Только через целую стражу – то есть почти два часа спустя, – надвратная башня стала наполняться шумом от присутствия множества людей и их сдержанным гомоном. Затем, в двух рядом стоящих бойницах почти одновременно появились двое мужчин. Первый, уже знакомый нам немолодой ветеран. Он-то и представил через минуту своего спутника:

– Приветствую, посланник! Я Вардхайм Тубант, старший десятник в хирде ярла треверов. Сейчас возглавляю оборону Нойхофа. Рядом со мной – достойный бургомистр нашего славного города. Мы готовы выслушать слова твоего господина, от имени всех жителей. Их будут слышать и многие другие уважаемые люди из ремесленных гильдий и от ополчения.

К этому моменту зрителей, очевидно, прибыло, потому что замелькали любопытные лица и в остальных бойницах. Правда, больше ни кто не выставлялся в проемы, в отличие от глав военной и гражданской администраций.

– Славные жители города, мой господин, по праву меча и соизволению богов, решил взять под свою руку земли племени треверов. Сейчас подошла очередь Нойхофа. Ярл Ингвар обещает, что на седьмой день от сего, он войдет за эти стены, и будет творить свой суд. Каждому – кто умрет, пытаясь противостоять его воинам, он гарантирует забвение! Их семьи будут лишены всего движимого и недвижимого имущества, свободы и права распоряжаться собственной судьбой.

Лишь одному человеку и его сообщникам, что предательски умышляли на жизнь моего господина, милостей не достанется. Это глава гильдии красильщиков, известный среди вас так же под именем Маанлих Едкий⁸⁷. Мой господин объявляет его вне закона, а все его имущество – своим. После взятия Нойхофа под свою руку, ярл Ингвар учинит дознание, и все сделки по продаже его имущества признает недействительными. Остальным же мой господин гарантирует защиту! Каждому, кто своей волей признает его власть, он обещает свободу и справедливость!

– И что же, даже грабить не станут? – полу удивленно, полу издевательски уточнил чей-то знакомый голос, дополненный не менее знакомым хлопком, и таким же родным «звоном» от укатившейся каски.

– А какой ему интерес жечь и грабить собственных подданных? Кормить вас потом, что ли? Ярл Ингвар клянется, что если у кого-то в его войске жадность затмит разум, таковой глупец будет признан вором и наказан по обычаям, ничуть не мягче, чем те, по которым вы живете сейчас. В том слово его твердо! Однако за участие городской стражи в нападении на него, на город будет наложена контрибуция в «пятину» от всего имущества. Но жителям с доходом менее трех марок или 432 гельдов серебром в год, о том можно не печалится!

Развернувшись, посланник потрусил в сопровождении спутников в сторону лагеря, больше не склонный что-либо объяснять или как-то увещевать своих оппонентов. Этого собственно, почти никто и не заметил.

Последнее заявление вызвало безобразный гвалт на стенах и болезненные гримасы на лице у обоих предводителей. Гражданский начальник осознавал будущие потери, поскольку не верил в возможность удержать стены, старый ветеран – болезненно пытался пережить факт, что мгновенно лишился большей части своего ополчения. Если не всего. Правда, он тут же крепко пообещал себе, что все равно попытается удержать стены. Даже если придется это делать самому…

* * *

В это время в палатке предводителя осадной армии Игорь на пару со своим ближайшими офицерами потягивали пиво под кусок замеченного на костре осетра или чего-то похожего. Надо признать, они тоже немного прониклись всеобщей расслабленностью и позволяли себе это регулярно. Хотя патрулям, часовым и дозорным никто волынить все же не позволял.

– Господин, а почему семь? Осталось же не более четырех-пяти дней до… Ну как осадные башни закончат. Да и не думаю, что кто-то тут устал от такой войны… – удивился Дольф, под смешки остальных.