Трезвенная жизнь и аскетические правила: Толкование правил преподобных отцов Антония, Августина и Макария
Шрифт:
Итак, нужно трезвение, которое предполагает, во-первых, беспопечительность, а во-вторых, странничество. У тебя должна быть убежденность, ясное чувство, что ты странник. Людей, находящихся рядом с тобой, ты не должен считать своими. Кто бы что ни думал — это тебя не касается. Единственное, что тебя волнует, — это твой Бог, Бог, Который посреди братства. Если же ты заинтересован в том, чтобы и другой жил так, как живешь ты, если заботишься о том, чтобы и другие любили игумена, если тебя занимает мысль о ком-то и ты хочешь ему помочь, если ты завел особую дружбу или стремишься вновь и вновь видеться с каким-либо человеком, если ты беспокоишься: «Что случилось? Пришел ли такой-то? Ну как он?», — тогда твоим богом становится этот человек. Когда в тебе зарождается какой-либо интерес к ближнему, когда ты становишься своим для какого-то человека или у тебя появляется идея, стремление, пожелание, тогда ты оказываешься чужим для Бога, твоя жизнь
Конечно, сказанное не относится к тому, что делают специально назначенные лица: привратник, наблюдающий за воротами, повар, трудящийся на кухне, эпитроп, исполняющий свои обязанности. Но сам я не должен беспокоиться об этом. Я могу позволить себе сделать что-либо лишь в том случае, если сделаю это совершенно беспристрастно, не имея помыслов ни о чем. Вижу, например, камень посреди двора. Если этот камень не становится поводом для действия во мне страсти, то есть если я не сержусь на братьев, которые подметали двор и не убрали его, то можно его взять и отбросить в сторону. В противном случае меня связывают и этот камень, и все камни двора. Нужно, чтобы я был совершенно беспристрастен и нелюбопытен, был выше всего. С того момента как я пал, задав вопрос или вступив в разговор, я — вор, скрадывающий Бога, даже если я великосхимник. Я оставляю ангельское делание и становлюсь перстным человеком. Только тот, кто стоит на духовной высоте беспристрастия, может сказать, что он имеет трезвение.
Трезвение — это средство, которое очищает и освобождает человека от вожделений и самоволия. Иначе не может быть очищена вожделевательная сила и воля человека, а также раздражительная сила, которая сокрыта очень глубоко, потому что коренится в наклонностях души. Раздражительная сила очищается последней. Как душа выходит из тела лишь при последнем вздохе, так и свои душевные склонности человек оставляет в последнюю очередь. Но он все-таки может сколько-то очиститься от желаний и самоволия и сделаться способным жить с Богом. Когда человек постоянно трезвится, тогда все устремления, желания и волеизъявления теряют свою энергию и прекращают действовать: они теснятся в глубине его существа, не могут излиться куда захотят и предпочитают бежать вместе со всеми демонами, которые их возбуждают, чем оставаться в такой тесноте.
Итак, монах всегда исполнен радости и пребывает в трезвении днем и ночью. Но как только наше общение с ближним на послушании, за трапезой или на прогулке подрезает нам крылья трезвения, мы теряем то, что приобрели, и не можем жить в Духе. Это все равно что трудиться и наполнять цистерну водой, а потом вдруг вынуть пробку и в один миг выпустить всю воду. Тогда придется начинать все с начала. Так и мы теряем благодать Святого Духа и никак не можем удержать ее в себе.
Давайте перейдем к следующему необходимому условию, которое связано с трезвением и радостью, — к правилу. Это ежедневная духовная пища и питье человека, называемая на языке отцов-подвижников литургией. Когда отцы-аскеты говорят о литургии, они не подразумевают Божественную литургию. У них она служилась редко, в особенности у пустынников, хотя причащаться Божественных Таин они могли и чаще, не за литургией. Однако свою ежедневную литургию, то есть свое правило, они не оставляли никогда, потому что правило — это время особенной борьбы с Богом. Именно тогда можно или стяжать Бога, или потерять Его.
Правило — это бдение монаха, которое у каждого имеет свою продолжительность и особенности. Понятно, что речь идет не об общих церковных бдениях, представляющих собой нечто другое — общее предстояние пред Богом. Правило — это бдение, которое мы совершаем каждый день в своей келье, это сердцевина нашего бытия, самая тонкая и важная часть монашеской жизни. Правило показывает, имеем мы в себе Бога или не имеем, есть у нас расположение Его стяжать или нет. Тот, у кого нет правила, несомненно, обманывает сам себя, полагая, будто имеет Святого Духа. Нет Святого Духа, действующего и говорящего в нас, если у нас нет ночного правила. А если подходящих условий для него нет, то, по меньшей мере, должно быть желание и жажда их создать, чтобы когда-нибудь мы могли проводить ночь в молитве и бдении. Бог увидит наше желание и исполнит его.
Когда же следует совершать правило и когда отдыхать? Что касается вопроса об отдыхе, здесь существует множество разнообразных подходов. Иные отцы спали немного утром, иные — немного вечером, а иные всего
один
час в сутки. Кто-то спал по три часа, кто-то по шесть, семь, каждый соответственно своей выносливости, образу жизни и учению своих наставников. Правило, эта ночная литургия, несомненно, просвещает душу и соединяет ее с Богом. Во время бдения человек просвещается, его мысль очищается, помыслы убегают, ум остается наедине с собой, так что может простираться, восходить к Богу, радоваться Ему, любить Его, познавать Его, потому что это уже его Бог, а не какой-то Бог неведомый. Но пусть даже пока наш Бог нам неведом — мы, конечно, не оставим своего бдения. Будем уставать, будем мучиться, чтобы жить вместе с Ним.Если у древних афинян был алтарь, посвященный неведомому Богу, то тем более он есть у нас. По правде говоря, для большинства людей Бог неведом, Он за облаками, во мраке. Он Бог, Которого мы не чувствуем, близость Которого не переживаем, не осознаем. Именно поэтому духовная жизнь для нас и трудна. Поэтому мы и не можем подолгу беседовать с Богом на бдении, поэтому и не можем сосредоточенно пребывать на богослужении. Мы не чувствуем Бога, не знаем Его, не любим, Бог не вызывает у нас трепета, ничего для нас не значит. Молитва и бдение для большинства людей, а иной раз и для монахов — это густой мрак.
Несмотря на все это, просвещение души и единение с Богом, то есть стяжание личностного Бога, совершается именно во время молитвенного правила. Это суровые часы, потому что у нас Бога нет, но мы призваны Его стяжать. Конечно, Бог существует. Мы знаем, что Он в нашем существе, в атмосфере, монастыре, Он «везде сый». Но при всем этом мы живем как безбожники в мире, мы ничем не лучше грешников, мытарей, блудниц и преступников. И даже если мы праведны с головы до ног, вопрос в другом: есть ли у меня лично Бог, служу ли я Богу, видел ли Его, познал ли я Его, просветил ли меня Бог? Речь идет о том, насколько мое бытие причастно жизни Бога, а не о моих мечтаниях, в которых мне может представляться, будто Бог говорит со мной и что-то мне открывает.
Поскольку, как правило, Бога у нас нет, мы волейневолей понимаем, что наша молитва будет подвигом, борьбой. Представьте, как поджаривается мясо на решетке для жарки, как с него капает кровь, распространяется запах жареного. Вот такой «решеткой» становится для нас правило: мы приносим в жертву самих себя, с болью подвизаемся, отдаем свою ночь, свою жалкую жизнь, свой грех, свою священную жажду Бога. Все это мы кладем на «решетку» молитвы и так становимся жертвой Христовой. Если я не чувствую Бога, то по крайней мере буду приносить себя в жертву Ему и так стоять пред Ним. Бог видит эту жертву, видит, что я становлюсь ради Него мучеником. Приведите Мне мучеников, — говорит Господь. Так и я становлюсь мучеником, которого Церковь приводит в эту келью — кладет на решетку для жарки; среди мрака, горечи, слепоты, безумия и неведения я приношу себя в жертву Богу.
Правило — центр духовной жизни. И мы видим, что святые отцы предлагают много способов бдения в соответствии с тем, какой дух был в каждом из них, где и когда они жили. Один всю ночь проводил стоя. Иной читал Псалтирь, иной произносил только: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя», иной два, три часа читал Священное Писание коленопреклоненно, а ктото и стоя, иной читал перед иконами Ветхий Завет, или Евангелие, или псалмы. Иной перетаскивал с места на место камни. Каждый подвизался как мог. Отцы изыскивали тысячи способов, чтобы преодолеть стену, отделяющую их от Бога. В общежительном монастыре, чтобы встречаться, соединяться в Духе, нам нужно находиться в некоем общем пространстве, которым и является бдение. В этом общем пространстве один может стоять выше, другой ниже, соответственно тому, в какой мере он принял Духа в свой ум и сердце, соответственно своей способности подвизаться и вмещать Святого Духа.
Сколько же должно продолжаться наше ежедневное бдение? Оно должно длиться как можно дольше, однако начинаем мы с одного часа, затем переходим к двум, четырем, пяти часам. Это происходит естественно, организм привыкает. Как свыкается человек с нищетой и не может жить в богатстве, или привыкает к богатству и не может жить в нищете, или привыкает к деревне и не выносит жизни в городе, точно так же происходит и с бдением. Мы, конечно, не должны изнурять себя, но устать немного придется, ведь как иначе выйти из состояния грубости, нерадения и сонливости и стать птицей, бодрствующей пред Богом? Как из обыкновенных людей мы станем святыми? Наши глаза опухнут, будут болеть… Но все же трудности будут появляться постепенно, не сразу все. Отцы Церкви очень многое перепробовали, чтобы приучить себя к бдению. Никто не принуждает меня бодрствовать до изнеможения, так чтобы потом я не мог прийти в себя от утомления и исполнять свое послушание; никто не принуждает меня спать, сидя на стуле, и мучиться всю ночь. Бог не убивает тело, не убивает душу. Бог — податель жизни, Спаситель. Он убивает наши страсти, а не нас самих.