Три аксиомы

Запомнился мне один толкач, тихий скромный человек, не похожий на других выколачивателей древесины, отличающихся профессиональным настырством. Я встретил его в Петрозаводске, столице лесной Карелии, и на той же неделе в Котласе, где находился Лесосбыт не менее лесистой республики Коми. Переехал в Архангельск и снова увидел то же лицо. Ну, конечно, вступил с ним в разговор, как со знакомым человеком:

— Кто из нас кого преследует по пятам?

И он поведал свою грустную повесть:

— Зовут меня Орловским, кличут Сергеем Николаевичем. Я заведую транспортным отделом Винницкого сахаротреста на Украине. Очень крупный трест. Думаю, что в Америке нет таких. У нас тридцать восемь заводов. Должны мы были получить в этом году четыре тысячи кубических метров железнодорожных шпал. Наряды оформлены на Карелию, республику Коми и Архангельскую область. В первом квартале не получили ни одной шпалы — наряды пропали, во втором тоже. Сейчас лето кончается, ждать дальше нельзя. Слали мы сотни телеграмм — не отвечают. Пришлось ехать самому. И знаете, что они заявляют? «Мы, — говорят, — Министерству транспортного строительства не в состоянии полностью выполнить поставки, а давать шпалы сахаротресту — это просто баловство».

— В самом деле, зачем вам шпалы?

— Так ведь у нас на каждом заводе свои железнодорожные пути: от станций до завода. Свекла приходит в вагоне прямо на заводской двор; сахар тоже грузится в вагоны. На всех наших заводах пятьсот километров железнодорожных путей. А теперь шпалы сгнили, движение закрыто, железная дорога не подает вагонов на завод, и все грузы выгружаются на станциях, а оттуда перевозятся на автомашинах. Осенью свекла валяется на станциях под дождем и на морозе. И все это убойство и безобразие только из-за недостатка шпал.

Тысячи гонцов, подобных винницкому, осаждали конторы Лесосбыта в таежных областях.

И вот тогда в обиход вошел принцип: «Спасайся кто как умеет!» Не будучи в состоянии удовлетворить всех потребностей в централизованном порядке, государство разрешило всем ведомствам, нуждающимся в древесине, южным республикам, исполкомам степных областей и городским Советам собственными силами заготовлять древесину в тайге. Наравне с леспромхозами Министерства лесной промышленности в тайге появились карликовые леспромхозы других министерств. Эти предприятия, находясь за тридевять земель от своих хозяев и не подчиняясь местным властям таежных областей, работают бесконтрольно, допускают финансовые и всякие другие вольности, нарушают лесохозяйственные правила, относятся к лесу нерадиво.

Особенно лихо приходилось колхозам степных районов. Им надо строить и коровники и хаты, а своего лесу нет. Степные колхозы тоже посылали на Север своих уполномоченных добывать «левый лес» по «вольной цене».

Вот как плохо, когда тайга не выполняет плана.

Нынче положение улучшается. Государство находит возможности оказывать колхозам помощь в строительстве и выделяет больше древесины.

Тайга ближняя и дальняя

Самое прекрасное, что есть на Севере, — светлая летняя полночь. В разных местах и в разное время она является во многих вариантах. Тот вариант, который я увидел в Подюге, — один из самых красивых.

Солнце зашло, но оно где-то неподалеку, и его лучи диковинным образом преломляются в прозрачной кисее легчайших и тончайших, незаметных глазу облаков высоких слоев атмосферы. Все небо — радуга. В зените висит спокойный бледно-голубой круг, его окружают широкие пылающие кольца: желтое, оранжевое, розовое, лиловое и у самого горизонта — синее. Удивительно то, что нет обычной зари на одной стороне неба; висящие ярусами одно над другим кольца окрашены одинаково и на севере, куда спряталось солнце, и на юге.

В такую ночь мы вышли из прокуренной комнаты на улицу и присели на крылечке. Приехавший в Подюгу на совещание начальник Архангельского лесного управления Д. Ф. Горбов рассказал:

— Здешняя тайга близка и доступна. Она пересекается двумя железными дорогами: Северной и Печорской. Брать отсюда лес удобно. Районы Архангельской области, примыкающие к железным дорогам, усиленно рубятся с первой пятилетки. Лесопользование в железнодорожных районах во много раз превышает допустимые нормы. Совсем мало осталось спелых лесов, а молодняки еще не поспевают. Придется скоро закрывать некоторые леспромхозы в железнодорожных районах.

Я ответил, что на то же самое жалуются костромичи, карельцы, свердловчане. Всюду говорят о недопустимых перерубах, просят снизить объем лесозаготовок и поругивают планирующие организации.

— Нельзя просто снизить, в том вся и загвоздка, — заметил областной начальник. — Страна требует больше лесоматериалов и страдает от их недостатка. Можно только, не снижая общего объема лесозаготовок в стране, переложить нагрузку с одних плеч на другие. Да пока еще нет этих других плеч. Надо вовлекать в эксплуатацию новые районы лесозаготовок, и тогда положение старых облегчится. У нас есть крупные резервы, да только медленно они осваиваются. Возьмите вы нашу Мезень — там лес пропадает без пользы.

Водный путь

На Мезень можно попасть на самолете. Всего час в воздухе. Но эта легкая достижимость способна дать обманчивое представление о доступности бездорожного края. Самолеты приземляются в районных центрах, а что такое районный центр? Точка на карте. Кроме точек, есть обширные пространства с глухими углами, куда груз идет из Архангельска ровно год.

Чтобы получить более верное представление, поедем обычной дорогой, какой добирается весь рабочий люд и доставляются товары.

Главнейшим путем проникновения в тайгу исстари служили реки. Сплав леса до сих пор играет важную роль. А для мезенского леса единственный выход на рынок — река Мезень.

Она нигде не пересекается с железнодорожной сетью и впадает в северо-восточный угол Белого моря. Стало быть, ехать туда надо сначала морем.

Есть две пароходные линии на Мезень: товаро-пассажирская со многими остановками на побережье, и экспрессная — с одной только остановкой у острова Моржовец. Выбираем экспрессную.

Пароход «Воронеж», отвалив от пристани в Архангельске, километров тридцать идет мимо выстроившихся вдоль реки лесопильных заводов. Белыми домиками стоят штабеля напиленных досок. Пахнет водой и опилками. Того и другого тут много.

И вот, наконец, развернулось перед взором широкое море. Выход из речной в морскую воду всегда резко заметен для глаза: вдоль бортов парохода появились широкие полосы белой мыльной пены, и они далеко протянулись за кормой, сохраняя след прошедшего судна. Морская вода — густая, это раствор солей. Пузырьки воздуха, вбитые корпусом судна в глубину, освобождаются медленно и трудно, так же как из мыльного раствора, который, как известно, можно даже пускать через соломинку летающими шариками. В пресной речной воде таких явлений не бывает, ее в пену не собьешь.

Море встречает нас ласково. Тихо, тепло, солнечно. В сводках по радио передают: «На Кольском полуострове, в Архангельской области, Поволжье, Западном Казахстане и Туркмении сохранится жаркая погода». Вот какие бывают курьезы: Архангельская область в одной группе с Туркменией. Приятно плыть по Белому морю в такую редкостную погоду.

Но для лесов жара — бич. Уже сколько раз за последний месяц приходилось нюхать пожарный дымок. Горит тайга. Настолько сильно, что не могут погасить.

Мы идем на север. Справа все время виден берег, сплошь заросший лесом. Особенно красиво побережье в районе Зимних гор: высокие и крутые голубовато-серые обрывы в темно-зеленой раме тайги.