Три аксиомы

Прохождение бревна сквозь раму длится с полминуты, на последних стадиях оно происходит уже автоматически, а тележка успевает отбежать назад, схватить новое бревно и опять нацелиться концом на центр рамы. От точности прицела зависит результат.

Я давно знал, что Мезенский лесозавод славится качеством своей работы. В течение ряда лет он занимает среди всех лесопильных заводов Архангельской области первое место по наибольшему выпуску высокосортных экспортных досок. Сейчас я разговариваю на эту тему с главным инженером Л. А. Березкиным.

Он говорит, что хороший распил, правильная сортировка, почти отсутствие брака есть результат хорошей работы коллектива. Местные жители — работящий народ. Многие работают по сорок лет, накопили большой опыт, стали умелыми мастерами.

В кабинете главного инженера паркетный пол. Так это для меня неожиданно, что я присел на корточки и потрогал плитки рукой. Паркет делается обычно из дуба, на Севере дуб не растет. В городе Архангельске паркет — исключительнейшая редкость, и он привезен из Белоруссии. Неужели на Мезень привезли?

— Лиственница, — прерывает мои размышления главный инженер, — великолепная, твердая, крепкая древесина. Ее очень ценили в эпоху деревянного кораблестроения, но в XIX столетии перестали добывать, потому что корабли начали строить из железа. По техническим качествам древесины главной древесной породой на лесозаготовках долгое время была сосна; лишь в XX веке появился усиленный спрос на ель: это наилучший материал для широко развившегося целлюлозно-бумажного производства и выработки вискозных и штапельных тканей, а в строительстве она вполне заменяет сосну. А лиственница? Это дерево будущего. В смене мод на разные древесные породы она, несомненно, скоро займет почетное место. Почему ее до сих пор не добывали? Тяжелая она, тонет при сплаве. Но эту трудность можно преодолеть.

Под впечатлением паркета из лиственницы, этого свидетельства лесных богатств Мезени, я говорю главному инженеру Березкину:

— Слов нет, пилите вы хорошо. Да, вероятно, и лес получаете первоклассный. Ведь ваш завод — единственный потребитель всех лесных богатств Мезени.

— Ой, не скажите! — горько усмехнулся инженер. — Коснулись вы самого больного нашего места. Имеем мы к лесозаготовителям серьезные претензии: они дают очень тонкие бревна. При распиле тонкого сырья получается много обрезков и мал выход досок, снижается производительность наших станков вдвое. Кроме того, мы не можем дать широких досок, какие с нас требуют. И всего хуже, что даже такого невыгодного сырья не дают нам вдосталь. Почти ежегодно стоим полтора, а то и два месяца.

— Мало заготовляют? — спросил я.

— Нет, заготовляют достаточно. На нас работают два леспромхоза: на среднем течении Мезени и ее притока Вашки — Лешуконский леспромхоз Архангельской области, а в верховьях Мезени и Вашки — Удорский леспромхоз республики Коми. Но сплавить заготовленную древесину они не успевают; каждый год в верховьях остается пятьдесят-семьдесят тысяч кубометров. Вот и в этом году плоты исправно шли только двадцать дней после начала навигации, а потом подход плотов приостановился: реки в верховьях обмелели. Пароходы там теперь уже не ходят, а лес плавят ногами.

— А что это значит «плавить ногами»?

— Это возврат к XIX веку. Поедете туда — сами увидите.

Расточительница

Старенький и маленький одноэтажный колесный пароходик «Комсомолка», каких сейчас, пожалуй, не увидишь ни на какой другой реке, кроме Мезени, шлепает плицами, направляясь в очередной рейс. «Комсомолке» минуло от роду пятьдесят лет, и в пору звать ее «Ветеранкой», но она по-прежнему исправно несет свою службу. Это единственный на Мезени пассажирский пароход, совершающий два раза в неделю регулярные рейсы от Каменки до Лешуконского.

Достоинство суденышка заключается в том, что, имея на борту пассажирские места, не какие-либо там сидячие, а спальные, на койках, оно довольствуется минимальнейшим количеством воды, и, как бы ни мелела летняя Мезень, не было, кажется, случая, чтобы «Комсомолка» прекращала рейсы.

Да, они не прекращаются, но иной раз затягиваются. На второй остановке от Каменки (у села Дорогорского) изменился ветер, подошел густой молочно-белый туман, и наш пароход не решился двинуться дальше, пережидал, покуда не прояснится. Вместо вчерашних двадцати семи градусов тепла сегодня только семь…

Туман пронесло, открылись берега, пароход зашумел колесами, двинулся дальше. Идем на юг, в глубь лесной зоны.

Скупой мелкий дождик сопровождал нас до конца пути и, как оказалось впоследствии, потушил все таежные пожары, но воды в реке не прибавил.

Принято скорбеть по поводу обмеления наших среднерусских рек — поглядели бы на Мезень, узнали бы, что это такое — летнее мелководье.

Редкостная река по громадной ширине — шире Волги, — русло в три километра, а тонким слоем воды заполнена незначительная часть, на остальном пространстве желтеют обсохшие пески.

Многоводной бывает Мезень только в весенний разлив. И тогда она настолько глубока, что баржи-самоходки везут тяжелые грузы из Архангельска прямо в Лешуконье, без перевалки в Каменке на речные суда.

А потом с безумной быстротой растрачивает накопленные за зиму богатства. Талые воды скатываются недели за три, и река мелеет.

Причина заключается в крутом уклоне.

Уклоном, как известно, называется отношение падения (то есть разницы в высоте над уровнем моря между истоком и устьем) к длине реки. Падение Волги — 242 метра, длина — 3700 километров. На каждом километре течения Волга понижается на семь сантиметров. Вот это и есть уклон.

Уклон Мезени почти в шесть раз круче. При всем том Мезень по своему характеру — вполне равнинная река, нет на ней ни порогов, ни водопадов — всюду лежат пески. Разумеется, при таком крутом уклоне вода сбегает быстро; задерживают ее только перекаты, играющие полезную роль.

— Кабы не перекаты, вся вода из Мезени утекла бы, — говорит капитан «Комсомолки» А. Ф. Потапов. — Но они же мешают нам, судоходцам. Есть земснаряд, он поддерживает нужную глубину от Каменки до устья Вашки. Эта часть реки остается судоходной всю навигацию.

Вообще река значительно улучшена. Бывают нынче засухи и низкие уровни воды, но нет никакого сравнения с засушливыми 1932 и 1938 годами, когда судоходство почти прекращалось и пришлось бросить в обсохших на пути плотах двести тысяч кубометров древесины.

Проделана важная работа по уничтожению так называемых «собачьих горл», которых прежде было немало, особенно в верховьях.

Между высокими лесистыми берегами пролегла полоса песков шириной в 2–3 километра; по ней протянулась вереница озер. Из озера в озеро через пески струятся, причудливо извиваясь, ручьи. По нескольку рядом: по два, по три, иногда до семи штук. Это и есть «собачьи горла». Такова была прежде летняя Мезень в среднем и верхнем течении.