Три аксиомы

Вся команда бродила в воде, не раздеваясь, — парни кто в чем, а девушки в юбках, надетых поверх лыжных костюмов. В одежде теплее. Я, выросший неподалеку отсюда и в сходных условиях тундры и тайги, знаю это с детства. Холодно только сначала, при погружении, когда сквозь одежду приливает к телу первая вода, а потом она согревается.

Дно у реки неровное. Местами вода всего до щиколотки, а рядом яма человеку по грудь. Туда и отводят освобожденные плитки.

Парни и девушки бродили всю светлую ночь и целый день. Только к вечеру все шесть паромов стояли на привязи у приглубого берега под крутой красной «щельей».

Раскололи топорами бревно, запалили на берегу жаркие костры. Сушились, тоже не раздеваясь. Сидели около костров, и от людей палил густой пар.

Сварили в котле соленую треску, вскипятили чай. Попили, поели, легли на камнях около костров спать. Через два часа проснулись от холода. Температура воздуха и днем и ночью почти одинаковая, колеблется около семи градусов, но спящему человеку всегда кажется холоднее.

Из четырех девушек только одна здешняя, трое приехали по договору с Украины. Одну украинку зовут Эльвирой Витальевной.

Я говорю:

— У вас даже имя неподходящее для такой грубой работы. Эльвира — что-то воздушное, тонкое, кисейное.

Бригадир Беляев заступился:

— Вовсе она не кисейная. На работу горазда, не отлынивает.

А Эльвира добавила:

— На второй год в Олемском лесопункте остаюсь. Зимой на лесозаготовках легче: жилье с крышей. Поворочаешься в снегу с топором, обрубая у дерева сучья, промокнешь, промерзнешь, да зато придешь в натопленную комнату, повесишь одежду к горячей печке, ляжешь на кровать под одеяло. А летом на сплаве тяжеловато — без крыши, кругом вода: снизу — речная, сверху — дождевая.

Да, вода сверху и снизу. Перемокли люди, иззябли, но ни у кого на гриппа, ни насморка. На безлюдной широкой реке ничем, не заразишься: никаких вирусов. Случись такая штука в городе — все бы слегли, а здесь подрожит человек так, что зуб на зуб не попадает, согреется, и никаких последствий.

Гриша Лешуков, идущий в одиночку, доволен: его паром не коснулся мели. Вообще парень настроен жизнерадостно:

— Не горюйте, товарищи, что холодно! Зато весь комар спрятался.

Я говорю:

— Мода пошла плавать на плотах по Тихому океану. Норвежец Хейердал, американец Виллис переплыли.

— Для какой надобности?

— Кто для науки, а кто и без надобности, просто так, чтобы преодолеть трудности и показать доблесть.

— Ну и чудаки! — смеется Гриша. — Прогнать плот по Тихому океану не диковина, там глыбко. Ехали бы к нам, на Вашке народу не хватает. Дали бы им паром — гони по песку-щепичнику через собачьи горла, доказывай свою доблесть!

Оттолкнулись от берега, поплыли, вытянулись в цепочку.

Прошли километров десять. Показалась деревня Рещелье. Тут задул встречный ветер, трудно стало управлять паромами, тащит их ветром на меляки.

Решили остановиться. Плыть при сильном ветре не полагается по правилам, и простои из-за ветра оплачиваются. Приткнулись к берегу, вбили колы, привязали паромы, пошли в деревню проситься на постой. Девушек удалось пристроить, парней не пускают.

Я говорю рещельским хозяйкам:

— Петь да плясать вы мастерицы, а нехорошо поступаете. Распремилых девиц в гости пустили, а самолучших молодчиков прочь гоните. Как же людям на холоду под дождем мокнуть?

— Где уж хорошо! Совсем нехорошо! Да боязно. У этих вербованных — полтавских да харьковских — на лбу не написано, какой он есть человек. То ли из армии вернулся, то ли досрочно выпущен из тюрьмы.

Пробую возражать:

— Плохой человек один из тысячи.

— А когда в двери стучит, почем знать, может, как раз тот самый, который один из тыщи…

Нашлись люди, знающие бригадира Беляева. Убедились, что и все остальные — свои соседи-лешуконцы. Кое-как разместились.

Стояли сутки. Отдохнули, взбодрились. Вечером ветер затих. Двинулись вперед.

Снова застряли. Всю ночь бродили в воде, стаскивали паромы. Снялись и не сушились, мокрые сели на паромы, поплыли, потому что невдалеке видна деревня Чулощелье, и лучше сделать привал в деревне, а не на пустынном берегу.

Опять затруднения с устройством под крышу. Хозяйки говорят:

— Вы, табачники, искру зароните. А то вшей напустите.

Бригадир ответил:

— Какие могут быть вши, когда беспрестанно купаемся? Все косточки перемыты. Чище нас нет людей на всем белом свете.

Разбрелись по деревне. Уж кому как удалось, так тот и устроился.

Ветер держал в Чулощелье трое суток. Потом опять двинулись, шли хорошо, на мели садились не часто, но по временам заставлял останавливаться сильный встречный ветер. Устраивали тогда привал, разжигали костры, грелись.

Через двенадцать суток караван миновал районный центр Лешуконское, вышел из Вашки на реку Мезень и остановился в Верхнем Березнике. Тут находится формировочный рейд, отсюда начинается низовая глубокая Мезень с не прекращающимся в течение всего лета судоходством. Все шесть паромов связали в один плот, и леспромхозовский моторный катер повел его на лесопильный завод в Каменку. А бригада может пешком возвращаться обратно в свою Олему.

Плотогоны довольны, конец — делу венец. Правда, многовато ухлопали времени. Путь в семьдесят два километра отнял двенадцать суток, потому что плыли всего трое суток, а девять суток стояли, но хорошо и то, что достигли цели.

Отличились две бригады удорцев. Они поставили рекорд: пригнали по Мезени паромы из республики Коми и путь от Кослана до Березника в четыреста пятьдесят километров совершили за три недели.

Старики удорцы не растеряли издавна накопленный опыт паромного сплава. У них на паромах сбиты шалаши и насыпана земля для раскладки костра — можно на плаву и обогреться и укрыться от дождя. А внутри шалаша висит ситцевый полог от комаров. С комфортом плывут люди.

Однако не все так удачливы. Труднее всего приходится приезжим с юга, «вербованным». У них нет ни сноровки, ни чутья глубины под текучей водой. Бригада Антона Петровича Кутули, состоящая из полтавских, курских да харьковских, прошла по Вашке за месяц сто пять километров, приблизилась к концу пути, и тут постигла незадача: три парома накрепко застряли, не доходя семи километров до Лешуконского, а остальные сели на песок под самым райцентром. Сидят две недели, и уже август на носу. Скоро потемнеют ночи, труднее станет работать.