Три билета до Эдвенчер
Шрифт:
Но вот разрешили посадку. Мы кое-как вскарабкались в самолет и втиснулись в похожие на черпаки кресла, стоявшие по сторонам, а любимая собака священника заняла собою чуть ли не весь проход. Закрылись двери — и вся машина затряслась, а слова потонули в реве моторов. Боб бросил мне безмолвный взгляд, откинулся на спинку кресла и сомкнул глаза. Да разве тут уснешь! Пилот был преисполнен решимости как следует прогреть моторы. Рев двигателей напоминал вой мертвецов, пробудившихся от последнего покоя! Самолет ходил ходуном, хоть и не двигался с места, так что в нем, наверное, не осталось ни одного неразболтанного винтика или гайки. Но вот мы портились по растянувшейся чуть ли не на целые мили взлетной полосе, и снова остановились. Моторы, набрав беленые обороты, опять завыли, ровно ведьмы; мы дрожали и тряслись, будто сидели не в самолетных креслах, а в зубоврачебных — в ожидании,
Внизу под нами расстилался лес, являя глазу тысячи различных оттенков зеленого цвета; с высоты он казался плотным и кудрявым, словно ковер из зеленого каракуля. То здесь, то там в зеленую кипень вплеталась затейливым узором серебристая нить реки, а иной раз посреди гущи зелени в лучах солнца вспыхивал ярким белым пятном песчаный островок. Потом наша воздушная колымага нырнула в летучую гряду облаков, скрывшую от нашего глаза красоты пейзажа; только мы из нее вышли, как тут же попали в другую. Как раз в это время началась череда воздушных ям. Порою самолет столь неожиданно бросался камнем на сотни футов вниз, что душа уходила в пятки. Неудивительно, что от подобных передряг физиономия Боба сделалась цвета зеленой яшмы, а тут еще батюшкина псина, сев на задние лапы, положила Бобу на колени огромную слюнявую морду, ожидая, что ее приласкают и утешат. Какое там! Боб молча отпихнул ее, не открывая глаз. Юный индеец уже перестал одаривать улыбками всех и каждого — он, тише воды, ниже травы, забился в кресло, прикрыв лицо большим носовым платком. Вид у него был потерянный.
Зато другой индеец — привыкший ко всему стюарт, в обязанности коего, помимо раздачи гигиенических пакетов пассажирам, входили также погрузка и разгрузка воздушного судна — блаженно растянулся на мешках с почтой, читая газету. Мало того, он еще закурил сигарету и стал овевать нас клубами ядовитого, зловонного дыма. Жена священника попыталась завести разговор с Бобом — как мне казалось, скорее из желания отвлечься от воздушных ям, нежели из стремления помочь ближнему.
— Вы в Каранамбо или Боа-Виста?
— В Каранамбо.
— Правда? И надолго вы задержитесь в Рупунуни?
— Всего на две недели. Мы занимаемся ловлей животных.
— Вот это да! Теперь я знаю, кто вы! Ваши фотографии были помещены в «Кроникл» на прошлой неделе. Отлично помню — вы там были сняты с какой-то змеей в руках.
При слове «змея» Боб скорчил жалкое подобие улыбки — он был явно задет за живое. Тут самолет опять бросило к земле, и Боб резко выпрямился и устремил умоляющий взгляд на стюарта. По-видимому, благодаря долгой практике у этого человека выработалась способность читать мысли пассажиров. Не говоря ни слова, он быстро слез с груды почтовых мешков, откуда-то извлек большую заржавленную жестянку — она заменяла гигиенический пакет — и изысканным жестом вручил ее Бобу. Тот уткнулся в нее лицом и так застыл. Тут, очевидно, сработал могучий фактор самовнушения — вскоре дурному примеру Боба последовала жена священника, а за нею и все остальные пассажиры, за исключением самого отца церкви и меня.
Выглянув в иллюминатор, я заметил, что густой зеленый ковер леса начинает расползаться на отдельные рощицы, разделенные травянистыми лужайками. Вскоре мы уже летели над настоящей саванной. Лес уступил место растянувшейся на многие мили холмистой, заросшей травою равнине с редкими, растущими вразброс кустарниками да немногочисленными озерцами, спрятавшимися во впадинах. Делая круг за кругом, самолет снижался над площадкой, которая казалась чуть ровнее простиравшейся вокруг саванны — очевидно, мы шли на посадку.
— Похоже, прилетели, — сказал я Бобу.
Он неохотно оторвал лицо от жестянки и бросил взгляд в иллюминатор.
— Не болтай глупости, — буркнул он. — Где тут можно приземлиться?
Как раз в этот момент самолет мягко сел в траву, покатился, плавно сбрасывая скорость, и застыл на месте. Еще мгновение покачались лопасти винтов, пару раз тихонько чихнули моторы… Все! Стюард, он же по совместительству грузчик, распахнул двери, и в салон ворвался теплый благоуханный ветерок. Все вокруг, казалось, почив благодатной безмолвной тишине. Самолет окружила кучка индейцев — на фоне пустынной саванны они казались неким монгольским племенем, неведомо каким ветром занесенным сюда из степей Центральной Азии. Вероятно, это были единственные люди на двести миль окрест. Все остальное — бескрайние
просторы колышущейся травы, то там, то здесь вспыхивающей серебром от ласкового прикосновения ветерка. Единственным признаком человеческого жилья являлась стоявшая в сотне ярдов поодаль хижина на сваях — просто крыша из пальмовых листьев на четырех столбах без стен. Но под навесом была манящая тень, так что мы отправились туда и устроились отдохнуть.— Так ты уверен, что это Каранамбо? — спросил Боб.
— Так объяснял хозяин нашей крылатой колымаги.
— Н-да, не слишком перенаселенное местечко, — сказал Боб, окидывая взглядом группу индейцев.
Примерно в полумиле справа от нас посреди саванны тянулась бровка запыленного зеленого леса. Из этой полоски неожиданно возникло некое странное авто. Прыгая и временами скрываясь в высокой траве, оно мчалось навстречу нам, а за ним тянулось огромное облако рыжей пыли. Авто подкатило к хижине, где мы сидели. Из него вышел стройный, опаленный солнцем человек и двинулся к нам.
— Мое почтение! Мак-Турк, — лаконично сказал он, протягивая нам руку.
Я было начал извиняться за непрошеное вторжение, но Мак-Турк успокоил меня, сказав, что до него уже дошли слухи о нашем прибытии, и оно не явилось для него неожиданностью.
— Так это что, весь ваш багаж? — удивился он, бросив взгляд на весьма скромную кучку нашего скарба.
Я объяснил, что нам поневоле пришлось путешествовать налегке.
— А я-то думал, вы навезете кучу сетей, веревок и прочего снаряжения, — только и прокомментировал Мак-Турк.
Забрав с самолета пришедшую на его имя почту и товары, Мак-Турк погрузил все это в прицеп, покидал туда же наше нехитрое барахлишко — и вот уже джип несется по саванне с головокружительной скоростью. Мак-Турк, словно заправский гонщик, мчался по красной дороге, лавируя между травянистыми кочками, объезжая рытвины и ямы. Машина бросалась то туда, то сюда, подобно ласточке в небесах, а мотавшийся позади прицеп подпрыгивал Я громыхал, словно консервная банка, привязанная к хвост дворовой шавки. Индейские мальчишки, которых наш любезный хозяин взял покататься, весело смеялись и переговаривались, крепко держась за борта прицепа.
Еще миля — и машина, с ревом вылетев из травы, нырнула в лес и пошла лавировать между деревьями по извилистой колее. Стремглав пересекли следующий участок саванны, зигзагами пронеслись через островок леса — и выехали на прогалину, где стоял дом Мак-Турков. Куры так и прыснули врассыпную из-под колес, а когда мы подкатили к дому, на нас с яростным лаем напустилась свора собак. А вот и сама миссис Мак-Турк выходит нас встречать — стройная, смуглая, а как идут ей голубые джинсы!
Дом четы Мак-Турк показался мне одним из самых оригинальных и удивительных жилищ, которые мне когда-либо доводилось встречать. Он был квадратным в плане, сложен из кирпича, сырьем для которого послужила местная красная глина, а венчала все сооружение огромная коническая крыша из пальмовых листьев — одна на всю постройку, так что вся конструкция в целом напоминала гигантский тропический улей. Поскольку потолков в комнатах не имелось, то, запрокинув голову, вы видели вершину кровли где-то на высоте пятидесяти футов, а забравшись на стул, можно было заглянуть поверх стены в соседнюю комнату. Но и это не все — в гостиной возвели только две внутренние стены, а внешние возвышались лишь фута на я два от земли, так что, когда вы сидели за обеденным столом, то вам ничто не мешало любоваться фруктовым садом в и спускающейся к воде рощей. Обстановка гостиной состояла из радиотелефона, огромного стола, нескольких обширных гамаков, подвешенных в стратегически важных точках, и одного-двух стульев. Разнообразное диковинное оружие украшало стены: тут были и луки со стрелами, и духовые трубки, ружья и винтовки, копья и удивительные головные уборы из перьев; вперемежку со всем этим богатством были развешаны для просушки пучки кукурузных початков.
Все это великолепие, равно как и наслаждение от превосходного обеда, мигом померкло в моих глазах, когда я узнал, что, оказывается, универсального магазина в Каранамбо не было и в помине. Хуже того, у Мак-Турка не было ни ящиков, ни дерева, годного для изготовления клеток. Похоже, Мак-Турк еще и посмеялся про себя над моей наивностью — как можно было верить идиотским бзикам, будто в такой глуши, как Каранамбо, есть супермаркет! Чем больше я впадал в отчаяние, тем веселее становился он.
— То-то я удивлялся, почему вы не привезли с собой веревок и прочих снастей, — сказал он. — Я как услышал, что едут отважные ловцы, так сразу подумал: вот уж наверняка везут кучу разных капканов, приспособлений и всего такого.