Три билета до Эдвенчер
Шрифт:
Кордаи объяснил, что индейцы пришлют за нами каноэ, но прежде до них еще нужно докричаться. Мы трое — Боб, Айвен и ваш покорный слуга присели покурить, а Кордаи закатал штаны, обнажив тонкие кривые ноги, и зашел по колено в воду. Сперва он несколько раз прокашлялся, затем встал в позу знаменитого оперного тенора на прославленной сцене и издал такой пронзительный, душераздирающий вопль, что даже у невозмутимого Айвена дрогнули губы и из них выпала сигарета. Жуткий вопль пронесся над недвижною водною гладью, тысячекратно отразился эхом в зарослях тростника и в кронах деревьев, и на стадии затухания приобрел сходство с доносящимся из глубокого подвала визгом закалываемого там целого стада свиней. Я оглядел противоположный берег в полевой бинокль — никаких признаков жизни. Кордаи подтянул штаны, набрал полную грудь воздуха,
— У меня разрывается сердце, как он дерет себе глотку! Ей-богу, больше не могу! — запротестовал он. — Отойдем-ка подальше, чтоб не слышать, а когда он наорется, то придет и скажет.
Неплохая мысль, подумал я. Мы углубились в лес и отступали до тех пор, пока голос Кордаи сделался едва слышным. Здесь мы решили посидеть и подождать. Целый час бедняга простоял по колено в воде, каждые пять минут посылая душераздирающий сигнал, пока голос у него не стал совсем хриплым и тонким, а мы окончательно не истрепали себе нервы.
— Боюсь, что там просто никого нет, — сказал Боб, не вынимая пальцев из ушей. — Если даже там кто-то и был — боюсь, от такого крика они все просто передохли как мухи.
— А может, напротив, нужно помочь ему? — предложил я.
— Ему-то?! — изумился Боб. — Ты еще будешь утверждать, что ему без нас не хватает голоса?!
— А что, если и в самом деле так? — сказал он. — Как-никак, четыре глотки будут мощнее, чем одна.
— Сомневаюсь… Конечно, попытка не пытка, но если уж индейцы не услышали его верхних нот — значит, они там все глухие от рождения.
Мы возвратились к озеру и, войдя по колено в теплую, как парное молоко, воду, присоединились к Кордаи. После первой же совместной попытки стало понятно, почему наш провожатый кричал пронзительным фальцетом. Орать нормальным голосом было бессмысленно — из-за непонятных акустических особенностей данной местности только пронзительные, как тирольские напевы, звуки давали желаемый результат, вызывая эхо, а все звуки более низких регистров просто-напросто гасли.
Поняв, что от нас требуется, мы дружно принялись издавать такие звуки, что у непосвященного неизбежно создалось бы впечатление, будто он попал к грешникам в девятый круг Дантова ада. Все шло как нельзя лучше — казалось, даже поверхность воды вибрировала от нашего дружного хора. Внезапно мой взгляд упал на Боба в тот момент, когда он, в порыве вдохновения войдя во вкус, старательно выводил фальцетом длинную руладу. Меня разобрал такой смех, что мне ничего не оставалось, как сесть на песок и попытаться успокоиться. Боб последовал за мной, Мы сидели рядышком и любовались сияющей гладью озера.
— А не попробовать ли переплыть его? — предложил Боб.
Я недоверчиво смерил глазами расстояние:
— Легко сказать переплыть — тут с добрых полмили будет! Впрочем, попробовать можно, если не спешить.
— Я про то и говорю. В конце концов, чего ради мы отшагали такой маршрут? Чтобы повидаться со здешними индейцами! Так почему же мы должны уходить ни с чем? — запальчиво сказал Боб.
— Прекрасно, — сказал я. — В путь!
Мы разделись донага и вошли в воду.
— Что вы собираетесь делать, шеф? — с тревогой спросил Кордаи.
— Плыть на ту сторону! — бодро ответил я.
— Да что вы, хозяин. Разве тут можно плавать?
— А что тут такого? Не сам ли ты, дружище, хвастался, что переплывал его много раз?
— Так-то так, но для вас оно слишком широко, шеф, — пропищал Кордаи.
— Ерунда, милейший ты мой! Ваш покорный слуга переплывал такие озера, по сравнению с которым это — просто жалкая лужица! Меня даже медалями награждали за сверхдальние заплывы.
Последний аргумент окончательно сразил моего собеседника — по-видимому, он и понятия не имел, что за штуки такие медали и с чем их едят. Мы все глубже заходили в озеро, и к тому моменту, когда достигли края тростниковых зарослей, были по шею в теплой, золотистой, словно мед, воде. Тут мы на мгновение задержались, чтобы определить на противоположном берегу ближайшую к нам точку, и вдруг до меня дошло, что мы оба, пускаясь в плавание, забыли снять с себя шляпы. Право, в жизни не видывал забавнее зрелища: мой друг по-лягушачьи разгребая темную воду, упрямо плывет к цели, а на один глаз у него элегантно свисает шикарная
зеленая шляпа с загнутыми полями! Меня разобрал такой истерический смех, что у самого чуть не слетела шляпа.— Что стряслось? — спросил Боб.
Я принял вертикальное положение в воде, пытаясь отдышаться.
— Да так: смотрю на одного славного путешественника и думаю: что же ты, дружище, не сообразил надеть шляпу побольше? Сел бы в нее и запросто переплыл. Эх ты, шляпа!
— От шляпы слышу, — парировал Боб. — Ты ведь тоже в шляпе.
— Так это на случай, если повстречаем на том берегу прекрасных индианок. По-моему, джентльмен всегда должен быть при шляпе, иначе как же ты собираешься приветствовать даму?
Развивая эту тему, мы до того обессилели от смеха, что Решили полежать на спине и отдохнуть. И хорошо, что не поплыли дальше: впереди раздался зловещий плеск, а по воде пошла непонятного происхождения рябь. С берега до нас донеслись крики Айвена и Кордаи.
— Назад, хозяин! Это очень злые рыбы! — кричал Кордаи. — Боюсь, что это пираньи, сэр! — добавил Айвен своим бесстрастным голосом.
Мы с Бобом переглянулись, посмотрели на стремительно приближавшееся к нам пятно ряби и понеслись назад с такой скоростью, которая уж точно обеспечила бы на полный комплект наград на любых спортивных состязаниях. Мокрые, запыхавшиеся, но по-прежнему не снимая наших идиотских головных уборов, мы голые, но в шляпах выбрались на берег.
— Так это действительно пираньи? — спросил я Айвена, переведя дух.
— Не знаю, сэр, — ответил он, — но вряд ли стоило рисковать, если это действительно были они.
Полагаю, не лишним будет разъяснить, что пиранья — одна из самых отвратительных пресноводных рыб. Это плоская, мясистая, серебристая рыба, у которой нижняя челюсть выдается настолько, что рыба похожа в профиль на бульдога. Ее челюсти снабжены рядами самых жутких зубов, какие только можно встретить в мире ихтиофауны. Эти зубы имеют треугольную форму и, когда рыбина смыкает свои зловещие челюсти, прилегают друг к другу столь точно, словно зубья шестерен. Пираньи живут гигантскими полчищами в большинстве тропических южноамериканских рек и снискали себе дурную славу. Они чуют в воде кровь на огромных расстояниях, и малейшая капля ее собирает всех пираний в стаю, которая с невероятной скоростью устремляется к месту происшествия в предвкушении сытной трапезы. Однажды даже был проделан эксперимент: взяли только что убитую капибару — это такой южноамериканский грызун размером в крупную собаку, — опустили на веревке в реку, кишащую пираньями и включили секундомер. И что же? Жирная тушка капибары весом в 100 фунтов оказалась объеденной до костей за 55 секунд. При изучении скелета обнаружилось, что некоторые рыбы, силясь содрать мясо, прокусывали насквозь ребра. Для меня так и осталось тайной, точно ли пираньями были те рыбы, встречи с которыми мы избежали; но я думаю, что мы мудро поступили, что выбрались на берег — в стаю голодных пираний заплывают только один раз.
Айвен и Кордаи возобновили попытки докричаться до индейцев, а мы с Бобом вернулись на заброшенную ферму и принялись расхаживать голышом на солнечной поляне, обсыхая после рискованного заплыва. Из любопытства заглянув в доживающую свой век хижину, мы нашли там наполовину вросшую в землю длинную доску. А ведь всякий, кто когда-либо занимался ловлей животных, знает, что нелишне заглядывать под каждую доску, корягу или камень на своем пути — а вдруг под ними скрывается какое-нибудь редкое создание, которое ты иначе бы пропустил! Привычка переворачивать все, что попадалось на наем пути, дошла у нас едва ли не до автоматизма. Так и сей раз — едва увидев доску, мы с Бобом инстинктивно нагнулись и бесшабашно перевернули ее.
В открывшейся пахнущей сыростью ямке возлежала длинная и грозная на вид змея. Оказавшись в положении «двух голеньких свинок без шляп и ботинок» (точнее сказать, без всего, кроме шляп и ботинок, но это не меняет сути дела!), мы чувствовали, что преимущество за противником. Но змея по каким-то причинам этим не воспользовалась и продолжала неподвижно лежать, уставившись на нас. Мы замерли и, не сходя с места, принялись шепотом обсуждать план ее поимки.
— У меня в кармане брюк есть кусок веревки, — обнадеживающе сказал Боб.