ТРИ БРАТА

– Тебе скажут когда.

– Кто скажет?

– Кому надо, тот и скажет.

– Буду ждать, – ответил Танхум и перешел к другой кучке людей – авось удастся там узнать, когда все-таки собираются отправить обоз.

Долго еще толкался Танхум на улице, пока ему не удалось выяснить, что сопровождать обоз выделены проверенные комбедовцы, а лошадей будут брать у зажиточных хозяев. Страшась, как бы и в самом деле ему не пришлось дать лошадей продотряду, Танхум запряг их в бричку и покатил в Бурлацк.

Евтихий и атаман поджидали его. Они не столько хотели спасти хлеб Танхума, сколько испытать свои силы, собранные ими для борьбы с продовольственными отрядами. Горячку, собственно, порол атаман.

– Надо, непременно надо отбить хлеб у большевиков, – наседал он на более осторожного Евтихия.

– Зачем нам рисковать жизнью ради чужого хлеба? – старался охладить его пыл Евтихий. – Лучше сберечь силы, сохранить их на тот случай, если придется защищать свое добро, свой хлеб.

Но атаман ничего и слушать не хотел:

– Бойцы могут разложиться без боевого крещения. Надо им дать понюхать пороху – пусть закаляются, пусть, когда красные нападут на нас, будут хоть немного обстреляны. Ну, а если против нас пошлют крупные силы, – тут уж придется рассыпаться по балкам и прятаться в камыши. Так или иначе боевой опыт нам не помешает. Да и нападать на большевиков надо всюду, где только возможно.

Атаман убедил Евтихия, который был его правой рукой, что нужно вызвать людей и отправить их на боевую операцию – перехватить хлеб по дороге в Гончариху.

Увидев в окно Танхума, подъехавшего к его дому на взмыленных лошадях, Евтихий понял, что нужда здорово припекла его, если он, всегда такой рачительный хозяин, чуть не загнал свою любимую упряжку.

– Завтра хлеб вывозят в Гончариху! – крикнул Танхум.

– Ты мне одно скажи – хочешь вернуть свой хлеб? – спросил Евтихий.

– Конечно, хочу.

– Ну, тогда мы дадим тебе ружье и несколько человек на подмогу. Выбирайте удобное для засады место и неожиданным ударом заставьте продотряд повернуть лошадей сюда, к Бурлацку… Ну, а мы тут уж разберемся, что к чему.

– Ружье?… – переспросил Танхум.

Он хотел сказать, что и стрелять не умеет, но спохватился – негоже ронять себя в глазах своих заступников.

– Да я и с палкой в руке пошел бы драться, лишь бы вернуть хлеб, – храбрился Танхум.

– Сколько человек будет сопровождать обоз? – спросил его атаман.

– Не знаю, кажется, немного.

– А что ты сделаешь, если вышлют целый отряд? – вмешался в разговор Евтихий.

– А для чего им отряд? Ведь у них и в мыслях нет, что на них могут напасть, – ответил Танхум. – Недалеко от Садаева есть Камышовая балка, вот туда и надо выехать, чтобы подстеречь обоз.

– Ну, добре, – согласился атаман, – я сейчас вызову сюда людей и прикажу поехать с тобой. Подготовься…

Атаман дал Танхуму обрез и предложил поупражняться немного в стрельбе перед выездом на операцию. Он научил Танхума заряжать и разряжать оружие, и тот, выйдя во двор, стал стрелять в ворон, опустившихся на ток Евтихия. Испуганные вороны, шумно замахав крыльями, взмыли вверх, лишь одна упала на землю.

– Попал! – не своим голосом закричал Танхум. Ему хотелось, чтобы атаман видел, какой он, Танхум, меткий стрелок. Ему и в голову не приходило, что в него самого, как в эту вот жалкую ворону, может угодить пуля.

Танхум увлекся стрельбой и не сразу заметил, как ко двору Евтихия подъехали три всадника на хорошо откормленных конях. Они привязали лошадей к коновязи и вошли в дом, где их уже поджидал атаман. Вскоре вошел сюда и Танхум. Прибывшие по-военному козырнули атаману и вытянулись перед ним в струнку. Глядя на них, Танхум тоже вытянулся, но у него это вышло так неловко, что казалось, будто он их передразнивает.

– Вольно! – обронил атаман и, помолчав немного, сказал: – Вам боевое задание: в районе Садаева надо задержать подводы с хлебом. С вами поедет он… – атаман указал на Танхума рукой.

– Есть, – дружно ответили вооруженные обрезами бандиты.

– Подводы захватить и повернуть в Бурлацк, – продолжал атаман. – Удар должен быть внезапным и стремительным, человек из Садаева покажет вам удобное для засады место, – он опять показал на стоявшего перед ним Танхума, который заискивающе смотрел на него.

– Покажу… А как же иначе?… – угодливо поддакнул Танхум.

– Как только на дороге покажутся подводы, отрежьте им дорогу спереди и сзади и заставьте повернуть в Бурлацк… – продолжал пояснять атаман, как бы не замечая Танхума. – Ясно?

– Ясно, – последовал ответ.

– Тогда выполняйте приказ. Захватите с собой оружие и боеприпасы – и айда по коням… А ты хорошо верхом ездишь? – впервые удостоил он внимания Танхума.

– Что за вопрос… Я с малых лет к этому приучен.

– Тогда по коням!

Танхум и остальные бандиты быстро отвязали лошадей и по двое в ряд двинулись по направлению к Садаеву.

11

В бурке, вооруженный обрезом, Танхум ехал на одной из своих буланых кобыл. Бок о бок с ним скакал рябой, со шрамом на лице всадник, который почему-то пристально вглядывался в своего напарника, будто стараясь вспомнить, где и когда встречал его. Плясавший под ним жеребец обнюхивал буланку Танхума и настораживал уши, то ли собираясь сдружиться с соседкой, то ли ударить ее копытом. А та, весело заржав, вдруг припустилась бежать неровным галопом. Танхум натянул поводья.

– Хорошая кобылка! – одобрительно отозвался о буланке рябой. – Твоя или дали тебе?

– Ага, – неопределенно ответил Танхум, избегая смотреть рябому в глаза.

Танхуму вдруг показалось, что этот рябой похож на того самого конокрада, которого он, Танхум, будучи сотским, избил и ограбил.

Мысль об этом нагоняла на Танхума страх.

«А что, если он захочет отомстить мне за то, что я избил его там, в погребе? Что ему помешает убить меня сейчас? – проносились в голове Танхума страшные мысли. – Зачем мне ради хлеба пропадать? Ну, увезут хлеб, увезут – так другой вырастет. Лишь бы самому уцелеть!»

Эти мысли мучили Танхума всю дорогу, тисками сжимали сердце.

– Ты сам-то откуда? Из Садаева, что ли? – начал расспрашивать Танхума рябой.

– Оттуда, – согласно кивнул головой Танхум.

– Зачем же ты пристал к атаману? – удивился он. Танхуму не хотелось откровенничать с рябым, и, чтобы не открывать ему истинной причины своих действий, он ответил на вопрос вопросом:

– А почему вы пристали к нему?

– Я пристал, – с кривой усмешкой ответил рябой, – чтобы бить и грабить ваших. А ты что? Своих бить будешь, что ли?